Фейсбук и инстаграм вместо полтергейста и чертей: Три современных арт-хоррора на выходные

«Я прелесть, живущая в доме»

На режиссера Оза Перкинса свалились разом две американские катастрофы 1990—2000-х. Его отец Энтони Перкинс (тот самый, сыгравший Нормана Бейтса в «Психо» Альфреда Хичкока) умер от СПИДа, а мать — известный фотограф Берри Беренсон была в числе заложников самолета, направленного на башни-близнецы 11 сентября.

Контур отсутствия близких людей, постоянное ожидание катастрофы, наконец, атмосфера траура всегда сопровождают и вязкие, очень медлительные хорроры Перкинса. Помня поэтический дебют режиссера «Февраль», от нового фильма ждешь похожего: несколько повествователей и неявных пересечений между их историями — которые в конце неочевидно сойдутся и срифмуются. Ожидания оправдываются, хотя «Прелесть» обманчиво предстает куда более минималистичной или даже аскетичной картиной. Кажется, что здесь всего один рассказчик, но на самом деле их четыре: работница паллиативной помощи Лили (Рут Уилсон), писательница Айрис Блум, за которой она ухаживает, книга и призрак, эту книгу надиктовавший.

«Прелесть» предстает минималистичной или даже аскетичной картиной.

Перкинс, снова отказавшийся от простоты конструкции, обращается к классическому канону неовикторианского романа, где незнакомец прибывает в дом, а в нем окопался некий затворник, припрятавший манускрипт о прошлых жильцах и их тайнах. Так и здесь: Лили въезжает в дом страдающей деменцией писательницы грошовых готических и хоррор-романчиков; радио включается само по себе; Айрис называет Лили чужим именем — Полли. Чтобы понять, что за чертовщина происходит, Лили обращается к роману Блум «Леди в стенах», где главную героиню — угадайте — зовут Полли.

Здесь есть все знакомые повороты винта: нечто притаившееся под половицами, разбушевавшаяся техника, странная старушка, загадочная незнакомка, соскользнувшая со страниц книги в реальную жизнь, — но уже какие-то другие. Перкинс пересобирает конвенции жанра, складывая в медитативный слоубернер, концентрирующийся даже не на сюжете, а на доме, этот сюжет вмещающем. Не зря львиную долю фильма камера фиксирует коридоры и лестничный пролет, а вовсе не героев: каждый дом — это, по сути, палимпсест историй, неистребимый запах предыдущих владельцев, их призрачного пребывания. Толпы живых вытаптывают следы мертвецов, но не до конца. А зря.

«Веб-камера»

Элис работает вебкам-моделью под псевдонимом Лола (Мадлен Брюэр), устраивая стримы, в которых имитирует самоубийство. У Лолы есть узкий, но преданный круг поклонников, готовых донатить, чтобы та и дальше расширяла границы экстрима. Цель девушки — попасть в топ-50 вебкам-моделей. Когда ее рейтинг снижается, она готова поступиться главным принципом — раздеться перед зрителями, а позже даже устраивает шоу с секс-игрушками.

Собственно, вся хоррорнутость фильма именно в соцсетях: в один день героиня не может зайти в свой аккаунт и обнаруживает, что ее шоу транслируется в прямом эфире, где псевдо-Лола общается с подписчиками в реальном времени. Первым делом Лола — настоящая — грешит на пороки собственного восприятия (может, это глюк, а в онлайне прокручивается одна из ее старых записей?). Выясняется худшее: Лолу вытеснил зловещий цифровой двойник. Куда страшнее — кажется, он популярнее оригинала.

«Веб-камера» анализирует современные технические обсессии, сшитие человека и машины.

Беззащитный от сравнений с сериалом «Черное зеркало», этот диджитал-хоррор (половина действия происходит на экране компьютера) не без изящества показывает, что вместо чертей и полтергейста современному человеку являются фейсбук и инстаграм. «Веб-камера», понятное дело, анализирует современные технические обсессии, сшитие человека и машины — такое уже было. Куда интереснее высказывание фильма о том, что интернет-двойники намного страшнее настоящих, из плоти и крови. Такой цифровой самозванец опаснее любого привидения из готического замка. В отличие от последнего виртуальный призрак Лолы всегда не один — он в сотнях, если не в тысячах экранов, высовывается из каждого смартфона.

Любопытно, что написавшая сценарий бывшая вебкам-модель Исса Мацеи изначально задумывала снять документалку о теневой стороне вебкам-бизнеса. А получилась жуткая история о том, что мир полон наших виртуальных «я», цифровых симулякров, смешавшихся с оригиналами в такой реальности, где уже не отличить, что настоящее, а что подделка. Одно с легкостью может подменить другое — а вы и не заметите.

«Ведьмы»

А здесь средневековая хтонь в актуальном фем-изломе. Словом Hagazussa (оригинальное название фильма) в немецкоговорящих странах позднего Средневековья — раннего Ренессанса называли ведьм и демонов в женском обличье. Именно так жители австрийской деревни XV века нарекают затворниц Марту и ее дочь Альбрун. Их небольшую сторожку, от которой веет нездешним дьявольским сквозняком, стараются обходить все крестьяне. Альбрун гнобят из-за отсутствия мужа, но что хуже — вслед за матерью она без участия биологического отца непонятным образом рожает дочку.

Женщина изображена как биологический фрик, а оттого — сторонник темной жизни.

Важнейшая эстетически-гендерная установка «Ведьм» — перепрошить расхожий хоррор о колдуньях через феминистскую оптику. Своего рода это история в духе Шарля Перро, скрещенная с программными статьями так называемого спиритуалистского феминизма второй волны, который популяризовал образ ведьмы как фигуру протеста и непокорства.

Режиссер «Ведьм» Лукас Файгелфельд выбирает местом действия континентальную Европу, барахтающуюся в вязком, темном Средневековье, — чтобы продемонстрировать мизогинию, которая привела к самому известному феминоциду в истории. В этом смысле «Ведьмы» — портрет времен, когда одна принадлежность к женскому полу приравнивалась к сношению с Сатаной и занятиям оккультизмом.

«Ведьмы» — как и свойственно феминистскому высказыванию — очень телесная, даже физиологическая картина. Файгелфельд явно провел не один месяц в изучении трактатов инквизиции: то, что описывалось ими как дьявольщина, представлено в «Ведьмах» с лихвой. Фертильность, менструация, кормление грудью, мочеиспускание — все это религиозная догма считала нечистоплотным порождением зла. Файгелфельд главным образом концентрируется именно на документально заверенной демонизации женщин из-за их телесной инаковости, и фильме женщина показана как биологический фрик, а оттого — приверженец темной, небогоугодной стороны жизни.

Все фото: IMDb