Олег Климов — о том, как власть запрещает видеть

На прошлой неделе пленум российского Верховного суда вынес свой законодательный вердикт на право делать и публиковать фотографии — изображения человека и гражданина Российской Федерации.

Как тут не вспомнить толкователей Корана, порицавших художников за создание визуального образа человека или животного как за уподобление себя Всевышнему. В исламе за такое грозит расплата на небесах. Верховный суд с наказанием предпочитает не затягивать — до шести лет лишения свободы (за нарушение неприкосновенности частной жизни, ст. 137 УК РФ.)

Теперь необходимо разрешение от каждого гражданина, чтобы не только снять, но и опубликовать его образ. Заметьте, речь уже не идёт об авторских правах фотографа на изображение — любая фотография как визуальный образ гражданина принадлежит исключительно гражданину, запечатлённому на фотографии, а не автору и создателю этого образа. Если фотограф не спросил разрешения, то его действия могут быть классифицированы как «воровство личного образа» (на фотографии, сделанные сотрудниками спецслужб для большого государственного фотопроекта «Их разыскивает милиция» эти нормы не распространяются). Давайте разберёмся, насколько всё это соответствует здравому смыслу.

{"img": "/wp-content/uploads/2015/06/nkvd_01.jpg", "text": "Фотографии граждан, сделанные сотрудниками НКВД, после чего расстрелянных в Москве и Московской области (Бутово). Материал из фондов музея и общественного центра имени Андрея Сахарова, Москва."}

Образ по своей сути — не изображение конкретного гражданина, и потому не может ему принадлежать.
Известно, что, например, уличные фотографы не снимают конкретных личностей. Как правило, в кадр эти личности попадают случайно и образуют некий визуальный образ, дополненный множеством неповторимых обстоятельств. То есть этот визуальный образ уникален, и, разумеется, его авторство принадлежит создателю — фотографу.

Но с точки зрения Верховного суда образ может быть как положительным, так и отрицательным. Как для граждан на этой фотографии, так и для самого государства. Здесь действительно есть совпадение интересов государства и гражданина, и это позволяет Верховному суду имитировать в своей декларации защиту права гражданина на частную жизнь.

Государство может классифицировать действия гражданина, но не его образ.
Любой человек, прогуливающийся по улице, может считаться лицом общественным, находящимся в общественном пространстве. Государство может давать оценку действиям гражданина, но не может приказать ему выглядеть в образе будущего строителя коммунизма или патриота Отечества. Не может, главным образом, потому, что каждый человек по своей природе индивидуален — в этом заключается его уникальность, как для общества в целом, так и для фотографии в частности.

Новый закон предусматривает особенное отношение к «публичным фигурам», но публичным можно считать каждого.
Верховный суд разделил граждан на публичные фигуры и государственных деятелей (их можно снимать без спроса) и на всех остальных (снимать без спроса запрещено). Кажется, что такое неравенство — в защиту большинства граждан, а не элиты. Но в действительности всё наоборот. Любой человек, даже не гражданин, проживающий в демократическом государстве, может быть как публичной, так и общественной фигурой уже по самому нахождению в обществе, а не в одиночестве или среди животных. По крайней мере, это формально гарантировано Конституцией. Общественная деятельность — не должность в государстве и даже не служба Отечеству. Это служение человеку и обществу.

{"img": "/wp-content/uploads/2015/06/nkvd_02.jpg", "text": "Фотографии граждан, сделанные сотрудниками НКВД, после чего расстрелянных в Москве и Московской области (Бутово). Материал из фондов музея и общественного центра имени Андрея Сахарова, Москва."}

Повышенный интерес государственного регулятора к фотографиям — сигнал о том, что общество освоило визуальный язык.
Государство никогда прежде не уделяло столь пристального внимания фотографии. Это может означать только одно: миллионы граждан сегодня умеют не только говорить и писать, но и научились создавать насыщенные смыслом визуальные образы (благодаря развитию технологий и культпросвету в виде фотосеминаров и мастер-классов, организованных фотографами-подвижниками). Это прогресс, остановить который невероятно сложно, какие бы постановления ни выносил Верховный суд и какие бы законы ни принимали депутаты Госдумы.

Вербальные знания давно преобладают над знаниями визуальными в силу ряда причин, но современные тенденции развития общества и технологий как раз говорят в пользу того, что визуальные коммуникации имеют гораздо больше перспектив в современном обществе, чем вербальные, давно апробированные и весьма устаревшие. Мы уже давно используем инфографику, создаём домашнее видео и можем самостоятельно выстроить фотоисторию из сделанных лично нами фотографий — так называемые визуальные истории, которые образно могут повествовать о происходящих событиях, явлениях и конкретных людях. Если раньше мы показывали свои фотографии только друзьям и родственникам, то сегодня мы можем показать их всему миру, а не только в своем Отечестве. Является ли такого рода повествование объективным? Конечно нет. Как и любое вербальное повествование, творческая фотография субъективна, но от этого она не становится менее значимой.

По сути постановление пленума Верховного суда — это узурпация государством права на фотографию и её использование гражданами, не имеющая ничего общего с правами на неприкосновенность частной жизни. Проще говоря, это визуальная цензура. Интересно, что визуальной цензуры как таковой у нас прежде не существовало. Был Главлит, в конце концов, Агитпроп, но все те правила и инструкции касались в большей степени вербальной передачи информации, а не визуальной. Речь шла о прессе, а не об отдельных гражданах, которые сегодня, используя интернет, могут единолично представлять собой СМИ.

Вместе с тем история показывает, если у вас украли или аннексировали право говорить или писать, то будьте уверены, у вас попытаются узурпировать и право видеть, не говоря уже о праве самим создавать и тиражировать визуальные образы. Во времена мракобесия и инквизиции эти права принадлежали исключительно богам, кем и сегодня мы не являемся, но по-прежнему хотим творить «по образу и подобию».

{"img": "/wp-content/uploads/2015/06/nkvd_03.jpg", "text": "Фотографии граждан, сделанные сотрудниками НКВД, после чего расстрелянных в Москве и Московской области (Бутово). Материал из фондов музея и общественного центра имени Андрея Сахарова, Москва."}