Немецкий Киев в фотографиях Герберта Листа и донесениях агентов НКВД

Он был гомосексуалом, евреем по бабушке, известным в парижской богеме фотографом и немецким солдатом. До начала войны Герберт Лист успел поработать для Vogue, Harper’s Bazaar и Life, увлечься сюрреализмом и поснимать обнажённых юношей в развалинах Парфенона. После стал членом-корреспондентом агентства Magnum и крупнейшим коллекционером графики.

Во время войны Герберт Лист побывал в оккупированной Украине — и в этой съёмке она выглядит до неприличия благополучной. Киев на фото светлый, мирный, почти безлюдный. Кажется, с тех пор его тротуары не были настолько чистыми. Картина особенно неправдоподобная, если сравнивать с донесениями работавших в городе агентов НКВД.

29-летний Иван Кудря с позывным «Максим» стал одним из командиров разведывательно-диверсионных групп, оставшихся в Киеве после отступления Красной армии в сентябре 1941 года. Лейтенанту госбезопасности с документами учителя украинского языка, больного эпилепсией и потому непригодного к службе, помогали два радиста с техникой, несколько залегендированных чекистов и внештатных осведомителей НКВД.

Ни одна из раций не смогла связаться с Центром, а в следующем году ключевые члены резидентуры были убиты гестапо. Поэтому о ситуации в городе и деятельности подполья мы узнаём из отчётов советских агентов, сумевших добраться в Киев, установить контакт с группой Кудри и вернуться с информацией через линию фронта.

Сотрудники НКВД Елизаров, Могендович и Ганоцкий попали в плен вместе с отступающими из Киева солдатами 25 сентября 1941 года. В лагере им удалось скрыть ведомственную принадлежность, через месяц подкупить припрятанными наручными часами переводчика и выйти на свободу — как «украинцы» и «жители Киева». Чекисты смогли установить связь с группой Кудри, с её помощью покинули город и в конце декабря вышли к советским позициям. По прибытии они написали доклад «О положении в оккупированных немцами районах УССР и РСФСР».

«В силу отсутствия железнодорожных перевозок снабжение Киева продуктами продовольствия сильно затруднено, что вызывает спекуляцию и дороговизну. По базарным ценам буханка хлеба стоит 120–150 рублей, десяток картошки — 10–15 рублей, стакан пшена — 15 рублей, литр молока — 30–40 рублей.
…
По Киеву открыто несколько рабочих столовых, в которых обед низкой калорийности и без хлеба стоит 8–10 рублей. Одновременно с этим открыто несколько частных ресторанов, где тот же обед без хлеба, но несколько лучшего качества стоит 20–25 рублей, причём, чтобы получить обед в рабочей столовой, необходимо простоять в очереди от трёх до шести часов.
…
Все в прошлом уволенные с предприятий и учреждений, а также вновь прибывшие в Киев обязаны немедленно зарегистрироваться на бирже труда и через каждые две недели являться для перерегистрации. Отметки биржи проверяются районными управами при выдаче хлебных карточек».

«Характерно отметить — немецкие власти, поддерживая украинцев, одновременно зажимают любые проявления их, направленные к созданию „Самостийной Украины“, без всяких стеснений арестовывая украинцев даже из видной „верхушки“, которые чересчур активизируют свою националистическую деятельность или начинают выражать недовольство своими „вызволителями“. Немцы, за исключением создания украинской полиции, предоставления права на вывешивание жёлто-блакитных прапоров, других прав украинцам не только не предоставляют, но и ограничивают в жёстких рамках деятельность местных самоуправлений. Такое отношение немцев находит в среде украинских националистов болезненное отражение и вызывает разногласия, в связи с чем за последнее время среди руководящей части украинских националистов заметно сильное брожение».

В начале 1942 года для возобновления связи с киевской резидентурой десантировались три сотрудника НКВД. Из-за ошибки в навигации они приземлились за сотни километров от города, вынуждены были закопать рацию, оружие и бланки документов. В Киев агенты дошли только в марте, и только в июне двое из них — с позывными «Учитель» и «Лилия» — вернулись на советскую территорию. Дальше — цитаты из совместного их отчёта.

«Прекраснейший город, находясь только шесть месяцев в руках у немцев, теперь представлял из себя что-то необычайное. В прошлом красивые улицы, переполненные молодёжью, теперь напоминали сплошные пожарища. Всюду развалины, грязь. По улицам изредка пробегают, оглядываясь по сторонам, отдельные люди. На перекрёстках улиц разгуливают украинские полицаи, выполняющие у немцев роль холуев и дешёвеньких ищеек.
…
Ещё несколько месяцев после расправы над евреями киевляне наблюдали, как пристреливались на улицах оставшиеся единичные евреи и все те, кто хоть немного имел сходства с ними, а зачастую и русские, чем-либо не понравившиеся тому или иному мерзавцу. Трупы валялись на улице по нескольку дней с надписью „це жид“.
…
Оставшиеся в Киеве в подполье оуновцы издают красочные плакаты о зверствах немцев и расклеивают на столбах и зданиях листовки, призывающие народ к совместной беспощадной борьбе против общего врага — Гитлера. Все замеченные около этих листовок немцами арестовываются на месте».

«Предприятия частично восстановлены. Так, например, работали: „Большевик“, „Ленкузня“, „Цепи Галля“, спиртоводочный, дрожжевой, газовый (на Подоле), кабельный, 52-й завод переключён на ремонт автомобилей, „Арсенал“ — на ремонт танков, где работает 25 % чехов. Работают также: фабрика „Карла Маркса“ в Демеевке, два цеха колбасной фабрики в Дарнице, пивзавод в Демеевке. Несколько раз восстанавливался хлебозавод, но каждый раз взрывался.

Электроосвещение и водопровод имеются только в домах, занимаемых немцами.

Учебные заведения — работали только: 1-й медицинский, ВЭТИ (первый и второй курс) — Голосиево и сельхозинститут.

Театры не работали. Подготавливались к открытию оперный и драматический. Кинотеатры: бывший „Комсомольский“ и на углу Красноармейской, причём первый — только для немцев».

«Торговля. Магазинов совсем нет, кроме двух комиссионных. На улицах открыты мелкие киоски частного порядка, где можно найти по баснословно высоким ценам сахар, сигареты, пряники и самые дешёвенькие конфеты. Вся торговля сосредоточена на Евбазе, поддерживаемая в основном крестьянами окружающих сёл, спекулянтами и частными торговцами.

Из-за большой безработицы, отсутствия денег у населения и чрезвычайно высоких цен на базаре проводятся „обменные операции“, причём за два килограмма хлеба можно выменять хорошее платье или костюм.

Введена карточная система на хлеб, который выдаётся только два раза в неделю по 150 грамм на человека, рабочим — по 200 грамм».

«Открыто много кафе, работают также две бани и парикмахерские, но везде написано „только для немцев“.
…
Учитывая, что по своему характеру немцы привыкли видеть в каждом русском шпиона или партизана, у них особенно распространено наружное наблюдение. По улицам, скверам и бульварам можно видеть праздно шатающихся и рыскающих буквально за каждым прохожим шпиков — как немцев, так и украинцев и русских (особенно много), продавшихся оккупантам».

С мая по июнь 1942 года вместе с Кудрей работал агент-парашютист «Географ». Его дорога домой растянулась на много месяцев, и отчёт о пребывании в Киеве был написан только в марте 1943-го.

«Населения в городе осталось очень мало. Голод, безработица и непрерывная вербовка в Германию, ещё более усилившаяся к лету 1942 года, принудили население покинуть город. В первую очередь убежали, конечно, те, кто имел какую-то связь с деревней, а затем и остальные.
…
Недалеко от Канева я видел киевлянина, доцента технических наук, который бродил по сёлам, обменивая одежду на съестные припасы, и боялся возвращаться в Киев, хотя у него там жена и дети.
…
Трамваи ходят, но не полностью. Водопровод работает. Торговли нет, магазины закрыты. В Киеве есть базар с баснословно высокими ценами, фунт сала стоит 700–800 рублей».

«Те из киевского населения, кто работает на немцев на коммунальных предприятиях, в учреждениях, на производстве или ж.д., получают продпаёк. Насколько мне известно, этот продпаёк состоит из 300–400 грамм хлеба в сутки, небольшого количества масла — 20 гр. в день — и 150 грамм колбасы в неделю. Зарплата в основном на 25–30 % ниже той, что была на этой должности при советской власти.
…
В самом городе днём мужчин останавливают, но редко. Ходить лучше всего в часы, когда народ идёт на работу или с работы. В 19:00 всякое хождение прекращается. По ночам в квартирах делаются облавы, документы проверяются преимущественно у мужчин. Другой целью облав является вербовка в Германию. Эта вербовка идёт через городскую и районные управы, последние рассылают повестки о явке на сборные пункты. Неявка влечёт за собой арест. Те же киевляне говорили мне, что кое-кому удавалось откупиться от отправки в Германию, и вместо них отправили других людей».

«Из газет, выходящих в Киеве, я видел две. „Нове Українське Слово“ — ежедневная газета, выходит на украинском языке. Редактирует эту газету профессор, фамилию не могу вспомнить, фамилия украинская. Газета „Последние новости“ выходит на русском языке, редактор тоже какой-то профессор.

Из этих газет я узнал, что в Киеве работают курсы директоров моторно-тракторных станций и что в Киеве открылись несколько ларьков, продающих газированную воду.

В объявлениях о театрах прочёл, что в оперном идёт опера Чайковского „Пиковая дама“, готовится к постановке „Запорожец за Дунаем“, в драме идёт „Сватання на Гончарівці“. Упоминалась ещё какая-то пьеса Т. Г. Шевченко».

Летом 1942 года резидентура Кудри была разгромлена гестапо, несколько десятков её участников и помощников расстреляны. После войны о них долго не вспоминали, задание считалось проваленным. Но в 1965 году, к двадцатилетию победы, в СССР начался поиск неизвестных героев Великой Отечественной и увековечивание их подвигов. Вся доступная информация о «Максиме» — задания, агентурные справки, отчёты и доклады связных, материалы послевоенных допросов — собраны КГБ в дело из 16 томов. По итогам расследования Ивану Кудре посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Именем Кудри и певицы Раисы Окипной, его агента, названы улицы в Киеве.

Сейчас дело полностью рассекречено и доступно в Отраслевом государственном архиве СБУ, сотрудники которого помогли редакции в подборе материалов.

Фото: Herbert List / Magnum Photos / East News