Первая жертва Первой мировой: За что убили Жана Жореса

В Европе конца XIX века было распространённым явлением, что образованные и воспитанные в духе гуманистических ценностей люди становились социалистами. За марксистскими идеями о классовой борьбе и власти пролетариата не виделось ещё большой крови и тотального государственного принуждения. Было лишь неравенство, был крайне низкий уровень жизни простого человека с мизерным доступом к образованию, медицине, социальным лифтам, принятию решений. И была мысль, что это нужно изменить.

Жан Жорес, профессор философии из Тулузы, — один из таких людей. Несколько раз избирается депутатом, участвует в большой политике, но не забывает о практической деятельности для своего округа. Наибольшей славы он добивается как публицист и оратор. Полный, невысокий, с лицом добряка, небрежный в одежде — профессор Жорес на трибуне преображался настолько, что Троцкий сравнивал его с тысячепудовым паровым молотом.

Вместе с писателем Эмилем Золя и будущим премьер-министром Жоржем Клемансо Жорес добивается реабилитации Дрейфуса — французского офицера, еврея, осуждённого по сфальсифицированному обвинению в шпионаже. Борется с растущим влиянием церкви, в частности с её вмешательством в систему образования. Резко критикует французскую колониальную экспансию, доказывая, что народам Африки она несёт грабёж и бесправие, а французам — ворох серьёзных проблем в будущем. В 1904 году Жорес основывает газету «Юманите», которая и сегодня остаётся одним из самых влиятельных левых изданий Франции.

К началу XX века Жорес становится одной из самых заметных фигур левого движения, хотя товарищи-социалисты постоянно упрекают его: за отсутствие достаточной теоретической базы, за поддержку исключительно ненасильственных методов борьбы, за готовность выстраивать отношения с буржуазными партиями.

Другой герой нашей истории вовсе не был злодеем. Как это часто бывает с людьми, играющими такую роль в истории, Рауль Виллен стремился к большим идеалам, но понимал их в меру своих способностей. Его бабушка соединяла сумасшествие с религией, не выходила из дома и бредила своей «божественной миссией». Мать выкинула его, двухлетнего, из окна и остаток жизни провела в дурдоме. Два этих факта, безусловно, сказались на мировосприятии Виллена.

Школу он окончил с трудом, институт при Лувре по специальности «археология» — тоже. В армии смеялись над плакатным патриотизмом, истовой религиозностью и стеснительностью Виллена. В профессии себя найти не смог. Cоздать семью даже не пытался: к женщинам испытывал отторжение и остался девственником на всю жизнь. Вместо собственно жизни он нашёл для неё смысл: «Меня интересовали лишь величие Родины и две утраченные провинции (Эльзас и Лотарингия отошли к Германии в результате войны 1870–1871 годов. — Прим. ред.)».

Рауль мечтал убить немецкого императора Вильгельма, но отказался от этой затеи, посчитав неправильным убийство известного знатока искусств. Когда у него появились приятели с теми же мыслями о величии Родины и духовности, а один — даже с револьвером, Виллен скорректировал цель.

Приближалась Первая мировая война. Промышленники мечтали об уничтожении конкурентов, расширении рынков сбыта и доступе к новым ресурсам через перераспределение колоний. Приближённые к власти финансисты желали колоссальных денежных потоков на военные и инфраструктурные проекты. Политики искали возможность вписать свои имена в учебники и отвлечь население от реальных проблем. Штабы должны были доказать полезность и обосновать растущие военные бюджеты.

Людям, которым предстояло взять в руки винтовки, необходимость войны обосновывали борьбой за влияние страны, её честь и территории. Французы — от студентов до крестьян, от аристократов до чернорабочих — жаждали реванша за позор отцов во Франко-прусской войне сорокалетней давности и возвращения Эльзаса с Лотарингией.

Людям, которым предстояло взять в руки винтовки, необходимость войны обосновывали борьбой за влияние страны, её честь и территории.

Бессмысленность войны они почувствуют годы спустя, искалеченные физически и душевно, потеряв друзей, пройдя мясорубки битв под Верденом, Марной и послевоенную нищету. Жорес понимает всё заранее.

«Прошли времена, когда из-за войны лишь вытаптывали посевы на поле битвы, когда война носила внешние черты грозной красоты, рыцарства и благородства. Теперь все от мала до велика почувствуют её. Миллионы будут противостоять друг другу на фронте. Они обрушат друг на друга невиданную мощь огня и железа. Представьте поля Шампани, где всё выжжено, сама земля изуродована, где страшный фейерверк взрывов ослепляет и оглушает солдат, где звон металла, грохот, пламя, дым, где стоны раненых и последние слова умирающих сливаются в картине ада! Потери достигнут миллионов. Современная промышленность станет орудием войны и будет работать только на разрушение. А расстройство экономики, голод, эпидемии… Европу поразит такое страшное бедствие, что повергнутые в горе и ужас народы увидят, как на них надвигается видение Апокалипсиса! Вот что такое будущая война!» — говорит он своему другу в 1910 году.

Всё понимая, Жорес делает предотвращение войны своей целью. Он разрабатывает законопроект о военной реформе: предполагается расширение контроля общества над армией и передача под суд правительства, если оно попытается вступить в войну в обход процедур международного арбитража. Он доказывает в парламенте, на митингах, в прессе, что война выгодна только крайне узкой группе лиц, а народу не принесёт ничего, кроме бедствий. Его слушают немногие, но Жорес упорен и убедителен, а потому опасен для власти.

Пацифистов обвиняют в шпионаже в пользу потенциального противника. «Каждый знает, что г-н Жорес — это Германия» — классика демагогии в исполнении газеты Action Française. «Первое, что мы сделаем, как только объявят войну, — расстреляем Жореса», — говорит поэт и драматург Шарль Пеги, который погибнет на фронте через полгода после начала войны. «Жорес — похабная девка на содержании у немцев» — автор этой фразы Шарль Моррас в 1952 году умрёт в тюрьме, куда попадёт за сотрудничество с гитлеровцами.

«Не пройдёт и шести месяцев, как начнётся война. Я получаю столько писем с угрозами, что не удивился бы, если бы оказался её первой жертвой. Я прощаю того, кто меня убьёт. Я мечтаю только о том, чтобы мне не пришлось слишком мучиться», — пишет сам Жорес.

Любимый проект Жореса — всеобщая забастовка. Если в момент решающих мобилизационных приготовлений все сторонники левых партий в странах-противниках просто не выйдут на работу, то встанут железные дороги, сорвётся план по поставкам снаряжения и война станет попросту невозможной.

Для этого нужно добиться согласия социалистов в разных странах, а даже среди товарищей Жорес оказывается в меньшинстве. Кто-то подвержен пропаганде об «интересах родины» и «восстановлении исторической справедливости». Кто-то хочет позволить крупной буржуазии передраться и истощить себя, чтобы потом прийти к власти на руинах. Чтобы организовать коалицию и продавить нужное решение, нужно время, а его катастрофически не хватает.

28 июня 1914 года в Сараево смертельно больной сербский юноша Гаврило Принцип убивает наследника австрийского престола — он тоже хотел для своей родины величия. Австро-Венгрия предъявляет Сербии унизительный ультиматум, Сербия рассчитывает на поддержку России и принимает его только частично, Австро-Венгрия объявляет мобилизацию. По цепочке союзных договоров локальный конфликт должен превратиться в давно спланированную общеевропейскую войну.

Жорес мечется между Парижем и Брюсселем, где социалисты съезжаются на экстренное совещание, пишет статьи и произносит речи, разоблачает русского посла Извольского, требующего у Франции оплаты союзнического долга кровью, добивается правительственных аудиенций, требует, чтобы все вопросы о возможном вступлении Франции в войну проходили через утверждение в парламенте. Не знакомые никому люди заходят то в редакцию, то в кафе, где он обычно обедает, и спрашивают господина Жореса, а потом исчезают.

31 июля он обедает с журналистом Рене Долье. Долье показывает ему фотографию своей дочери — Жорес склоняется над ней и вдруг оседает. Рауль Виллен дважды стреляет с улицы через открытое окно. Одна из пуль уходит в зеркало, другая — в затылок первой жертве Первой мировой. На следующий день в Париж на всякий случай введут два полка кирасир, а горожане прочитают два экстренных правительственных сообщения сразу: о смерти Жана Жореса и о начале всеобщей мобилизации.

Франция победит, потеряв убитыми 1,3 миллиона граждан. Только после этого Виллен предстанет перед судом, и присяжные, получившие наконец назад две провинции, оправдают его как «действовавшего в порыве страсти». Суд обяжет вдову Жореса выплатить судебные издержки, включая расходы на адвокатов убийцы.

Виллен получит наследство, уедет в Испанию, построит дом с комнатами без окон и огромным крестом во дворе, окончательно сойдёт с ума и будет с хохотом расхаживать по пляжу. В 1936 году в ходе испанской гражданской войны его расстреляют республиканцы. Видимо, они даже не знали, кем был этот сумасшедший, — просто на всякий случай.