Чем примечательна «Томмазо Портинари и его жена» Ганса Мемлинга

Если подняться по главным ступеням нью-йоркского Метрополитен-музея и, не обращая внимания на великие работы, сверкающие на сером фоне стен, пробраться по коридорам до зала, где выставлено искусство Северного Ренессанса, вы окажетесь лицом к лицу с маленькими, камерного размера картинами. Великие мастера. Дирк Боутс, Ян ван Эйк, Рогир ван дер Вейден. Однако самая запоминающаяся живопись в зале из художественных чудес принадлежит кисти Ганса Мемлинга. Это «Томмазо Портинари и его жена» — настоящий, безусловный шедевр европейской живописи.

Мемлинг — загадочная фигура в истории искусства. Известно о нем немного. Родился в Германии и, как многие художники, обратившие свой взор к Нидерландам, покидает родной Средний Рейн и переезжает в Брюгге. В этом городе он проведет всю жизнь, получит образование в мастерской Рогира ван дер Вейдена, а затем начнет собственную успешную карьеру.

Художникам поколения Мемлинга было свойственно путешествовать в поисках новых идей и мотивов. Техника масляной живописи, разработанная Ван Эйком, расползается по всей Европе. Художественный и научный обмен между севером и югом плодотворен. Тот факт, что Портинари заказал Мемлингу несколько работ, говорит о том, что художник из Брюгге популярен в Италии.

Едкий Ницше, прекрасно разбирающийся в искусстве, как-то сказал: «Художник пишет, в конце концов, только то, что ему нравится, а нравится ему то, что он может написать». Мемлинг мог многое.

Я в музее. Я пытаюсь понять, что тянет меня к этим работам. Стоя у диптиха, я хочу поймать взгляд Портинари. Я наклоняюсь вправо, задевая плечом японскую туристку, я отхожу и разглядываю Портинари слева. Бесполезно. Я обвожу взглядом весь зал. Почти все персонажи портретов смотрят мимо художников, а значит — и мимо нас. Это zeitgeist, дух времени, это мода на подобный взгляд. Богато одетые, важные и властные мужчины и женщины не глядят на рисующих их художников — Дирка Боутса, Яна Госсарта, Хуго ван дер Гуса и Ганса Мемлинга.

Я внимательно рассматриваю лицо Портинари. Я слишком близко к работам. «Он брился каждое утро, — мелькает в голове мысль, — ухаживал за собой». Написаны Портинари и Барончелли точной, крепкой рукой виртуоза, которая потрясает даже нас, видавших, казалось, все, включая гиперреализм.

Черный интерьер, черная одежда. Северный скромный свет выхватывает лицо и руки. Строго одетый человек смотрит в бесконечность. Взор скользит мимо. Как ни старайся, взгляд человека в темной комнате и наш никогда не встретятся. Тонкие средиземноморские черты лица. Ухоженные руки. Мужчина сосредоточен. Уверен в себе. Он не молод, но еще не стар. В свои 37 Томмазо ди Фолько Портинари добился всего, о чем мог мечтать господин, живший в XV веке. Банкир, представляющий интересы Медичи в северном городе Брюгге. Богат, как и подобает банкиру. Портинари был, скорее всего, добропорядочен и религиозен. Породист — Беатриче, главная любовь великого Данте, тоже была из рода Портинари. Перед нами флорентиец из флорентийцев. Читал ли он Данте? Думал ли о своей роковой и знаменитой родственнице? Был ли погружен в ежедневные заботы банка, дома, рода, города? Что волновало его? Мы этого никогда не узнаем. Судя по волевому лицу, тонким губам, длинному носу, высоким скулам и точеному подбородку, синьор Томмазо — человек действия.

После того как черты лица мужчины изучены досконально, мой взгляд перемещается на молодую женщину. Это Мария Барончелли. Портинари заказал портрет Гансу Мемлингу по случаю своей женитьбы на ней. Умное лицо. Миндалевидные итальянские глаза. Слегка прищуренный взор. Коварна.

Художник погрузил портретируемых Портинари и Барончелли в чернейший из всех возможных черных пигмент. Мемлинговская темнота, однако, не трагична — она торжественна.

Мастер старался угодить заказчикам, для которых религиозное почтение — сложенные в молитве руки — оставалось необходимым элементом даже для светского портрета. И Портинари, и Барончелли словно говорят нам: «Мы прежде всего верим в Господа».

Если откинуть религиозный аспект диптиха, перед нами один из первых портретов бизнесмена, менеджера — Портинари был банкиром и работал на олигархический род Медичи. Но копнув глубже, мы узнаем, что Мемлинг изобразил будущего неудачника. Портинари заключил серию провальных сделок. Банк терял огромные суммы. Медичи, скрипя зубами, терпели. Но вскоре стало ясно, что владельцы вынуждены закрыть отделение в Брюгге и уволить нашего героя. Произошло это в 1478году. Портинари вернулся во Флоренцию в качестве дипломата. Избежал долговой ямы. Он предпринимал попытки основать свой банк, но у него ничего не получилось. В конечном итоге Портинари впал в крайнюю бедность. Сын отказался от наследства, так как наследство Портинари в основном состояло из долгов. Величие и трагедия.

Я застрял у картины. Я думаю о том, что во многих полотнах на религиозные сюжеты у Мемлинга есть некая кукольность, наивность, а вот портреты выполнены с точностью фотообъектива. Я думаю о приспособлениях, линзах, зеркалах, секретах старых мастеров.

Впервые «камеру», чудодейственный аппарат, позволяющий переносить изображение с помощью линз, описывает Леонардо да Винчи в Codex Atlanticus. Затем биограф знаменитого архитектора Леона Батиста Альберти в 1437 году в трактате Rerum Italicarum Scriptores рассказывает читателям о том, как мастер, пользуясь «камерой», переносит изображение на плоскую поверхность холста.

Использование линз позволило человеческому облику «попасть в фокус». Вместо обобщенного готического силуэта перед нами, в том числе и на диптихе Мемлинга, четкое натуралистичное изображение портретируемого. И то, что мне приходится при описании использовать фотографический термин «фокус», говорит о революции, происходившей в Нидерландах XV века. Использовал ли Мемлинг доступную ему технологию? Скорее всего. Я могу посчитать разбегающиеся морщинки у глаз Портинари.

Шок от новации, словно ураган, ворвавшийся в уютный европейский мирок, сформировал плеяду людей, увидевших мир состоящим из маленьких деталей. Мир оказался мозаикой, где фрагменты одежды так же важны, как и черты лица, где черная комната не так страшна, так как северный свет выхватывает лица у темноты. Мир оказался мозаикой, где почтительно сложившие руки богачи не забывают об обручальных кольцах, где художник методично рисует каждый драгоценный камень на колье супруги пока еще богатого и благополучного банкира.