Илья Горячев: Монолог пожизненно осуждённого

Четыре пожизненных заключения, 24 года и 18 лет тюрьмы, — такими приговорами российские суды поставили точку в деятельности БОРН («Боевой организации русских националистов»). С 2008 по 2010 год участники группировки совершили десять убийств. Среди жертв были адвокат, журналистка, судья, лидеры антифашистского движения, чемпион мира по тайскому боксу.

33-летний Илья Горячев — историк по образованию, лидер националистического движения «Русский образ», помощник депутата Госдумы от «Единой России», автор аналитических докладов о леворадикалах для администрации президента. Коллегия присяжных признала его виновным по статьям №209 УК (создание банды), №282.1 (создание экстремистского сообщества), №105 (убийства), №222 (незаконный оборот оружия). По версии следствия, Горячев был создателем и руководителем БОРН. Его также называют автором программы «Стратегия-2020», в которой обосновывалась возникшая у националистов необходимость переходить к убийствам политических противников и представителей власти.

В начале 2016 года после апелляции адвокатов Верховный суд оставил в силе пожизненный приговор для Ильи Горячева. Он был этапирован в «Полярную сову» — колонию особого режима для пожизненно осуждённых, где содержатся маньяк Пичушкин, милиционер Евсюков, чеченский террорист Кулаев и киллер БОРН Тихонов. В переписке с корреспондентом Bird In Flight Горячев делится мыслями о жизни в тюрьме и на воле.

— Приговор не был для меня неожиданным, но когда его начали читать — да, мне на секунду стало плохо, съехал по стеночке и сел на лавку. Свет двух десятков камер в глаза, наручники, бессонная ночь и всё психологическое напряжение предыдущих месяцев дали о себе знать.

Видел ёрничанье по этому поводу в прессе. Пусть это останется на совести тех, кто мнит себя героем, сидя дома у монитора. А я на лавры героя никогда не претендовал. Могу в этом случае процитировать советского разведчика и диверсанта Павла Судоплатова: «Силы оставили меня. Я не мог выйти из состояния шока, почувствовал, что вот-вот упаду в обморок, и вынужден был присесть». А ему дали не пожизненное, а 15 лет.

В тюрьме есть такое негласное правило: никогда не говори вслух о том, что у тебя хорошо. Тебя посадили, чтобы сделать некомфортно, и не надо подсказывать оппонентам, где они могут доставить беспокойство. Когда я написал в письме, что моё окно смотрит на деревья во внутреннем дворе, меня сразу пересадили в камеру на другую сторону продола (коридора. — Прим. ред.), где окно выходит в стену ангара.

Вычитал тут у Фридриха Ницше: «Надо иметь необходимость быть сильным — иначе им не будешь никогда». Согласен, необходимость заставила прокачать навык коммуникативности. Представляете — с такими обвинениями в очень интернациональном, потенциально конфликтном социуме? Тюрьма похожа на офлайновую социальную сеть. Взаимодействие можно наладить со всеми. Главное — оставаться собой, быть настоящим.

До задержания я вообще о тюрьме не думал. Для меня это было место из фильмов типа «Зелёной мили». В СИЗО «Капотня» я прикормил очаровательного маленького мышонка и назвал его Мистер Джинглс. Интересно, он подружился бы с моей кошкой Рукавичкой?

В тюрьме есть время задуматься. Здесь я, наверное, впервые чётко расставил приоритеты, выстроил иерархию ценностей. Я осознал, что главное в моей жизни — хозяйка Рукавички и её счастье. Та глубина, с которой я это почувствовал, стоит даже потерянного здесь времени.

В книге «Несвятые святые» отца Тихона (Шевкунова) иеромонах Псково-Печёрской обители, опираясь на свой 10-летний опыт в сталинском ГУЛАГе, советовал: «Не верь, не бойся, не проси». Универсальная формула, на мой взгляд. Здесь человек в тылу врага, друзей здесь нет, всё хорошее осталось за забором. Из этого надо исходить.

Скажу честно: тюрьмы я не чувствую. Мне один раз пытались, как говорят опера, «показать настоящую тюрьму», но я вскрыл вены. Я дал понять, что не намерен смотреть на «настоящую тюрьму». Эксперты в институте им. Сербского определили это как «демонстративно-шантажное поведение».

Я продолжаю следовать этой модели поведения: в случае любой попытки некорректного поведения в отношении меня готов исписать пачку бумаги на жалобы и ещё пачку — на статьи. Как показывает практика, эта тактика эффективна, принуждает окружающих к вежливости и соблюдению закона. Я писал, и когда пришлось резаться на Бутырке, и когда пытались насильно побрить, и когда воровали конспекты ознакомления с делом.

Сейчас я веду дневник на сербском диалекте «шатровачки», так что оппонентам в случае изъятия или кражи придётся потратить много сил на дешифровку. Люблю культуру этой балканской страны (в Россию Горячева экстрадировали из Сербии. — Прим. ред.). Особенно мне нравится музыка на сербских гуслях. Это аналог банджо с одной струной, который ставят на колено. Два года я привыкал к этой музыке: звук — словно кошка скребёт по стеклу. Потом оценил и очень полюбил эти тягучие баллады о национальных героях, исполняемые с таким своеобразным ориентальным прононсом.

Я не знаю, как крепиться. Вот зелёный чай пью с мёдом и лимоном. Любой срок может быть оптимизирован. Вопрос правильных действий. Как говорил Борис Березовский, «ситуация игровая».

Телевизора я не видел с мая 2014 года и рад, если честно. Это зомбоящик и око Сатаны. «Левада-центр» рапортует, что уровень доверия россиян к телевидению постоянно растёт, а к интернету — падает. Неудивительно, что большая часть населения, одурманенная пропагандой, живёт в каком-то вымышленном «Шоу Трумана». Я думаю, доктор Геббельс, увидев НТВ, вырвал бы себе все волосы от зависти.

Задача медиа — формировать общественное мнение в интересах старших товарищей. Когда старших товарищей много, то, анализируя их позицию, можно более-менее предположить истинное положение дел. Это не более чем тень от пламени на стене пещеры, но куда лучше, чем тотальная мгла. А мы сегодня имеем глобальное министерство правды из «1984», а потому лучше, как мудрый профессор Преображенский, воздерживаться от советских газет до и после обеда.

Сейчас источники новостей для меня — радиостанции «Эхо Москвы» и «Бизнес FM» и весь спектр печатной прессы, от газеты «Завтра» до «Новой газеты». Впечатление — две стороны одной медали. Как у Виктора Пелевина: «чекисты силовые и чекисты либеральные». Это не новости, это пропаганда, не стесняющаяся откровенного подлога и выворачивания истины наизнанку.

Есть ощущение деградации журналистики и потребителей их продукта. Скажем, по делу Гайзера (обвинённого в мошенничестве главы Республики Коми. — Прим. ред.) я видел в трёх газетах одинаковый заголовок — «Коми-спрут». То есть никто уже не трудится даже рерайтить циркулирные указивки. Душновато у вас на воле. Зато в тюрьме — вся палитра оппозиционных настроений, а автозак и сборка — вместо конференций и круглых столов. Напоминает атмосферу, описанную Александром Солженицыным и Захаром Прилепиным в «Обители» — правда, с изрядно деградировавшим в большинстве своём контингентом.

Без чувства отвращения можно читать «РБК», Forbes, The New Times. Видно, что эти издания хоть как-то сохраняют адекватность в шизоидно-параноидальном медийном поле. Там отдают себе отчёт, что мы — медвежий угол, а совсем не пуп Земли и центр международной политики, как рассказывают из каждого утюга бедным россиянам, у которых от лошадиных доз духовности и державности скоро кровь горлом пойдёт.

Людям стоило бы задуматься, в какой стране живёте и что вы сделали для того, чтобы страна стала лучше. Не понимаю, почему вас возмущает положение дел в РФ, пока вы закрываете глаза на пытки, на происходящее в системе ФСИН, на стоящие над законом спецслужбы, на кукольный суд.

Сегодня те, кто любит приговаривать «при Сталине был порядок», вообще хотят пытки узаконить и принять «закон садистов» (закон «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы», который регламентируют применение физической силы и спецсредств в отношении заключённых. — Прим. ред.).

Логичной реакцией на это будет сопротивление вплоть до бунтов и восстаний в СИЗО и ИК. Бунт в Копейске (массовые волнения в колонии строгого режима №6 города Копейска в ноябре 2012 года — Прим. ред.) был вполне оправданным, я бы даже сравнил его с восстанием в Варшавском гетто в 1943 году.

Система ГУЛАГа отличается от системы холокоста лишь тем, что последняя в 1944 году была упразднена. А ГУЛАГ лишь переименован и уменьшен, но он здесь, рядом с нами. В нём полно уголков, которые по уровню ужаса там происходящего можно сравнивать с Аушвицем или Треблинкой. Это сущности одного порядка, просто для ФРГ это прошлое, а для России — настоящее.

Я хорошо помню и конец 80-х, и август 91-го, много читал про февраль 1917 года. Для меня очевидно, что РФ на пороге больших изменений. Когда система координат изменится, станет возможным и пересмотр дела. Как гласила надпись на кольце царя Соломона, «и это пройдёт».