Критика

Время великих возможностей: Владимир «Адольфыч» Нестеренко вспоминает 90-е

Флешмоб в Фейсбуке с фотографиями из 90-х создал впечатление, что это было молодое и беззаботное время, когда все носили джинсы-«варёнки» и слушали музыку на кассетных магнитофонах. Bird In Flight попросил писателя и сценариста, киевлянина Владимира Нестеренко вспомнить, что это вообще было за десятилетие.

Сейчас, когда 90-е годы уже довольно далеко и отношение к ним становится неким «шибболетом», проверкой, кто ты и с кем ты, как «Крымнаш», есть смысл рассказать о них последовательно. Итак, девяностые начались не в 1990-х. Украинские, киевские девяностые начались в 1988-м году с появлением первых «производственных кооперативов», вначале без права нанимать работников. Первые кооперативы создавались расхитителями соцсобственности, только у них были свободные деньги. Расхитители оформлялись водителями и сторожами, а в председатели выдвигали зицпредседателей. Веры в то, что это всё «всерьёз и надолго», не было ни у кого, советская власть была ещё крепка и собиралась немного обмануть, как сейчас принято говорить, «наших геополитических партнёров», ввести НЭП, пережить падение цен на нефть, а потом с новыми силами распространять по миру головную боль.

Что выпускали производственные кооперативы? То же, что и подпольные цеха. Уродливые предметы широкого потребления, которых не хватало населению все годы советской власти: жестяные крышки для консервирования, пластиковые пакеты с неразборчивым принтом, джинсы, обработанные хлорной известью (набрызгивали веником), армянские туфли на «итальянской» подошве.

За ними появились кооперативные кафе — это уже в конце 1988-го, когда стали исчезать продукты. В одном из них я первый раз в жизни выпил так называемого «бэмса» — семидесятиградусной эссенции для производства лимонада, больше ничего не было.

Голодный народ старался наесться мясом — например, шашлыками. Предусматривалось, что это будут кооперативные шашлыки из кооперативного, базарного мяса, на самом деле мясо было государственное, и в итоге перестало хватать не только мяса, но и костей. Параллельно с развитием кооперации проводились сокращения госслужащих (в основном в газетных статьях) и непроизводственного персонала — а это наяву. Сорокапроцентное сокращение какого-нибудь НИИ выбрасывало на улицу до тысячи сотрудников, молодых людей, привыкших работать за маленькую зарплату и имевших некоторые амбиции — начальство щадило сотрудников предпенсионного возраста, время было ещё романтическое, но через несколько лет вышвырнули всех.


{"img": "/wp-content/uploads/2015/09/90_01.jpg"}

Зарплаты в кооперативах были большие, по 700–800 рублей, против 140 государственных. Кооператоры начали покупать — соответственно, всё пропало, даже товары сомнительного потребительского качества. Тогда же, в конце 1980-х, отменили монополию государства на внешнеэкономическую деятельность, а затем и выездные визы — население поехало за рубеж, вывозя корявые, но очень дешёвые советские утюги, часы и карандаши, обратно везли косметику, электронику и остромодную одежду, продающуюся чуть ли не на вес. Доходы перераспределились в пользу людей торгующих, да ещё и СССР стал разоружаться — потихоньку останавливались заводы, почти все они были военными.

Тогда же на улицах появилась увлекательная игра в наперстки, её привезли лица кавказских национальностей, всегда идущие в авангарде перемен.

Параллельно с населением, имевшим иллюзии, что трудом можно чего-нибудь достигнуть, лишенные иллюзий околопартийные, партийные и комсомольские деятели осваивали средства партии. Центры научно-технического творчества молодёжи появились в каждом районе города, при райкомах комсомола, эти занимались более серьёзными делами — поставляли компьютеры госпредприятиям, большинство олигархов первой волны вышли из этих центров и этих поставок (компьютер стоил как автомобиль). Затем был снят запрет на розничную торговлю — появились частные магазины, тогда их называли «коммерческими», и главное: вещевые рынки.


{"img": "/wp-content/uploads/2015/09/90_02.jpg"}

Наличие лиц кавказской национальности, вещевых рынков и парализованных, деморализованных внутренних органов, воспитанных под знаменем Ленина и портретом Дзержинского (а вокруг уже не просто зародился, а кишел дикий капитализм), вызвало к жизни основных героев девяностых — истинную народную самооборону, движение за полную социальную справедливость, бригады, пацанов — названий было много, для простоты назовём их бандитами.

Вначале они занимались выдавливанием кавказцев и всем, чем принято было заниматься уголовникам: игрой с гражданами в интересные игры, тайным и явным похищением имущества, взысканием частных долгов. Но постепенно выяснилось, что отставшая судебная система и внутренние органы, которые ещё буквально вчера сажали будущих предпринимателей на пять лет за найденные при обыске пятьдесят долларов и расстреливали за хищение государственных средств, эквивалентных стоимости «Волги», не могут обеспечить запрос предпринимателей на справедливость — не решают коммерческие споры и не способны взыскивать коммерческие долги. А долгов было очень много — при гигантских нормах прибыли и отсутствии в народном сознании понятия чести, совести и долга весь бизнес тогда был авантюрным, капитал легко менял хозяев, что-то нужно было делать, регулировать невидимую руку рынка, пока она в зародыше не придушила население.

Предприниматели начали платить уголовникам вначале зарплаты, а затем и доли от прибыли, безбожно обманывая своих новоявленных защитников.

Споры из тиши ободранных, ещё советских кабинетов переместились в леса вокруг города, на кладбища, в рестораны да и просто на улицы. Переломным годом стал 1992-й, удалось наладить поставки армейского оружия из Приднестровья и из Белоруссии, раскопанных и восстановленных автоматов времён войны, на улицах стали легко и не очень метко стрелять.

Начальный период девяностых закончился вместе с кризисом, в 1993 году.


{"img": "/wp-content/uploads/2015/09/90_03.jpg"}

В 1994-м появились настоящие деньги. Стандартный бизнес был прост: берёшь бланковый, без залога, кредит под бизнес-план, покупаешь доллары, держишь их весь срок кредитного договора, продаёшь половину или четверть, в зависимости от гиперинфляции, гасишь кредит, берёшь новый и так далее. Бизнесмены и все кто рядом пересели с убитых ещё немцами «мерседесов» на новые джипы, как из-под земли росли частные дома, открывались и закрывались фирмы, на Республиканском стадионе (с 1996 г. — Национальный спорткомплекс «Олимпийский». — Прим. ред.) шумел вещевой рынок, люди понесли сбережения в первые МММ-подобные пирамиды. Весь этот угар продолжался до 1997 года, когда укрепившаяся власть под флагом наведения порядка решила прижать бизнес — вводились дополнительные ограничительные подзаконные акты, запретили бланковые кредиты, милиция, не желая довольствоваться взятками и откупными, сама захотела владеть.

В целом, к тому времени всё самое важное уже было поделено, сформировалась олигархия, осталось отряхнуть прах вольных девяностых с ног. Решение было простым и гениальным в своей простоте.

Милиции, СБУ и прочим проверяющим инстанциям негласно разрешили получать с предпринимателей не благодарность за решение вопросов, а именно дань, поборы.
С кризиса 1998 года и до 2001-го незаконными методами, в том числе и прямыми убийствами лидеров, были уничтожены практически все киевские группировки, а оставшиеся вернулись в подполье. Так было не везде, в Донецке они срослись с властью и сами стали властью, в Крыму, после лёгкого испуга, произошло то же самое, приход во власть и новые, красивые биографии, остальная Украина вернулась в привычное для себя состояние телёнка в стойле. В 2001 году девяностые кончились, весь бизнес был подчинён бесчисленным налоговым, санстанциям, милициям и администрациям, все платили и перестали платить только в 2014-м, да и то не факт, что все.


{"img": "/wp-content/uploads/2015/09/90_04.jpg"}

Ну а если меня спросят, что такое были эти девяностые, лучшее время страны или лихое, разрушительное, проклятое время — я отвечу, что это было время великих возможностей, время самоорганизации народа, мы выстроили общество в силу своего дикарского разумения, но оно работало, и Крым был наш, и стреляли друг в друга мы максимум из гранатомёта «муха», не простирая руки своей ни к гаубицам, ни к «граду».

Текст: Владимир «Адольфыч» Нестеренко, писатель и сценарист.
Фото: Ефрем Лукацкий / AP Photo / East News.

Новое и лучшее

37 032

8 500

10 305
10 571

Больше материалов