Опыт

Александр Течинский: «Пусть каждый подумает чуть больше о том, что произошло»

В документальной ленте «Всё пылает» майдановцы поддаются массовому психозу, крушат автомобили и стреляют из огнестрелов. Bird In Flight поговорил с авторами фильма — Александром Течинским, Алексеем Солодуновым и Дмитрием Стойковым — о том, зачем они решили показать всё это.

Фильм «Всё пылает» сильно отличается от других документалок, посвящённых событиям на Майдане. Вместо привычных трогательных сюжетов о «революции достоинства» — 82 минуты свидетельств массового помешательства: избиения пленённых «беркутовцев», вандализм, пальба из огнестрельного оружия. В представлении самих авторов «Всё пылает» — это история о том, как сначала люди, которые хотят освободиться из-под гнёта, сталкиваются с нежеланием власти слушать их и что-либо менять, а потом праведный народный гнев перерастает в ярость; о том, как первое кровопролитие стирает грань между добром и злом, а потом всё пылает.

Мировая премьера фильма состоялась ещё в прошлом году на Лейпцигском фестивале документального кино и анимации DOK Leipzig (работа получила награду телеканала MDR «Выдающийся восточно-европейский фильм»). В Украине прокат ленты начался показами на кинофестивале Docudays.UA. Сейчас «Всё пылает» можно посмотреть в двадцати кинотеатрах в Киеве, Харькове, Одессе, Львове, Тернополе, Житомире и Луцке. Bird In Flight поговорил с создателями фильма, бывшими фоторепортёрами Александром Течинским, Алексеем Солодуновым и Дмитрием Стойковым о том, с какой реакцией они столкнулись в Европе и каких выводов ожидают от украинской аудитории, об их личном отношении к Майдану и к тому, что их работа может стать подарком российской пропаганде.

Вы сняли фильм про иррациональную агрессию, силу толпы против силы другой толпы, неуёмную ярость. Как вы сами относитесь к событиям Майдана, участвовали в протестах?

Алексей Солодунов: Наше участие состояло в том, что мы вышли и снимали. Можно это и называть протестом. А отношение к событиям менялось по ходу развития этих событий. Когда вышли студенты, отношение было очень хорошее. Потом, когда их избили, когда начались серьёзные столкновения — отношение изменилось. Когда снимаешь, ты всегда немного на стороне тех, кого снимаешь — на том уровне, чтобы можно было с ними договориться, поладить.

Дмитрий Стойков: Невозможно быть одновременно журналистом и участником событий. Если ты участник событий, у тебя есть позиция. Есть позиция — нет объективности.

Александр Течинский: Журналисты, принимавшие активное участие в событиях и принявшие одну из сторон, должны теперь ответить на вопрос, журналисты они или нет. Я, например, вообще не понимаю, как можно писать через запятую «журналіст, громадський активіст», а у нас часто так делают. Когда всё полыхнуло к чёртовой матери, я задал себе вопрос: какого хера они делают? Какой план? Мы бросаем камни — зачем? Что дальше? Плана никакого не было, были эмоции. Я сомневаюсь, думал ли кто-то о том, к чему всё это приведёт. Так мы и сняли, как чувствовали ситуацию.


{"img": "/wp-content/uploads/2015/03/videomaidan01.jpg", "alt": "", "text": "Алексей Солодунов, Дмитрий Стойков, Александр Течинский"}

Передавалась ли и вам агрессия толпы вокруг вас, людей, которых вы снимали?

Александр Течинский: Агрессия — это как инфекция. Нормальные, вменяемые, хорошо образованные люди подхватывают это моментально, как вирус. Сходят с ума и принимаются всё жечь. Это как в фильмах про зомби, когда все вокруг тоже превращаются в зомби. Но у нас троих, я полагаю, есть какой-то иммунитет к этой инфекции, потому и удалось снять то, что мы сняли. Вышло так, что мы не положили камеры и не поменяли их на дубинки. Возможно, это связанно с длительным журналистским прошлым. А возможно, именно потому мы стали журналистами, что у нас есть такие вот иммунитеты.

Алексей Солодунов: Каждый пришёл туда со своим смыслом. Наш смысл заключался в том, чтобы снимать, а не бросать камни. И мы снимали. Ещё мы увидели там многих людей, которые пришли без смысла вообще.

Дмитрий Стойков: У меня ни разу не возникло мысли взять и тоже бросить камень. Как и не возникло мысли бросить камеру и пойти кого-то защитить.

Мне как раз хотелось спросить, не было ли моментов, когда, возможно, стоило перестать снимать и вмешаться в ситуацию — в частности, кого-то защитить.

Алексей Солодунов: Мы защищали друг друга — направляли, прикрывали. Вообще то, что мы там делали — это и была защита людей. Защита на будущее. В те конкретные моменты мы вряд ли могли кого-то защитить, уберечь от удара. Да и оставался вопрос, кого и от кого защищать. Но вся наша работа была направлена на то, что потом, когда все остынут и посмотрят на происходящее со стороны, им станет понятно, что протест может быть другим и изменения должны происходить по-другому.

Александр Течинский: Мы не могли бы защитить людей от самих себя. Это зашло слишком далеко. Люди заигрались. Ведь мы пока даже не знаем, получили ли мы что-то в результате всех этих событий. Но у нас точно есть сотня замечательных людей, которые мертвы. Эти люди никогда больше не обнимут своих родных. Мы потеряли этих людей. Мы заплатили эту цену и пока не знаем за что. По факту хотелось бы определиться, а факт пока один — куча трупов.

Если вы не участвовали в протестах и не планировали выходить на Майдан, как оказались на первых митингах, как начали снимать?

Александр Течинский: Столько лет в журналистике. Конечно, мы не могли пройти мимо. Люди, лозунги, ощущение того, что происходит что-то важное. Очень скоро на Майдан приехал немецкий журналист Конрад Шуллер, который пишет для газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung. Я сотрудничаю с этим изданием давно, и почти с первых дней мы стали снимать для них короткие репортажи.

Алексей Солодунов: Благодаря сотрудничеству с этой газетой у нас была квартира в центре, где мы могли сливаться, монтировать, спать, заряжаться. Но работали мы так, как считали нужным. Что хотели, то и снимали. Что считали нужным, то и показывали. Не было никаких правок.

Как вы распределяли, планировали работу? Когда возникла идея делать из этого фильм, полный метр?

Александр Течинский: Это я стал мутить воду, у меня уже есть опыт в кино. Когда началось движение на Грушевского, в середине января, я понял, что из этого может получиться что-то большое. Мы понятия не имели, что мы снимаем. Не было сценария в голове, не было знания — было только ощущение. Другое дело, что, снимая, мы хорошо знали, что делаем. Мы же все фотографы. У нас есть много коллег, которые после съёмки садятся и очень долго не могут выбрать кадры. Меня всегда это очень бесит — что же человек тогда снимал? Куда он шёл, какую цель перед собой ставил, как строил кадр? Когда я работал в редакции, то, возвращаясь со съёмки, я точно знал кадр, который мне нравится, и знал, какой выберет газета и почему. Иногда эти кадры совпадали. Потому, не имея конкретного сценария фильма, мы снимали качественно и знали, что снимаем, а садясь монтировать, идеально знали материал друг друга и понимали, как выстроить историю. Иногда возникали сложности разве что в том, чтобы отдельные сюжеты органично соединить между собой.

Мы не претендуем на то, чтобы быть учебником истории.

Дмитрий Стойков: Я до конца не верил, что из этого выйдет фильм. На самом деле я просто не понимал, как это — фильм без героя, без завязки, развязки, кульминации. Теперь понимаю. Убедили меня работой, калёным железом и гваделупским ромом. После того как мы решили, что делаем фильм, я даже пытался снимать какие-то комментарии людей, общаться с ними, записывать — фильм же не может быть без слов вообще! Кажется, в итоге я даже никому этого не показал. Сейчас я на сто процентов удовлетворён результатом. Мы давно друг друга знаем и работаем вместе тоже давно. Нам не нужно было договариваться о съёмках, планировать их. Кто-то работает — кто-то спит. Отоспался — пошёл снимать. Помните, когда каждый день обещали штурм — приходилось мёрзнуть полночи, ждать этого штурма. Иногда вообще ничего не происходило, а иногда удавалось снять что-то совсем не про штурм, но очень важное.

Александр Течинский: Когда валили Ленина, мы прибежали туда вместе с Димой — я быстро снял кусок и убежал отправлять его в газету, а Дима остался там на пять часов и снял коммуниста, который пытался прикрыть собой упавший памятник. У каждого из нас есть чутьё. В следующий раз Лёша почувствовал, что он должен остаться за шеренгами «Беркута» и снять их действия — и остался. В другом случае я почувствовал, что нужно бежать с толпой по Институтской. Я хорошо понимал, что вероятен нехороший исход этого мероприятия. Я замешкался и подумал, понял, что могу это сделать, впрыгнул и побежал.

Момент с коммунистом, который защищал поваленного Ленина, со слезами прикрывал его собой, чтобы памятник не растащили на сувениры — один из самых трогательных в фильме. Дима, вам и его было не жалко?

Дмитрий Стойков: Его было очень жалко. Вот стоит человек, он кажется нормальным, если не принимать во внимание его убеждения, но ведь убеждения — это личное дело каждого. А вокруг происходит дурдом. И ему приходится одному в этом хаосе как-то держаться. Это очень мощное сопереживание. Надеюсь, он уже это всё пережил как-то.

В фильме упущены ключевые моменты: избиение студентов, марш миллионов, две первые смерти. Моменты, важные для хронологии и развития событий. Материалы, которые вы предоставляли Frankfurter Allgemeine Zeitung, были построены таким же образом?

Александр Течинский: Никаких ключевых моментов мы не упустили. Избиение студентов у нас есть — в фильме есть титр, написано: «Студентов избили». Титры же для того, чтобы их читали. Я уже несколько раз слышу это на обсуждениях, после премьеры сама Наталка Гуменюк сказала, что в фильме упущены ключевые моменты развития событий. Но в фильме доминирующий ключевой момент — это когда все съехали с катушек. Результат — сотня трупов. Все остальные моменты каждый ищет сам, мы не претендуем на то, чтобы быть учебником истории. Точно так же мы снимали для немцев — одну короткую историю каждый день. Ту историю, которую мы увидели и посчитали нужным снять.

Как на фильм реагируют люди? Не обидно ли вам, что работа не получила никаких наград в Украине?

Дмитрий Стойков: Люди в Украине были не готовы к этому фильму. Они пришли увидеть что-то о себе — вот, вау, как мы дали, как мы смогли. Они не ожидали увидеть того, что мы им показали. Некоторые говорили, что фильм недостаточно патриотичен, что мы не заняли никакой позиции.

Фильм никто не осуждает. Разве что в Германии на обсуждении кто-то сказал, что его можно показывать на Russia Today.

Алексей Солодунов: Для нас наградой в Украине является то, что фильм попал в прокат. Для меня ещё большей наградой оказался бы его показ по телевизору. Сейчас в кинотеатры ходят, к сожалению, на другое кино. Если аудитория не идёт на документальные фильмы в кинотеатры, было бы хорошо, если бы документальные фильмы пришли к аудитории. Мы уже демонстрировали фильм на канале ARTE. Да, во Франции, Германии и здесь разное телевидение, но пора же что-то менять, освобождать место для нового. Нам не так много нужно места — всего 82 минуты.

Александр Течинский: Люди, которые не поняли фильма, просто его не поняли. У кого-то есть рекомендации по монтажу, а кто-то считает, что мы идейно неправильно подошли к съёмкам — что нам с этим делать? Каждый имеет право увидеть фильм и сделать свои собственные выводы. Но фильм никто не осуждает. Разве что в Германии на обсуждении кто-то сказал, что его можно показывать на Russia Today.

Кстати, фильм наверняка будет подхвачен российской пропагандой. Вы понимали это, когда работали над лентой? Если бы вам предложили показать её в России, согласились бы?

Александр Течинский: Когда мы работали над фильмом, старались оставаться честными в первую очередь перед самими собой, и это, пожалуй, главное, о чём мы думали. Нам ещё после Лейпцига предлагали показать кино в Москве для узкого круга понимающих и сочувствующих людей, но мы отказались думать об этом до украинской премьеры. Откровенно говоря, и сейчас думать об этом не особо хочется. Мы закрыли возможность онлайн-просмотра фильма для России. А по поводу российской пропаганды — так у неё в арсенале всё, от снегирей до Священного писания, и чего уж тут о ней переживать. О себе переживать нужно, о своей стране, о том, как мы понимаем то, что с нами происходит.

Вы заработали на фильме, рассчитываете заработать на прокате?

Александр Течинский: Я купил велосипед, Дима отремонтировал машину.

Алексей Солодунов: Хотелось бы что-то заработать, но пока то, что мы получили от фильма, и деньгами назвать нельзя. Их хватило бы на несколько встреч, подискутировать о материале с употреблением крепких напитков. Так что для нас это в первую очередь фан. На прокат тоже мало надежды, если честно.

Чего вы ожидаете от фильма теперь, когда он уже готов и выпущен на экраны, он — зачем?

Александр Течинский: Пусть каждый подумает чуть больше о том, что произошло. Есть разные желания у людей — третий Майдан собрать, например. Хотелось бы, чтобы люди хорошо подумали, нужен ли нам третий, четвёртый, пятый Майданы. Может быть, мы меньше будем протестовать и предаваться агрессии, а больше изменений произойдёт у нас в головах. Надо думать, учиться, держать себя в рамках адекватности. Не превышать скорость, а когда превысил — не платить мусорам, не плевать на пол, не хамить бабушкам в троллейбусе, быть людьми.


{"img": "/wp-content/uploads/2015/03/videomaidan021.jpg", "alt": "", "text": "Кадр из фильма «Всё пылает»."}

Как снять хорошее документальное кино?

Дмитрий Стойков: Не бояться — делать то, что делаешь, иногда совсем по-новому. Например, фильм без слов, я ведь долго не мог принять этого. Ещё важно не бояться совмещать несовместимое — так, история с Лениным казалась мне до конца несовместимой с остальным фильмом. Теперь я, конечно, согласен, что всё на своем месте.

Алексей Солодунов: Важно доверие — нужно полностью доверять себе, доверять друг другу и материалу. Мне очень комфортно работать, когда нет никакой зависимости, даже финансовой; когда нет никакой задачи, даже технической — ты просто предоставлен сам себе. Для комфортной работы нужна некая система, которая должна просто отдавать, но ничего не требовать взамен.

Александр Течинский: Наверное, мы не знаем, как нужно. Мы что-то сделали правильно — так получается, что мы сделали правильно всё. Я бы девизом всего процесса провозгласил «Не ссать». А вторым девизом — «Слушай себя». И, конечно, «Найди своих и успокойся». Я вот, например, нашёл своих.

Новое и лучшее

37 682

8 886

10 853
11 082

Больше материалов