Виктор Лягушкин: «Съёмка под водой — это как съёмка на Луне»
Я снимал на стометровой глубине. Рекорд человека в свободном погружении — триста тридцать метров.
Я не люблю театр, несмотря на своё образование. Искусство мне нравится, а театр — нет. Так получилось, что я проработал в театре три месяца и успел его за это время возненавидеть. Тогда же, в далекие девяностые, мне предложили поработать в журнале «Путь к себе». Издание о духовном развитии. Руководил им бывший начальник колонии на пенсии. Относился к нам как к малолетним заключённым. Но мне понравилась журналистская среда. Потом был такой журнал «Подводный клуб», и меня позвали его делать. Вместо оплаты предложили бесплатно обучение дайвингу. Так я начал нырять.
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin01.jpg", "text":"" }
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin02.jpg", "text":"" }
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin03.jpg", "text":"" }
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin041.jpg", "text":"" }
Мы занимаемся не просто подводной фотографией. У нас есть два направления. Первое — некий арт, который мы делаем для себя, который продаётся в малых количествах, это больше имиджевые публикации, для саморазвития. Второе направление — это научпоп, который востребован, потому что люди хотят больше знать об окружающем мире.
На Западе научпоп куда более востребован. Я вообще не публикуюсь в российских журналах, кроме «National Geographic Россия». Почему немцы публикуют материалы о Германии, Австралии, Америке или России, а российские журналы не публикуют материалы о России в принципе? Я не знаю. Ищу ответ на этот вопрос уже много лет.
О заработке
Если брать подводную фотографию, то у нас эта модель выглядит так: некий богатый дядька покупает себе тур для дайверов, фотографирует акулу, а потом бесплатно отдаёт снимок в какой-нибудь журнал и страшно этим гордится. И понятно, что в этой модели для меня как для профессионального фотографа места нет.
Какие-то не слишком большие и не очень дорогие темы я снимаю за свой счёт, а потом отбиваю эти вложения публикациями и продажами через агентства. Ещё есть темы, в которых заинтересованы спонсоры. И есть какой-то арт, который мы делаем за свои деньги просто так. У нас есть постоянные спонсоры, которые поддерживают наши проекты — Nikon, Subal, Ikelite.
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin05.jpg", "text":"" },
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin061.jpg", "text":"" },
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin08.jpg", "text":"" },
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin09.jpg", "text":"" }
Наш бизнес по производству и продаже фотографий — это как кастрюли делать. У нас есть отдел маркетинга, который решает, будут продаваться эти кастрюли или нет. Потом мы их берём и делаем. И понятно, что необычные кастрюли продаются лучше. То есть кастрюли, за которыми стоит глубокий символизм, кастрюли, которые необычны по форме, которые сделаны интересно, которые открывают человечеству новый взгляд на кастрюли, с каким-то необычным функционалом. Если мы станем делать такие же кастрюли, как Лысьвинский кастрюльный завод, то мы просто разоримся, потому что с заводом конкурировать сложно. Поэтому мы делаем очень мало, но результативно в плане выхлопа. За четыре года мы сделали 12 историй.
Классики в тех направлениях, в которых я работаю — это Дэвид Дюбиле и Уэсли Скайлз.
Пол Никлен несколько лет пытался пробиться на Баренцево море, но его не пустили. Хотя он добился аудиенции у [министра обороны Сергея] Шойгу и тот ему обещал разрешить. Не пустили. И у нас очень закрытая страна. Чтобы снимать на Балтике, на Баренцевом — нужно специальное разрешение. Даже просто выйти в Чёрное море — нужно специальное разрешение. Иностранцам его не дают. Мы на самом деле как были СССР, так и остались в СССР. Просто этого не замечаем. Даже просто приехать иностранцу в Россию — это уже целая проблема.
В самой России, кроме меня, больше нет профессиональных подводных фотографов. Так получилось, что я вот один тут такой сижу, никто сюда прийти больше не может, а передо мной вся Россия с известными водоёмами. Бери и снимай.
Если есть страх перед глубиной или морскими животными, то лучше просто не снимать. Мне никогда не было страшно.
Съёмка под водой, а тем более в пещерах — это как съёмка на Луне. Вопросы с выдержкой, диафрагмой и наводкой резкости уходят на второй план. Самое сложное — попасть на эту Луну. Сама подготовка к погружению занимает 90 процентов времени.
О рисках
Дома я бываю четыре-пять месяцев в году. Всё остальное время я в разъездах.
В команде нас двое: я и моя жена Богдана. Она ассистирует и пишет статьи. Но поскольку всё это трудозатратно, мы под каждый проект собираем команду из друзей, добровольцев, желающих поучаствовать.
Предположим, ты собрался в горы, на Эверест. Как будешь проверять стрессоустойчивость и подготовленность команды? Мир людей, которые ходят на Эверест, настолько узок, что все друг друга знают. Поэтому вопросов о стрессоустойчивости и выносливости при отборе людей в команду не стоит. Я получаю по три письма в день от незнакомых людей с просьбами взять их в экспедицию. Но они в основном хотят быть либо уборщицами, либо носильщиками, либо посудомойками. Они не стремятся заниматься настоящей работой.
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin121.jpg", "text":"" },
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin131.jpg", "text":"" },
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin141.jpg", "text":"" },
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin151.jpg", "text":"" }
Техника может отказать в самых разных условиях. Вчера у меня камеру заклинило дома. В квартире. А Кэмерон погружался в Марианскую впадину. И у него там всё заклинило. Всякое бывает.
Очень тяжёлая была съемка «Хозяйка Орды». Это была первая постановочная серия в пещере на задержке дыхания. Грубо говоря, если бы чего-то случилось, то там был бы труп. А поскольку у нас уже в экспедициях гибли люди, всё это было довольно страшно и рискованно. У Наташи (модель. — Прим. ред.) были страхующие, которые подплывали к ней с баллоном и давали подышать. Сама она плавать не могла, так как была привязана, и если бы, к примеру, пропала видимость, то страхующий не смог бы её найти. Температура — пять градусов. Условия были экстремальные.
Наша деятельность связана с рисками. Это как «русская рулетка»: у тебя есть барабан, в нём один патрон на 300 дырок, но если ты каждый день щёлкаешь, то рано или поздно тебя накроет, каким бы везунчиком ты ни был.
О творчестве
Я художник. У меня в голове кипит овсянка. Она пускает пузыри, и из этих пузырей рождается всякая хрень. Её рождается немыслимое количество. И очень прикольно видеть, как эта хрень обретает какой-то явственный облик. Это та движущая сила, которая заставляет меня таскать баллоны, носиться, звонить людям, всё организовывать, договариваться и пытаться что-то делать.
Разумеется, я слежу не только за фотографами, которые снимают природу. Вообще, это большая проблема подводной фотографии: она обосновалась на своей Луне, всё, мы здесь, и больше нас ничего не касается. И во всём мире подводная фотография замкнута на себе. Моя мечта — пытаться перетягивать какую-то фотографию под воду. Искать какие-то пересечения.
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin111.jpg", "text":"" }
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin101.jpg", "text":"" }
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin171.jpg", "text":"" }
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin18.jpg", "text":"" }
Подводная фотография вообще меняется гораздо медленнее, чем любая другая. Потому что людей, которые снимают под водой, мало. Из них осмысленно снимает ещё меньше. Во всём мире, наверное, человек сто. Если взять фотографию вообще и её историю развития, то мы со своей подводной фотографией где-то в 1920-х годах.
Мы выпустили две книжки. Одна, «Ординская пещера. Познание», посвящена длиннейшей гипсовой обводнённой пещере в мире. А в прошлом году мы выпустили книгу про дельфинов. Называется «Быть дельфином». Мне они обе нравятся. Но печать книжек — это с одной стороны громадная радость, а с другой — геморрой. Нужно думать, куда девать эти тиражи, мотаться по магазинам, подписывать договоры, собирать деньги. Но теперь мы нашли совершенно идеальный формат — айбук. Третью книжку мы выпустили уже в нём. Это 170 фотографий и сто фактов о дельфинах. У тебя на айпаде открывается фотография во весь экран, а если коснуться её, выпадает короткий текст. О таком формате мечтали все поколения фотографов. Потому что «голые» фотоальбомы получаются тяжёлые, а если сдобрить снимки небольшим рассказом, выходит идеально.
{ "img": "/wp-content/uploads/2015/04/lyagushkin19.jpg", "text":"" }
Меня вдохновляет моя жена. Я не черпаю вдохновение у других фотографов. Я уже могу оценить работу лучших из тех, кто снимает в моём направлении. Я про них всё понимаю: что они делали и зачем. Это уже не вызывает восхищения. Моё восхищение скорее вызовут работы в жанрах, которые я мало понимаю.
Моя мечта — снять Круберу-Воронью, глубочайшую пещеру в мире. Её никто пока не сумел снять. National Geographic посылал туда экспедицию, они истратили $50 000, ничего не сняли. Там тяжело.
Если бы мне предложили полететь снимать в космос, я бы согласился без раздумий.
Новое и лучшее
