Фотографы Magnum — о снимках, запечатлевших тот самый решающий момент

Впервые книга о решающем моменте известного французского фотографа, одного из основателей агентства Magnum Анри Картье-Брессона была опубликована во Франции в 1952 году под названием Images à la Sauvette («Снимки на бегу»). В англоязычном издании название поменяли на The Decisive Moment («Решающий момент»), а вступлением к альбому стала цитата кардинала Реца: «На свете нет ничего, что не имело бы своего решающего момента».

«Под решающим моментом Картье-Брессон понимал миг наивысшего эмоционального напряжения, который важно успеть запечатлеть. С тех пор выражение стало концепцией, навязчивой идеей, воплотить которую в своём творчестве пытается не одно поколение фотографов», — пишет журналист Том Сеймур в British Journal of Photography.

Недавно в рамках распродажи отпечатков, устроенной Magnum, фотографы агентства рассказали о собственных снимках, в которых им удалось схватить тот самый решающий момент.

— В Брайтоне есть клуб пловцов, которые ходят плавать в море каждый день, круглый год, независимо от погоды (и гидрокостюмы не приветствуются). Как вы видите на снимке, волны в тот день были сильными. Когда пловцы размышляли, готовы ли они рискнуть и зайти в воду, у них случился свой собственный решающий момент. В итоге они всё-таки окунулись, но приятного неторопливого погружения в тот день не получилось.

— Для меня этим моментом стала летающая сумка, которую я заснял в пятницу, 27 апреля 1984 года. Это был мой первый фоторепортаж из Китая в 1984 году. Я прилетел из Парижа в Москву, а затем на поезде отправился из Москвы в Пекин. Это путешествие по Трансмонгольской железной дороге заняло неделю. Спустя два дня после прибытия в нашем расписании оказалась поездка в буддистский монастырь Бао Гуанг, что дословно означает «божественный свет».

На стене был вырезан, раскрашен и рельефно выдавлен символ счастья. По традиции китайские туристы подходят к стене с расстояния в 15 метров, идя с закрытыми глазами и вытянув вперёд руки, пытаясь дотронуться до символа прямо посередине между четырьмя рельефными точками. Если им это удаётся, то считается, что жизнь их будет полна счастья. Я по-прежнему не могу понять траекторию этой летящей сумки — откуда она прилетела и куда хотела попасть.

— Решающий момент и совершенство композиции являются фундаментом господствующей изобразительной эстетики образов, которые, намекая на невозможную истину, удовлетворяют экзистенциальную потребность зрителей. Фотографы зачастую предпринимают попытки исправить мировой беспорядок, заключая вероломные силы хаоса в отформатированные рамки и ментальные построения.

В моих фотографиях логика чувств поглощает эстетическую догму и предвзятые иерархические структуры пространства и времени. Растворение форм уничтожает высокомерные правила фотографии, инфицирует наше понимание реальности и внушает чувство хрупкости и сомнения.

Все образы — это жесты, раскрывающие телесное переживание созданий, чьи лица обращены к пустоте. Они демонстрируют нам жертвы, принесённые перед лицом небытия, делая это через растворение принятых форм и границ. Потому что движение избытка в конечном итоге нанесёт поражение интеллекту, безвозвратно поглощая геометрию мира и растворяя все формы порядка.

Рассказывает Рут Бейнс Хартман, вдова американского фотографа Эриха Хартмана:

— Хорошая фотография не нуждается в описании. Она должна говорить сама за себя, и мне неоткуда знать, почему Эрих сделал этот снимок или о чём он думал в этот снежный день в Мидтауне Нью-Йорка.

Я, однако, могу кое-что рассказать вам о его рабочих привычках. Он везде видел картинки и никогда не выпускал из рук свой фотоаппарат — дома, на улице, в любую погоду и при любых обстоятельствах. Какой бы тяжёлой и громоздкой ни была его фототехника, у него всегда была с собой легкодоступная заряженная фотокамера и дополнительная плёнка.

Возможно, эту фотографию нужно описать не как решающий момент, а как уникальный момент, потому что здесь сошлось множество компонентов. Маловероятно, что когда-нибудь ещё в зимний день в Нью-Йорке та же молодая женщина будет сидеть в автобусе недалеко от того места, где стоит Эрих. И он сможет снять её так, чтобы в кадр попала ещё и разрозненная группа людей на улице, часть из которых пытается зайти в автобус, а часть — выходит, чтобы столкнуться лицом к лицу с ветром и холодом.

— Более года я работал в районе Баб-аль-Таббане ливанского города Триполи, фиксируя политически разжигаемый межконфессиональный конфликт. Я побывал во многих домах, расположенных в зоне конфликта, но люди редко соглашались, чтобы их сфотографировали, потому что боялись. Я часто возвращался домой, даже не включив камеру.

В день, когда я сделал этот снимок, я забрался по ступенькам на верхний этаж здания, испещрённого пулями. Выходя из одной из квартир, я повернулся и увидел детей, сидящих в креслах перед разрушенной стеной. Всем своим видом они, казалось, идеально олицетворяли то, как эти семьи жили в центре боевых действий. Уже практически уходя, я поднял фотоаппарат и нажал на кнопку спуска.

— Тайра попросила меня устроить фотосессию после того, как увидела лист контактных отпечатков с фотосессии другого актёра. В этот день мы оба были очень уставшими, потому что в предыдущую ночь у нас были съёмки. Когда Джон приехал, чтобы понаблюдать за фотосессией, я подумал, что хотел бы снять их вместе. И тут он сам предложил сделать несколько совместных с Тайрой снимков. Я считаю Тайру щедрым, умным и чувствительным человеком, красивой женщиной. А Джон — страстный художник и кинорежиссёр, блестящий писатель, находящийся на связи с миром, в котором живёт. Я хотел ухватить образ их чувств друг к другу. Тайра прикрыла глаза, и этот момент наступил.

Рассказывает друг Дэвида Сеймура:

— Чим (так называли Дэвида Сеймура. — Прим. ред.) запечатлел этот мгновенно узнаваемый, гордый и решающий момент, когда улыбающийся отец демонстрирует свою маленькую дочь. Чувство радости от появления первого младенца, рождённого в селении, было, надо полагать, особенно сильным в юном Израиле. Израиль и сам был новорождённой нацией, все ещё приходящей в себя после травмы Второй мировой войны и трагедии холокоста.

Белое платье дочери Мириам повторяет цвет новых побелённых зданий за спиной и клубящихся облаков на небе. По иронии судьбы, подобное белое платье обычно надевают на мальчиков для церемонии обрезания, но на этом празднике ему нашлось хорошее применение. Глядя на фотографию, легко предположить, что и сам Чим гордился молодым духом Израиля, которым проникнут снимок. Чим писал своей сестре: «Можешь себе представить, насколько всё здесь эмоционально и волнующе?»

— Я отправился в Южную Африку за три недели до выборов, которые, как ожидалось, должны были привести к власти партию «Африканский национальный конгресс» и Манделу. Даже в это время, задолго до выборов, порядковый номер моей журналистской аккредитации перевалил за 300. Было очевидно, что из всех кандидатов следить нужно за Манделой. К сожалению, большинство его выступлений проводились на футбольных стадионах, окружённых колючей проволокой, призванной сдерживать толпы. Когда Мандела двигался по стадиону, за ним шла пара сотен фотографов и операторов. В результате на всех фотографиях Мандела получался в окружении других фотографов.

В один прекрасный день, приехав в университет, где Мандела должен был произнести речь, я увидел этот довольно шаткий и изодранный плакат, на котором не очень-то надёжно висели его сторонники. Хотя спустя тысячи кадров мне всё же удалось сфотографировать Манделу без окружения, этот снимок — хотя он и не совсем является решающим моментом в духе Картье-Брессона — наилучшим образом олицетворяет энтузиазм, который вызывал южноафриканский лидер.

— Для своего проекта «Слушай» (Listen) я изготовила серию воображаемых обложек дисков для шести женщин-исполнительниц. Я провела несколько разных съёмок, но этот снимок, сделанный на берегу Каспийского моря, состоялся по счастливой случайности. Моя сестра (модель на снимке) стояла в ледяной воде, вокруг неё шумели волны, дул ветер, и за нами наблюдали зеваки. Я впопыхах сделала несколько кадров.

Помню, как ехала домой и гадала, получилась ли у меня фотография, о которой я мечтала. Я снимала на плёнку, поэтому не знала. Получив лист контактных отпечатков, я увидела, что на одном из снимков всё, что мне было нужно, сложилось в единую картину: две волны разбиваются о берег в нужный момент, а она стоит именно так, как я надеялась. Самое главное в том, что её взгляд, направленный прямо в объектив, делает картину завершённой. Для меня, по крайней мере.