Игрушечный сатанизм: Почему американцы не боятся Хеллоуина

О том, что приближается Хеллоуин, мне напомнил сосед, распявший на своей двери летучую мышь. Я не могу назвать себя поклонником народных гуляний по отмашке, но Хеллоуин занимает в моём сердце особое место. Я люблю наблюдать за шествием вертепа судного дня, пытаясь разгадать, почему один человек решил стать зарезанной принцессой, а другой — кентавром без головы.

«Это бесовский праздник, — говорит мне приятель, запретивший своей дочери наряжаться ведьмой. — Ты что, не понимаешь, что в мире идёт борьба добра со злом?». Глядя на очереди банковских служащих, затаривающихся сатанинскими рогами, я об этом, честно говоря, не задумываюсь. Задумываться об этом начинаешь, читая новости из ада: «Глава Крыма предлагает запретить празднование Хеллоуина в российских школах, поскольку эта „тёмная традиция направлена на подрыв традиционных духовно-нравственных ценностей“».

Проблема этого праздника не в том, что он прославляет зло, но в том, что это «чужой» праздник. Не «наш», «нехристианский». Отторжение Хэллоуина — это отторжение Другого, то есть в сущности — типичное проявление ксенофобии, охватившей сегодня консервативные постсоветские общества. Для метафизических патриотов что Хеллоуин, что гей-парад, что Человек-паук — нашествие чуждой культуры, которая, если её пущать, заменит самовары на макдональдсы, а ушанки на ковбойские шляпы.

Подобное идеологическое мракобесие вдохновляет напялить на себя тыкву и слиться с толпой ходячих мертвецов. Тем более что лос-анджелесский Хеллоуин-парад считается крупнейшим в мире. Здесь Голливуд, и все вервольфы — отсюда: выскакивают с киноэкранов, словно черти из котлов.

В отличие от Нью-Йорка, где любой парад сопровождается полицейскими кордонами, преграждающими путь к Губке Бобу, голливудский Хеллоуин-парад — по-настоящему народное гулянье. Нет ни заборов, ни обилия жандармов; все вольны смешиваться друг с другом. И если в Новом Орлеане смешиваются в основном туристы, то в Лос-Анджелесе гуляет буквально весь город — от 90-летних стариков в костюмах сексуальных монахинь до бандыков из гетто в костюмах... бандыков из гетто.

Я смотрю на молодую семью с ребёнком в образе куклы-убийцы Чакки и понимаю, что происходящее — это коммуникация. Выбирая тот или иной образ, люди не просто воюют со страхом смерти, но, что более важно, — сообщают друг другу свои чувства, состояния, мечты. Угадывая образы, незнакомцы переживают близость от подключения к общей культуре. По сути ведь Хеллоуин — это символический обмен, один сплошной поток культурных знаков и смыслов.

Откуда-то доносится русская речь. Пара советских людей в, ну разумеется, королевских костюмах продирается сквозь чащу гномов: «Люда, ну это ересь, ну ересь же». «Смотри, какой пидор пошёл», — мычит соотечественник на веранде дайнера Astro Burger. «Ты лучше вон ту за сиськи полапай», — отвечает ему уже тоже «готовый» приятель. Допив свою великую культуру из стаканчика для кока-колы, они мыча ползут к машине. «Заработал $50 — $50 и пропил». А дружбан заливается: «Oh my God, блядь! OMG!». И поехали кататься.

Во время Хеллоуина бомжи всегда улыбаются. Раз в году все жители города вдруг становятся похожими на них. Набожные мексиканцы надевают дьявольские хвосты и торгуют хот-догами за десятку. Наряду с Рождеством и Чёрной пятницей Хеллоуин — один из краеугольных камней американской экономики. Люди, решившие отделаться оранжевыми шляпками, здесь в меньшинстве. Часто встречаются костюмы, которые всем своим видом говорят, что всё это стоило тысячи, заняло месяцы подготовки и часы переодеваний.

Костюмы скелетов являются здесь тем же, чем в России является кокошник, а в Украине — вышиванка: национальным костюмом, вокруг которого возникает страна. Другое дело, что оборотни совместимы со свободой и мужеложством, а вот кокошник — не очень.

Зомби текут по бульвару Санта-Моника. Зачарованный, я смотрю на парня, танцующего в лучах лазерного света — его корсет сползает с сосков, а моя челюсть — в штаны. Неподалёку пляшет даун — отрывается истово, так ему весело. Никто не тычет пальцем, не насмехается. Пожарники из местной станции носят детей на руках, монашки задирают рясы с выбритыми распятиями, а я таращусь, люблю и думаю: что если и правда весь этот игрушечный сатанизм подрывает «духовные скрепы»? Что если эта «безбожная материалистическая культура», будучи экспортированной, действительно способна уничтожить ту, которая моя — ту, для которой народ важнее человека, а боги — по-настоящему?

Надежды переполняют моё сердце и, как водится, умрут последними. Не знаю, успеют ли мечты о мире, где никто никого не запрещает, воплотиться ещё при моей жизни. Так или иначе, Хеллоуин намекает, что жизнью жизнь не ограничивается — однажды наши восставшие из мёртвых надежды зашагают по некогда советским улицам: быть может, даже дети в костюмчиках Сталина, банды хоругвеносцев и леший-гомофоб; кусок ваты пройдётся за руку с пучком укропа, а священник обнимет чертёнка. И всё это уже будет просто костюмчик — эхо кошмаров и страхов, которые мы сумели превозмочь и потому не боимся отметить.

Текст: Анатолий Ульянов, соавтор проекта VVHY, создатель «Учебника по гомосексуализму для детей» и запрещённого в России сайта Loooch.