Мила Тешаева: «Фотография сегодня — это бесконечное пространство для эксперимента»

Я пришла в документальную фотографию из совсем другой среды — всего 11 лет назад я ещё работала финансистом. В 2004 году я случайно попала на двухнедельный воркшоп по документальной фотографии в Крыму. Во время работы над заданиями впервые в жизни я стучала в двери к незнакомым людям с просьбой рассказать их историю. Для меня это стало каким-то невероятным чудом — что двери открывались и я попадала внутрь. По ночам мы проявляли плёнки, и когда на плёнках оказывался Тот Самый Кадр, счастье было абсолютным. Для меня стало очевидно: это именно то, чем я хочу жить. Не работать, а именно жить.

Потом были три месяца одиночных скитаний по Индии и работа над собственными, уже целостными, сериями. На тот момент я хотела рассказывать истории через фотографию, с чёткой идеей, что это способно менять мир. С другой стороны, мир не очень ждал моих открытий, и несколько следующих лет были полны компромиссов и моментов, когда я понимала, что не имело смысла приходить в фотографию ради того, чтобы снимать светские новости. Но я чётко знала, к чему хочу прийти, и шаг за шагом продвигалась к цели: к свободе и возможности работать только над тем, что мне действительно интересно.

Попадая на международные фотофестивали, как, например, «Перпиньян», ты оказываешься в компании как минимум пяти тысяч человек, которые живут тем же, чем и ты.

Ты чувствуешь себя частью то ли семьи, то ли секты, которая живёт теми же ценностями, что и ты. Там встречаешь людей, которые становятся близкими, и даже если ты видишь их раз в несколько лет, случайно пересекаясь в какой-то точке мира, вы всё так же понимаете друг друга, ведь эти годы вы шли по схожему пути. И это необычайно важно, потому что фотографы, те, кто работает над собственными долгоиграющими проектами, в принципе довольно одинокие люди.

В 2008 году я поехала в Грузию снимать последствия войны. Хотя я не видела себя в качестве военного фотографа, но Грузия была мне очень близка и я не могла игнорировать то, что там происходило. Ехала я туда практически без денег и на месте обнаружила, что работать в стиле фотографов из больших агентств и журналов мне не по карману. Но мне повезло — я встретила человека, который стал возить меня тайными тропами в закрытую зону конфликта, куда другим фотографам было невозможно попасть, — так почти весь месяц я снимала в буферной зоне. Кроме того что это был удивительный жизненный опыт, работа получила несколько важных международных призов и многое изменила в моей жизни.

Проект Promising Waters — про ожидания, которые даёт нефть и газ, и манипуляцию этими ожиданиями в трёх постсоветских странах вокруг Каспийского моря. В Азербайджане, Туркмении и Казахстане происходят идентичные процессы: театрализованное представление под названием «Мы идём к светлому будущему». Когда в 2010 году я приехала в первый раз в Баку, было ощущение, будто странный новый мир возникает из обломков, но строится как декорация. Большинство людей, которых я встречала, находились где-то между прошлым и будущим, как будто в ожидании Годо. Мне стало интересно передать этот процесс через фотографию, снять собственно то, что не происходит.

Заранее я планировала только места съёмок, а сами сюжеты появлялись спонтанно. В самом начале я поехала в маленький городок, где раньше на одной из крупнейших рыбных консервных фабрик СССР производилась знаменитая чёрная икра. После распада Союза фабрика закрылась и теперь практически разрушена. Случайно на улице я познакомилась с женщиной, которая приютила меня у себя, накормила и уложила спать, между делом сказав, что завтра в 8 утра идёт на работу.

Оказалось, она всю жизнь проработала на этой фабрике бухгалтером и все последние 20 лет продолжает ходить на работу — на разрушенный завод, где никого нет, следя за тем, чтобы все бумаги были в порядке.

Для меня это была очень важная история. Почему она это делает? Она пытается сохранить свою роль? Или достоинство? Или она не смогла найти себя в новой системе? И в этом случае вопросы мне нравятся больше, чем ответы.

Мне любопытна эта манипуляция населением и её лояльностью: чувство гордости за успехи своей страны, принадлежность к чему-то великому, за которую люди прощают нищету и бесправие. Меняется алфавит, сжигаются «неправильные» книги, и памятники одному великому лидеру меняют на памятники другому.

Весь этот спектакль люди уже проходили 70 лет назад, но, кажется, это по-прежнему неплохо работает.

Работа над проектом заставила меня задуматься, в том числе, как манипулируют моим личным сознанием. У меня абсолютно изменилось мировоззрение: я перестала воспринимать вещи как данность и начала критически оценивать процессы в обществе, изучать научные исследования на тему идентичности, памяти и общества в целом.

С самого начала я снимала проект как книгу. В 2013 году она вышла в немецком издательстве Kehrer Verlag, и помимо фотографий в неё вошли небольшие дорожные истории. Моя цель была, чтобы текст в книге не объяснял фотографии, а давал дополнительную перспективу. То, как я строила свои кадры, и то, как я построила книгу — всё это работает на одну задачу: мне хочется, чтобы эта фотография задавала вопросы. Потому что когда возникают вопросы, человек уже не может однозначно положить тему в разряд «чёрное» или «белое», а наоборот, пытается понять процессы за кадром.

На мой взгляд, визуальный язык должен говорить не о фотографе, а о теме. Для каждого нового проекта я ищу визуальное воплощение, которое позволит усилить то, что ты хочешь сказать. Например, недавно я закончила проект Insel Wesen про жителей маленького немецкого острова. Эти люди пытаются противостоять туризму и, соответственно, своему исчезновению, сознательно изолируя себя от общения с внешним миром. Я решила снять их портреты в полной темноте ночью, рисуя изображение с помощью маленького фонарика. И когда я думала о том, как я ощущаю этот остров, то эта техника показалась мне самой подходящей. Но я не думаю, что буду применять её в других проектах. Границ нет, фотография сегодня — это бесконечное пространство для эксперимента.

Мне странно, когда фотографию делят на учётные записи: вот это документальная фотография, это фотожурналистика, а это арт.

Когда Promising Waters показывают в стенах музея — серия рассматривается как концептуальная фотография; когда те же снимки печатают в журнале — она становится документальной.

Но когда люди рассказывают мне о своих ощущениях от этих работ, их реакция идентична. Тогда почему меня должно волновать, как это называется?

Я не ищу новые проекты, они приходят сами. Сначала это праздный интерес к теме, потом углубление, и только если тема превращается для меня в навязчивую идею, тогда я начинаю снимать. Я не работаю над проектами, а, скорее, болею ими. Последние годы меня стали интересовать внутренние процессы и механизмы, которые происходят в обществе и которые заставляют сообщества людей вести себя определённым образом, вызывая реакции, развитие или, наоборот, деградацию. Это, скорее, область антропологии, и можно много об этом говорить и писать, но не совсем понятно, как фотография может с этим работать. Но я фотограф, а не писатель, и поэтому я снимаю. Но при этом моя фотография не имеет ничего общего с объективизмом или правдой — это абсолютно персональная интерпретация того, что я вижу и чувствую.