Пластыри из птиц и бобровая струя: Как лечили чуму, холеру и туберкулез

Туберкулез

Легочный туберкулез, он же белая смерть, скрофула или чахотка, описан в книгах Второзакония и Левит, стал одной из основных тем викторианской литературы и самой модной болезнью среди англичанок и француженок из-за свойственной ему бледности, румянца и spes phthisica (симптомов эйфории). От скорби чахоточной умерли Антон Чехов, три сестры Бронте и Джон Китс, а в наше время туберкулез уносит жизнь около 5 тысяч человек ежедневно.

Как лечили:

— Пожалуй, самый мягкий ужас антитуберкулезной аптечки — богатый на полисахариды исландский мох, сваренный на молоке: такое средство больному давали в российских губерниях, по полчашки каждые два-три часа. Отвар обволакивал слизистую верхних дыхательных путей, был отвратительным на вкус и лишь ненадолго утихомиривал кашель. Мокроту же пытались разжидить пилюлями из спрессованной смеси морского лука, аммониака и кардамона — пахло от пациента как от пакетика «15 индийских специй», толку никакого, но и в могилу такое лекарство не подгоняло. Дальше — хуже.

— Сторонники ртутно-серной теории, пришедшие после отцов-основателей ртутной терапии Парацельса и Валентина, убили пациентов больше, чем несколько не слишком кровавых второразрядных войн, — тут не поспоришь. Ятрохимики, как называли врачевателей XV века, лечили кашель ртутью и сурьмой, отчего больной умирал раньше, чем успевал почувствовать симптомы отравления. Один из самых ярых критиков ртути — французский врач XVII века Ги Патен писал: «Избави нас Господь от таких лекарств и таких докторов!» До XIX века не дошло: к ртути приписывали еще и свинцовый сахар.

— Нарыв легких считали одной из причин кровохарканья, поэтому, чтобы замедлить или остановить процесс, нарыв нужно было очистить и прорвать. Для этого на грудь клеили специальный нарывный пластырь или делали искусственную язву с нагноениями между ребер: чем она шире и протяженнее, тем лучше. Тем, кто боялся лечь под нож, предлагали почаще орать, смеяться или ездить на телеге по колдобинам — чтобы «сотрясать» легкие.

Больных укладывали спать в коровниках, а днем водили по унавоженным полям.

— В первых туберкулезных санаториях (к слову, лечебный туризм в Швейцарии начался как раз с такого учреждения) в меню, как правило, включали ослиное, кобылье или козье молоко. Наиболее полезным же, по мнению лекарей, было человеческое: врачи призывали женщин кормить грудью больных, а еще размышляли о технической невозможности налаживания массового производства такого продукта.

— Благоприятным считали и воздух, пропитанный бактериями и запахом испражнений животных. Навоз оставляли в тазу у кровати, больных укладывали спать в коровниках, а днем водили по унавоженным полям. Верили, что туберкулез почти не встречается среди мясников и работающих с костями животных мыловаров именно из-за их соприкосновения со скотом.

Чума

Слово, чуть ли не первым вызывающее ассоциации с темным Средневековьем. По разным подсчетам, черный мор, пик которого пришелся на 1346—1353 годы, унес от 30% до 60% населения Европы. Причинами возникновения эпидемии считались неблагоприятное положение Сатурна, отравляющие колодцы евреи и порченный миазмами воздух; лечили соответственно — бобровой струей, пластырями из птичьих внутренностей и любовью к святым.

Как лечили:

— Скорее профилактика, нежели лекарство: христианин не мог выйти на улицу без высочайшей визы, поэтому люди молились святым Себастьяну и Роху, защитникам от чумы, а взгляд на изображение святого Христофора должен был уберечь от внезапной смерти в тот день — так делали до, во время и после чумы. Большим инструментарием обладал Карл Великий, которому папа Лев III отпра­вил список заговоров, защищающих от чумы. А еще от демонов, геенны огненной, яда и змей.

— «Кокаин, героин, опиум, морфий — мы называли это медициной». За этот мем нужно благодарить в том числе и Парацельса — особенно за опиум и его производные. Ученый Иоганн Опорин писал: «Парацельс создал пилюли, которые напоминали по виду мышиный помет, и назвал их лауданум… он утверждал, что это снадобье способно воскрешать из мертвых». Состоял лауданум из опиума, янтаря, толченых кораллов, гвоздики, безоара из желудка коровы, кусочков мумий и белены. Можно было внести разнообразие: косточка из сердца оленя, амбра (выделение из кишечника кашалота), мускус, жемчужный порошок, апельсиновый сок — больше напоминает уроки зельеварения Снейпа.

— Самонужнейшая аптечка Средневековья: пластыри из внутренностей птиц и опиумные компрессы (негативно сказывающиеся на дыхательных функциях), порошки из кожи земноводных, амбра (якобы достаточно носить шарик амбры с собой, чтобы не заболеть). Далее, самый ценный препарат бубонной фармакопеи — пахучие железы бобра. Они выделяют кастореум — жидкость желтого цвета, которой животные метят территорию. Бобровой струей лечили не только чуму, но и все от обмороков до боли в суставах.

— Единственное преимущество жизни школьника чумного Лондона: в 1665 году учащихся заставляли курить, полагая, что табачный дым очищает воздух от миазмов. Думается, мало кто прогулял бы возможность выкурить по сигареточке.

— Эскулапы советовали больным вдыхать испарения нужников и собственные кишечные газы. Лечебными считались животный запах и испражнения, поэтому через поселения прогоняли стада коров, козлов и овец или же табуны лошадей.

В 1665 году учащихся заставляли курить, полагая, что табачный дым очищает воздух от миазмов.

— Уксус! Вот, например, Шекспир, которому чума сорвала пару громких театральных премьер:
Мою заразу уксусом пои,
Мне в радость будет горькая настойка,
Приму любые снадобья твои
И вынесу любую кару стойко.
Возлюбленный, больного пожалей
Мне жалости целительной налей.

— Приблизительно в 500 году до нашей эры геофагия (поедание земли) была популярной врачевательной практикой среди жителей древнегреческого Лемноса. Ежегодно там добывали красную глину, отмывали и очищали, а затем делали из нее небольшие таблетки. Перед продажей их освящала жрица, после чего на таблетках ставили печать — отсюда и пошло выражение terra sigillata, то есть «опечатанная земля». С окончанием Античности популярность земляных пилюль значительно снизилась, но вновь возросла во время чумы: на этот раз турки-османы привезли якобы целительную глину из Армении.

Холера

Причину возникновения холеры в разное время усматривали в «невидимых воздушных насекомых», «почвенных испаре­ниях», «атмосферных миазмах» или сочетании неблагоприятных погодных условий. Среди народа бытовало мнение, что холера — это яд, подливаемый в колодцы самими врачами. Антон Павлович Чехов, будучи уездным врачом в 1892 году, так не считал, яду не подливал, а, напротив, боролся за каждого крестьянина: «Способ лечения холеры требует от врача прежде всего медлительности, то есть каждому больному нужно отдавать по 5-10 часов, а то и больше. Так как я намерен употреблять способ Кантани — клистиры из танина и вливание раствора поваренной соли под кожу, — то положение мое будет глупее дурацкого. Пока я буду возиться с одним больным, успеют заболеть и умереть десять».

Как лечили:

— В борьбе с холерой действенными считались так называемые окказиональные обряды — магические практики, к которым обращались только «по случаю»: свирепой лихорадки, падежа скота, неурожая или холеры. В 1893 году в селах Орловской губернии против холеры проводили ритуал опахивания. В полночь обнаженные женщины впрягали в соху или плуг девственницу и пропахивали борозду вокруг всей деревни. Село обходили кругом три ночи подряд с иконой святого Власия в руках, сопровождая пахотные скитания словами:
Смерть, смерть, выйди вон
из нашего села,
изо всякого двора;
нас идет девять девок, девять баб,
девять маленьких ребят;
три солдатки, три вдовы,
три замужние жены.

— В деревнях проводили также ритуалы «умерщвления» хворей. Люди думали, что изгнать холеру можно ассоциируя ее с животным: оказавшуюся не в том месте не в то время кошку или собаку забивали на благо выздоровления «оных помещиков и жителей деревенских».

В полночь обнаженные женщины впрягали в соху девственницу.

— «Семибратняя кровь — это известковый скелет привозимого из-за границы коралла. Это трубчатый камень темно-малинового цвета, совершенно нерастворимый в воде. От такого лекарства всякий доктор пришел бы в ужас. Но обыватели толкли его в порошок, пили с водкою…» — так брат Антона Чехова Александр описывает популярный в XIX веке народный настой (или, как тогда говорили, декокт) от лихорадки и холеры. Добавляли еще и «нефть, металлическую ртуть (живое серебро), азотную кислоту (острую водку), стрихнин (кучелабу), сулему». В середине XVIII века фармацевты начали запрещать эти вещества, но украдкой их протащили и в последующие два столетия. Пока академическая медицина отвергала подобные настои, мелкие лавки с «семибратней кровью» были популярны у мужиков — в составе водка как-никак.

Иллюстрации: Ира Ромб