«Как только я покинул отель, сотрудники КГБ взяли меня в кольцо»: Журналист Newsweek — о работе в Киеве после аварии на ЧАЭС

Сообщение о присланном Bird In Flight английском переводе отчёта КГБ с упоминанием Страссера стало самым популярным за многие месяцы постом в его фейсбуке. Бывший автор и редактор Newsweek, глава бюро в Москве и Гонконге, автор нескольких книг готовится к выходу на пенсию и с удовольствием вспоминает яркие моменты своей карьеры. Командировка летом 1986 года в Украину безусловно относится к таким — серия статей о последствиях аварии на ЧАЭС принесла Страссеру престижную профессиональную награду National Headliner Award. Марина Соколовская встретилась со Страссером в перерыве между лекциями по журналистике, которые он читает в City University of New York.

Вы оказались в Киеве случайно, верно?

Да, можно так сказать. Мы жили в Москве. Я, моя жена и наш четырёхмесячный сын приехали туда в мае 1985 года. Моя жена учила русский язык в колледже, она неплохо говорит и в общей сложности была в Советском Союзе девять раз. Тогда мы оба работали на журнал Newsweek. Перед тем как поехать в Советский Союз, я тоже начал учить русский язык и продолжил это дело в Москве. Я бы никогда не доверил сам себе официальное интервью на русском, но в быту вполне справлялся. Как пройти, как найти… В общем, не был совсем беспомощен. Плюс я прекрасно понимал ваши новости по телевизору и радио, потому что там говорили абсолютно одинаковые вещи каждый день!

А если говорить о Чернобыле, то мы просто были в стране, когда всё случилось. Как только я узнал об аварии, то немедленно стал пытаться добраться до Чернобыля или куда-то к нему поближе. Сначала мне ответили, что это невозможно, так как поезда забиты спасателями и для меня нет места.

То есть КГБ не удерживало вас? Единственным препятствием на первом этапе было отсутствие физического места в поезде?

Именно. Я уехал в Киев при первой же возможности, и никто не пытался мне помешать.

Вы были готовы к контролю со стороны КГБ? Предупреждало ли вас об этом начальство или коллеги в США? Знали ли вы что-то о методах работы спецслужб?

Никакой специальной подготовки даже на словах у меня не было. Мы с женой просто с самого начала были готовы к тому, что они будут ходить за нами по пятам везде, всюду и всё время. И мы не находили в этом ничего особенного: это просто часть нашей жизни в СССР. Нам в США не говорили о прослушке, но мы сами полагали, что наша квартира прослушивается. Единственное — нас предупредили, чтобы и на улице мы не говорили друг другу какие-то конфиденциальные вещи, потому что русские могут использовать специальные микрофоны. Поэтому мы старались некоторые вещи не говорить совсем.

Вам было что скрывать от КГБ?

Обычно мы старались не озвучивать истории, которые хотим написать для Newsweek. Больше из-за героев этих историй. Мы не хотели, чтобы у них возникли проблемы из-за того, что какие-то американцы хотят о них написать. Наши планы в СССР мы обсуждали не дома и не на улице, а где-то там, где не было людей.

Мы с женой просто с самого начала были готовы к тому, что они будут ходить за нами по пятам везде, всюду и всё время. И мы не находили в этом ничего особенного: это просто часть нашей жизни в СССР.

Преследовало ли вас чувство опасности из-за того, что вы были под колпаком?

Совсем наоборот: в те годы в Москве я чувствовал себя в такой же безопасности, как сегодня чувствую в Нью-Йорке! Я понимал, что в интересах спецслужб не дать чему-то плохому случиться со мной, и это был большой плюс. Скажу даже так: я бы хотел, чтобы агенты ФБР были такими же вежливыми и спокойными, как тогдашние агенты КГБ (Смеётся.). Серьёзно. Я знаю, как грубы могут быть наши фэбээровцы. Те из КГБ, кто сопровождал меня, были очень корректны. Да, они лезли в буквальном смысле в камеру и могли даже попросить засветить плёнку, но очень вежливо (Смеётся.). Если меня и могли тогда арестовать, то только в ответ на арест гражданина СССР в США. Главное было научиться перестать замечать агентов и общаться с обычными людьми так, будто их нет рядом.

«Мороженого ещё нет», — говорит Наташа Геросименко (так в статье. — Прим. ред.) одному покупателю за другим, когда они заходят в её маленький полутёмный магазинчик на Крещатике, главной улице Киева. Она объясняет, что мороженое скоро доставят, но только после того, как оно пройдёт проверку на уровень радиации, будет упаковано с использованием специальной жидкости и закрыто простерилизованными крышками. 24-летняя Наташа, блондинка с короткой стрижкой, моет голову каждый вечер и выполняет все правила гигиены, введённые после аварии на атомной станции. Но ей всё равно страшно, особенно за своего будущего ребёнка, который должен родиться через пять месяцев. Её доктор говорит, что беременность проходит хорошо, и рекомендует ей диету, в которую входит молоко, творог и мороженое. Но некоторые из Наташиных друзей решили, что риск слишком велик. «Многие женщины сделали аборт, — говорит Наташа. — Но я боюсь абортов». (Из статьи Стивена Страссера Jitters on the ‘Front Line’, Newsweek, 16.06.1986.)

Вы уверены, что в своей статье о жизни Киева сразу после чернобыльской аварии описали обычную жизнь обычных людей?

Абсолютно. Я до этого ни разу не был в Киеве и поехал туда, потому что других вариантов у меня не было: добраться ближе к ЧАЭС не получалось. Когда я приехал в Киев, то больше всего меня волновала радиация. В тот момент мы не знали, что Киев она обошла стороной и больше досталось Минску, например (Минск практически не пострадал от взрыва: в 1986 году уровень загрязнения, к примеру, радиоактивным цезием-137 не превышал там 0,27 Ки/км2; в Киеве показатель составлял 0,64–2,7 Ки/км2. — Прим. ред.) Приехал я не для того, чтобы узнать какие-то секретные вещи. Меня интересовало, как люди реагируют на случившееся. Мне всего-то надо было походить по улицам, позаглядывать в квартиры, дворы, поговорить с милиционерами…

Я понимал, что в интересах спецслужб не дать чему-то плохому случиться со мной, и в этом был большой плюс. Скажу даже так: я бы хотел, чтобы наши агенты ФБР были такими же вежливыми и спокойными, как тогдашние агенты КГБ.

Но началось это всё очень смешно. Как только я покинул отель, меня взяли сотрудники КГБ в кольцо. Я не преувеличиваю, и это не метафора: они в прямом смысле окружили меня. Если в Москве агентов было много рядом в толпе и я всегда об этом знал, то в Киеве агенты и были толпой.

Отличались ли они от других советских граждан? Усы, парики, тёмные очки?

Нет, как раз наоборот. Они выглядели очень обычно, очень. Аккуратно и неприметно одетые. Толпа тихих и очень вежливых людей, которые просто не дают тебе сделать хоть шаг в сторону. Я был полностью лишён возможности работать. Заговорить с кем-то при таком раскладе было невозможно, посмотреть на обыденную жизнь людей можно было с трудом.

В тот момент в вашей жизни и появилась та самая агент Рота… Красивая, молодая?

Ох. (Смеётся.) Что случилось в тот момент… Я вышел из гостиницы, оказался окружён толпой этих вежливых агентов и понял, что работать невозможно. Я мог смотреть по сторонам, и моим самым сильным впечатлением на тот момент была вода. Вода, вода, вода… Всё поливали из шлангов, всё смывали, всё мыли… Кругом были поливальные машины. Потом я увидел парня со шлангом, пошёл к нему, сказал буквально пару слов, он бросил на меня взгляд и побежал прочь. Тогда я развернулся и пошёл обратно в гостиницу, понимая, что с толпой агентов вокруг работать я не могу. И там, в гостинице, я и встретил гида, ту самую Роту.

Если в Москве агентов было много рядом в толпе и я всегда об этом знал, то в Киеве агенты и были толпой.

Ей было в районе 30-ти… Была ли она красивой? Уже и не скажу. Я не помню даже её имени. Она была молода и очень профессиональна: вежлива, спокойна, прекрасный английский… Она присоединилась ко мне, и с тех пор у меня больше не возникло ни одной проблемы. Остальные агенты сразу же испарились, а она была всегда рядом. И знаете, это было отлично! Всё было очень расслабленно, намного менее официально, чем в Москве.

Дмитрий Сидеров, заведующий рынком, говорит, что на ранних этапах кризиса им «пришлось несколько раз возвращать продукты. Но в последнее время не было никаких проблем. Все продукты чистые и наивысшего качества». Однако на рынке больше не продают молочных продуктов и зелени, такой как салат-латук, шпинат или щавель. Свежее мясо накрывают длинными листами пластика. В хлебном магазине № 155 пластиком накрыты корзины со свежими паляницами (круглым белым хлебом) и украинским ржаным хлебом, а для покупателей висит объявление, где им рекомендуют переносить буханки в целлофановых пакетах. В магазине фруктов и овощей № 206 сотрудники моют пол как минимум пять раз в день — менеджеры называют это «дезактивацией на местах». Многие покупатели совсем перестали ходить на крестьянские рынки и выбирают более пресные, но более безопасные огурцы, редис, картошку и лук в государственных магазинах. (Из статьи Стивена Страссера Jitters on the ‘Front Line’, Newsweek, 16.06.1986.)

В отчёте о слежке указано, что ваши контакты «удалось замкнуть» на источники КГБ. Получается, ни один из тех, с кем вы общались в Киеве, не являлся обычным горожанином.

Никогда не соглашусь с этим. Мне кажется, мы взяли числом. Пытались наладить контакт со всеми подряд: водителями такси, уборщицами, домработницами, любыми офисными сотрудниками, если мы бывали где-то в офисах… Я верю, что сотрудники КГБ записывали наш каждый контакт, каждого человека. Но они не могли быть кругом: продавцами в магазинах, водителями в машинах… Нет, там были и обычные люди.

Некоторые из тех, кто остался в Киеве, даже смогли отнестись к своей ситуации с юмором. Весенние ливни, накрывшие город, послужили поводом для массы шуток о радиоактивном дожде. У других киевлян нет точной информации, или им некуда ехать — поэтому они верят патерналистскому государству. «Это третий по величине город в Советском Союзе, — говорит одна женщина. — Они никогда раньше не подводили нас, не подведут и теперь. Мы слишком важны». Но в её голосе нет уверенности, и могут пройти годы, пока она и её соседи узнают о реальном масштабе вреда, причинённого их родному городу. (Из статьи Стивена Страссера Jitters on the ‘Front Line’, Newsweek, 16.06.1986.)

Рота разрешила вам увидеть в Киеве всё, что вы хотели?

Да. Она была очень дружелюбна, и я просто сообщал ей, что хочу сходить на рынок, в магазин, ещё куда-то. Помню, мы пришли на рынок и увидели всё как есть. Они закрывали продукты огромными кусками пластика и постоянно поливали землю, чтобы смыть с неё радиацию. Тут же я общался с продавцами, и она никогда не останавливала меня. Люди рассказывали мне, что они вывозят детей из Киева, — это было удивительно для меня, я не знал об этом.

Радиация и неизвестность, получил и я свою дозу или нет — это единственное, что доставляло мне дискомфорт тогда. На этом все опасности кончились. Эта поездка и вообще жизнь в СССР были, пожалуй, одним из самых тихих периодов моей жизни. Мой сын подрос и заговорил по-русски. Моя жена и я стали готовить вкуснейшую русскую еду — борщ, сырники. Какие сырники делала наша домработница, мммм… Я лепил пельмени… Это было отличное время.

На востоке Украины сейчас идёт военный конфликт, фактически с Россией, и внутри страны много споров о том, какие правила работы для иностранных журналистов устанавливать. Как журналист и преподаватель журналистики какой вы видите грамотную работу с западной прессой?

Я, конечно, в курсе всего, и у меня только один ответ: Россия не перестаёт быть Россией… Все эти новые куски территорий, войны на границах — это всё старо. Как и пропаганда. Чтобы ответить более подробно, надо там оказаться. А я не хочу. Уже не тянет никуда за границу. В этом году я заканчиваю преподавать журналистику в City University of New York, выхожу на пенсию и всё свободное время буду посвящать только путешествиям по собственной стране. Я видел Иркутск и не доехал до Большого каньона! Это неправильно.

фото: Марго Овчаренко