Автор литературного канала «Армен и Федор»: «Если разбираться в биографии писателей, не в чем обвинить будет только Гомера»

Филолог и переводчик Армен Захарян зарабатывал тем, что писал о пиве, а в свободное время читал Джойса и Гомера. Несколько лет назад он решил поделиться с публикой своими наблюдениями по поводу прочитанного — так и появился «Армен и Федор», ютуб-канал «о литературе, которая отказывается умирать». Полтора года выпуски слушали по несколько сотен человек, но сегодня подписчиков у канала уже больше 80 тысяч.

В начале года на «Армене и Федоре» стартовал проект, посвященный одной из самых сложных книг в истории мировой литературы — «Улиссу» Джеймса Джойса. Восемнадцать недель подряд Захарян будет разбирать главы романа, объясняя читателям смысл произведения.

Корреспондент Bird in Flight поговорил с Арменом о недооцененных и переоцененных писателях прошлого, о гениальных книгах и о том, почему фашистские взгляды Кнута Гамсуна не должны влиять на восприятие его текстов.

Начну с вопроса, который волнует всех, кто смотрит канал «Армен и Федор». Федор существует?

Я не буду отвечать (смеется — Прим. авт.).

Почему? Секретность — часть маркетинговой стратегии?

Никакой маркетинговой стратегии у нас нет. История с Федором сначала казалась игрой: меня спрашивали, существует ли он, я уходил от ответа. Но мы не думали, что многие всерьез будут стараться разгадать загадку, и уж точно не думали, что она так затянется. Все случилось помимо нашей воли, и теперь мы вынуждены продолжать эту историю.

Тогда расскажите, когда и как родилась идея «Армена и Федора».

В какой-то момент я прочитал «Одиссею» Гомера и записал свои комментарии, анализ, заметки к ней. Получился тридцатистраничный документ, который я, как и все остальные документы, связанные с книгами, написал для себя. Потом появилась логичная идея попытаться превратить написанное в канал или подкаст. Я жил с ней довольно долго, она несколько раз перерождалась. Мне нужно было только найти правильную форму, чтобы ее реализовать. В 2018 году мы запустили канал.

Судя по статистике, года полтора у вас было не очень много подписчиков. Что помогало не падать духом?

«Не очень много» — это мягко сказано. Когда мы выложили около десятка видео, я написал, что буду продолжать заниматься каналом, если в течение полугода мы достигнем отметки в триста подписчиков. Тогда каналу был год. То есть в тот момент моей целью было триста подписчиков. Были выпуски, в которые я вкладывал много работы, а они за полгода могли набирать 100-200 просмотров. Это сильно демотивировало.

У Сэмюэла Беккета в романе «Мерфи» есть отрывок, который я очень люблю. «„Я есть то, что я делаю“, — сказала Селия. „Нет, ты делаешь то, что ты есть“, — сказал Мерфи». Вот у меня так же: я делаю то, что я есть.

Сегодня канал «Армен и Федор» — ваша основная работа?

Уже да. В течение года я постепенно сокращал количество проектов, которыми занимался, все больше времени посвящая каналу: я писал тексты на пивную тематику, потому что долгое время увлекался крафтовым пивом. Я был одним из первых людей в России, которые получили такой забавный диплом пивного сомелье.

Сколько человек работает над выпусками?

Недавно у нас появился звукорежиссер Саша Начитов, и есть Полина, которая помогает нам с обложками для проекта про Джойса. В общем, есть люди, которые работают с определенным проектом, но постоянные — мы с Федором и звукорежиссер.

А чем занимается Федор?

В «Одиссее» есть эпизод, когда Одиссей со своими спутниками плывет мимо сирен. Одиссей очень хочет послушать их пение, но он знает, что любой человек, который сделает это, отправится на камни и разобьется. Поэтому просит привязать себя к мачте, чтобы они проплыли мимо сирен, а он бы мог их послушать и не погибнуть. Так вот, Федор — человек, который привязывает меня к мачте, чтобы я мог послушать сирен, и делает так, чтобы мы не погибли.

То есть Федор — редактор?

Скажем так: в журналах есть выпускающий редактор, а Федор — редактор направляющий.

Когда смотришь ваши видео, нельзя не обратить внимание на ваш безупречный русский язык. Где вы научились так говорить?

Я выпускник филфака РУДН. Но научился так говорить не там.

Есть авторы, пишущие под вдохновением. У них текст льется потоком. А есть, например, Маркес и Джойс, которые могли полдня посвятить одному абзацу. Я стараюсь подражать их стилистическому совершенству. То есть я не просто открываю рот, а из него льется эта филологическая песня. Работая над текстом, я с огромным удовольствием подбираю слова так, чтобы они звучали гармонично. Мне нравится проделывать эту работу.

Есть авторы, пишущие под вдохновением. У них текст льется потоком. А есть Маркес и Джойс, которые могли полдня посвятить одному абзацу. Я стараюсь подражать им.

Вы запустили флешмоб по чтению «Улисса» Джойса. В сравнении с ним другие флешмобы в сети кажутся детскими забавами. Почему «Улисс»?

Мое увлечение Джойсом началось не так с «Улисса», как с «Поминок по Финнегану». Я заинтересовался проблемами перевода этого произведения (меня вообще интересует тема художественных переводов), познакомился с переводчиком «Поминок» на сербский, и Джойс начал все больше меня увлекать. В какой-то момент мне захотелось закрыть тот провал, который, как мне кажется, существует между русскоязычной аудиторией и «Улиссом». Эта книга была практически неизвестна широкому читателю, и не только потому, что она сложная. Группу переводчиков, которые работали над ней, репрессировали, не дав закончить перевод. Потом за книгу взялся Хинкис, а за ним Хоружий.

Идея такого глубокого погружения в это произведение очевидна: это интересный вызов, потому что я не знаю, о каком еще романе можно говорить 20 недель подряд. В «Улиссе» Джойс играет с формой и стилистикой, что-то меняя в своей прозе в каждой главе. В сущности, наш проект — разговор о 18 разных книгах. Об этом произведении всегда интересно говорить, оно располагает к глубокому погружению.

Вы сами сколько раз читали «Улисса»?

Четыре раза. Один раз в оригинале.

За что возьметесь, когда закончите проект про роман Джойса?

Мы обязательно сделаем выпуск про 10 лучших строчек в русской литературе, потому что его очень просят. Также сделаем выпуск про Платонова.

Если вы имеете в виду глобальные цели, то мне нечего вам ответить. В испанской поэзии есть строчка, которую можно перевести так: «И вокруг все такое же и все не такое». Мне кажется, что после проекта Joyce все будет такое, но немного не такое. Я пока не представляю, как наш канал будет жить без этого проекта. Конечно, есть идеи по поводу каких-то других больших чтений. Подписчики говорят про «Бесконечную шутку», я сам периодически вспоминаю «Радугу тяготения». Но будущее пока еще зона неопределенности.

Вы для себя пишете несколько десятков страниц о понравившейся книге, но как-то сказали, что не считаете себя литературным критиком. Кто же вы?

Извечный вопрос XX века.

В последнее время меня часто просят дать рецензию на книгу, но я отказываю: я не успеваю читать современную литературу. Литературные критики прочитывают стопку книг, где среди посредственных текстов попадаются алмазы. Мне интересно тратить свое время на литературу, которая гарантированно обещает некоторое обретение, поэтому меня увлекает литература прошлого.

Мне интересно тратить свое время на литературу, которая гарантированно обещает некоторое обретение.

Есть мнение, что литература отмирает, место романов занимают сериалы. Вы согласны с этим?

Этот вопрос связан с положением современной литературы. И, честно говоря, боюсь, я не тот человек, который сможет ответить на него. Но зато я знаю, что литературе, о которой мы говорим на «Армене и Федоре», ничего не грозит.

Сто лет назад «Улисса» часто восхваляли только потому, что эту книгу надо было поддержать, — ведь она нарушала очень многие положения того времени. Но сейчас этот роман не нуждается в читателях, а наоборот: мы нуждаемся в нем. Мы умрем раньше, чем такая литература.

А есть ли писатели, о которых вы бы не стали говорить?

Среди наших современников есть неудавшиеся Хемингуэи, а во времени, о котором я рассказываю на канале, таких авторов нет.

Сегодня многие пытаются переосмыслить произведение исходя из морально-нравственных качеств автора. Я полагаю, что автор и его текст существуют независимо друг от друга и что текст не принадлежит автору.

Когда я делал выпуск по «Улиссу», в комментариях кто-то писал: «Не смейте цитировать Паунда. Он фашист и выродившийся человек». Действительно, американский поэт Эзра Паунд увлекся фашистскими идеями и вел в фашистской Италии радиопередачу, прославляющую Муссолини. К сожалению, для большинства людей факт, что Паунд во времена Муссолини поддерживал его, влияет на то, что он писал в 1920-х в письмах Джойсу, когда издавал его роман. Мне кажется, что эти вещи вообще никак не связаны. Произведения Паунда не имеют отношения к его диким взглядам. И то, что Кнут Гамсун радовался успехам нацистской Германии, не должно отбирать у нас его прекрасные тексты. Текст не должен сводиться к личности человека.

То, что Кнут Гамсун радовался успехам нацистской Германии, не должно отбирать у нас его прекрасные тексты.

Поэтому я не люблю биографический метод изучения литературы. Ведь если мы будем хорошенько разбираться в биографии больших писателей, то окажется, что половина (если не все) русских классиков — антисемиты. И из тех, кого не в чем будет обвинить, у нас останется только Гомер. И то лишь потому, что мы не знаем, существовал ли он.

То есть если бы Чарльз Мэнсон написал хорошую книгу, вы бы сделали выпуск о ней?

Сложный вопрос. Но мне кажется, дистанция помогает абстрагироваться от контекста и взглядов.

Одна история, когда современного писателя лишают премии за какие-то преступления, совсем другая — когда мы осуждаем за взгляды писателя, который жил сто лет назад в совершенно другом историческом контексте. Взгляды, которых, возможно, придерживались 85% его современников. Вот что мне не нравится. Поэтому если текст гениальный, мне было бы интересно о нем говорить.

Что для вас «гениальная книга»?

Сомерсет Моэм считал, что хороший рассказ — это история, которую ты можешь пересказать попутчикам в курительной комнате на корабле. Так вот: мне нравятся книги, которые нельзя пересказать попутчикам на корабле. Ты не можешь пересказать «Уотта» Сэмюэла Беккета, потому что там на три страницы идет описание, как герой подошел от комода к столу, от стола к окну, от окна к кровати, от кровати к комоду, от комода к столу. То, как автор выстраивает композицию этого описания, как он дополняет ее повторами, внутренними рифмами и абсурдом, приводит тебя в совершеннейший экстаз. Для меня литература — это прежде всего язык, стиль, форма.

Вы как-то назвали Константиноса Кавафиса самым недооцененным поэтом своего времени. А как насчет переоцененных авторов?

Константинос Кавафис был недооценен при жизни, потом его стихи стали известны.

Возвращаясь к вашему вопросу. Я думаю, что в разных культурах и странах это будут разные люди. Скажем, в русскоязычном ареале мне представляется, что очень переоценен Джек Лондон. На Западе многие не понимают, почему русские называют Лондона великим, ведь для них он — незначительная фигура.

На Западе многие не понимают, почему русские называют Джека Лондона великим, ведь для них он — незначительная фигура.

По поводу русских писателей — сложно сказать. Возможно, Горький. Ведь советская власть создавала небольшой культ Горького.

О какой книге вы точно не станете рассказывать на канале?

Скорее всего, это будет что-нибудь из разряда «Мастера и Маргариты» или «Преступления и наказания», потому что есть очень хорошие лекции и целые книги, посвященные этим произведениям. А я расстраиваюсь, когда сталкиваюсь с тем, что все интересное, что мне хотелось сказать о произведении, уже написано. Периодически я отказываюсь от идеи делать что-либо о какой-то книге просто потому, что не скажу ничего нового.

Такая история произошла отчасти с «Приглашением на казнь». Я старался собрать воедино различные точки зрения, может быть показать какие-то собственные идеи, но в целом выпуск получился вторичным — не повторяться было сложно. Поэтому мне проще делать передачи о книгах не на русском языке: про них написано меньше, и чтобы грамотно поговорить о произведении, тебе не нужно погружать слушателей в объемный контекст.

Последняя книга, которая вас впечатлила?

«Убить Бобрыкина» Александры Николаенко. Это очень трогательная и искренняя история. Мне понравилась ритмика этой прозы. И пускай многие считают, что «Убить Бобрыкина» сделана под Шишкина или Соколова и что эти авторы справились со своей задачей лучше, но, насколько я знаю, Александра Николаенко гораздо моложе, а значит, у нее есть возможность в будущем сделать книгу еще лучше.

Из зарубежной литературы — книги португальского поэта Фернандо Пессоа. Я давно хотел почитать его и наконец нашел время, чтобы детально ознакомиться с творчеством поэта. Надеюсь, рано или поздно мы расскажем о нем в нашем подкасте.

Есть шанс, что на «Армене и Федоре» выйдет выпуск, посвященный украинской литературе?

Я хорошо отношусь к украинской литературе, но, к сожалению, знаю ее довольно плохо. Меня периодически интересуют региональные явления, но все же мне интересней явления, ставшие глобальными.

Если я успешно выучу польский и у меня будет русский, сербский, польский, то, возможно, я смогу читать украинскую поэзию в оригинале. Но читать прозу без специального изучения языка будет сложно.