Кроме Крыма: Здравствуй, ЖэПэ

В Железном Порту нет порта. По легенде, он там был когда-то, но ушёл под воду, как Атлантида. Это вообще странное место. Из-за красной клеёнки перегородок, обещанного афишей «Шоу ушастиков с возможностью трогать и фотографироваться», сладкой ваты и находящегося поблизости колеса обозрения Железный Порт до жути напоминает заброшенный цирк-шапито. Даже странно, что кофе мне подаёт не бородатая женщина-карлик.

Вдоль улицы Школьная — торговые ряды и пансионаты разной степени элитности, с бассейном и без, с кондиционером или удобствами на улице. Оставив вещи в номере за 800 гривен/ночь, мы отправляемся под ласковое закатное солнце на охоту за эфемерным образом ЖэПэ. Фотограф быстро потерялся — без него я утопаю в песках и блестящих сувенирах.

О, сладкий запах цивилизации! Здесь есть всё: вишнёвые сигареты, фрукты-овощи, чурчхела всех цветов радуги, презервативы и шляпы, именные браслеты и детские книги с пёстрыми иллюстрациями. Глаза разбегаются, сердце начинает стучать так, будто у меня передозировка эспрессо.

Школьная улица упирается в пустое, поскрипывающее ржавыми кабинками колесо обозрения. За ним курортные блеск и шум плавно угасают, ларьки редеют, обнажая кладбище амбициозных планов: ряды недостроенных пансионатов ещё советских времён, ограждённые пустыри, на которых так ничего и не возвели, заколоченные магазины, одиноко торчащие зонтики. Вдоль берега встречаются стихийные кемпинги. Из Херсона семьями приезжают сюда на один день — покупаться.

Здесь же, под наблюдением пустых глазниц замороженных строек, возводятся новые, уже современные базы отдыха и пансионаты. Возле одного из них дрожит Паркинсоном построение под флагом Военно-морского флота СССР.

— Равняйсь! Смирно! Снимай знамя, Палыч.

Палыч возится с флагом советских моряков и украинским прапором.

Каждый год в последнее воскресенье июля моряки на пенсии приезжают праздновать свой профессиональный праздник именно сюда.

— Мы служили при Союзе, поэтому и флаг советский, и празднуем в тот же день, что и 30 лет назад, — рассказывает мне Палыч, держа под мышкой свёрнутое знамя.

Сам он, как и все, в тельняшке, невысокий, загорелый, покрытый узором морщин. Я представляю себе его 30 лет назад — юного, в той же тельняшке на этом самом пляже, но без кафе и аттракционов: только песок, солёная вода и моряки с флагом. Железный Порт развивается рывками: 15 лет назад — пустыня, сейчас — тесный парк развлечений. Палыч забирается в кузов КамАЗа, уже набитый до отказа другими моряками с жёнами, детьми и внуками, я машу ему рукой, и они уезжают в Красносельское дальше кутить.

— Царевна, где вас носило? — под руку меня берёт Александр Дмитриевич, вожак 47 матросов-спасателей Железного Порта. — Вы такой марш пропустили! Настоящий духовой оркестр выступал, все просто обалдели!

Александр Дмитриевич нарочито по-хозяйски здоровается со всеми: «Танечка, вы прелесть!», «Лерочка, прекрасно выглядите!», «Наташенька, где ваши браслеты?»

Я обещаю вернуться к Александру Дмитриевичу утром, а Александр Дмитриевич обещает сводить меня на колесо и в местную броварню.

Я будто отматываю плёнку назад: возвращаюсь к колесу и иду дальше по берегу. Временные постройки становятся всё более устойчивыми, кабаки с «Ласковым маем» сменяются лаундж-барами и кальянными. Только цыганки с картами типа Таро равномерно распределены вдоль всего побережья.

Я останавливаюсь у фестиваля уличной еды «Чига-Бига» и вросшего в него гастробара Hemingway. Это оазис вкуса: неброский интерьер, стены каллиграфически исписаны цитатами американского писателя, голубые сиденья диванов, красная лестница на второй этаж. По периметру «Чиги-Биги» расставлены лавки с азиатской лапшой и бургерами, на входе — небольшой бар с пивом и сидром.

Вечерами здесь выступает херсонская кавер-группа «Город неспящих», в которой на кахоне играет и владелец заведения — молодой улыбчивый Вадим Бойко. Hemingway кажется неуместным в курортном шапито Железного Порта, но после заката здесь аншлаг. Группа играет «Несчастный случай», публика рябит остатками моряков в тельняшках, репертуар одобряет: музыкантов то и дело зовут на бис.

Я ужинаю в «Чиге-Биге» безумно вкусными «кубическими пельменями» — девочки из Херсона затеяли свой первый гастрономический стартап именно здесь, и хоть пока не отбили 50 тысяч гривен вложений, получают похвалы — и от меня в том числе. Осанистый татуированный бармен в фургончике выдаёт мне грушевый сидр, и я уже готова простить «Городу неспящих» русский рок.

Утро не задалось. Мимо проносят декорацию в виде пиратского корабля для «тематического заведения». На «банан» не хватает пассажиров, и зазывала надрывается в рупор. Утром от Александра Дмитриевича не удаётся добиться ничего, кроме сексуальных домогательств и одного лимонада.

— А может, коньячку? — елейно интересуется он.
— В девять утра как-то рановато.

Меня тянет вернуться в Hemingway. Супруги Бойко — Ирина и Вадим — занялись фуд-кортом «Чига-Бига» и баром Hemingway в прошлом сезоне, когда кризис выгнал с их земли арендаторов. Раньше здесь было безликое этническое кафе, а территория «Чиги-Биги» служила задним двором. Ирина с Вадимом прошли курсы и мастер-классы рестораторского дела, позвали повара из Киева, интерьер заказали дизайнеру, сами подбирают музыкантов и проекты для фуд-корта. В прошлом сезоне у них даже выступал Pianoboy, что неслыханно для курорта, где на столбах висят афиши участника «X-Фактора 2014», соловья украинской и российской эстрады Александра Князского, принимающего заявки на свадьбы, корпоративы и похороны.

Капучино здесь совсем настоящий, и я обедаю салатом с телятиной, пью домашний мандариновый лимонад, такой же, как в моём детстве делала бабушка, и сквозь большую узорчатую витрину наблюдаю за отдыхающими, которые вдруг начинают казаться симпатичными и приветливыми.

По пути домой я останавливаюсь купить персики. Рядом с фруктовой лавкой, на расплющенной табуретке, гнездится цыганка.

— Деточка, — начинает она, — давай погадаю, всю правду скажу.
— Почём?
— Сто гривен.

В кошельке ровно сотня — на большее меня не развести, и, осмелев, я усаживаюсь на табурет напротив. Цыганка вкладывает мне в руку потёртую колоду обычных игральных карт, обхватывает моё запястье тёплой сухой ладонью и велит: «Загадывай».

— Ну, загадала.

Карту, что я достаю, она прячет под колоду и начинает, не отрывая от меня взгляда, тянуть другие:

— Есть мужчина у тебя, с которым непонятные отношения, и ты думаешь, к чему всё придёт. Подруга есть у тебя, женщина, с которой ты делишь еду, а за глаза она о тебе нехорошо говорит.

Я усиленно пытаюсь вспомнить хоть одну женщину, с которой делила еду хоть единожды за последние полгода, пока она достаёт ещё одну карту.

— А кто болеет, тот… — гадалка вдруг прерывается. — А кто болеет?
— Да никто.
— Ну, болел может?
— Простудой?

Цыганка достаёт следующую карту и, драматично понизив голос, продолжает:

— А цветок сухой ты выброси…
— Какой цветок? — не выдерживаю я. — У меня цветов уже лет десять нет никаких: ни сухих, ни живых.

— У соседки!

Мне становится скучно, я собираюсь уходить, но гадалка достаёт ту самую — главную карту!

— Крестовый король тебе много денег принесёт, — выпаливает она.

Гадание наконец начинает мне нравиться.

— Крестовый король — это как?
— Кареглазый, деточка!

Фото: Сергей Поляков