К чему приводят гражданские войны: Гватемала после 36 лет междоусобиц

Не найдя себя ни в одной из двух Америк, я решил уехать как можно дальше и устроился преподавателем английского на юге Японии. Там же увлёкся фотографией.

Несколько лет спустя меня взяли на работу в общественную организацию Peace Boat. Они организовывают образовательные круизы для японцев: корабль путешествует по миру несколько месяцев, на борт приглашают активистов, журналистов, специалистов в различных областях, чтобы рассказать пассажирам о стране, в которую прибывает корабль. Так я и познакомился с представителями организации, которая следит за соблюдением прав человека в Латинской Америке. Они рассказали о программе Peace Brigades International в Гватемале.

Это было в 2004 году, и следы войны были ещё свежи — мирный договор был подписан в 1996-м. После года работы в Peace Brigades International я запустил собственный онлайн-проект о последствиях войны, социальных изменениях, насилии в Гватемале. Через три месяца ко мне обратились из Amnesty International, Oxfam и других организаций — предложили проекты, финансирование, освещение в прессе и выставки.

Проект рос, и всё, что мне нужно было делать, — не сбавлять темп, продолжать публикации, одно эссе в месяц. Но вот уровень фотографий оставался сравнительно низким, ведь я никогда не учился этому профессионально. В 2009 году я переехал на новую квартиру, и моим соседом по лестничной площадке оказался аргентинский фотожурналист Родриго Абд, тогда он снимал для Associated Press в Гватемале. Родриго, который всего через пару лет получил Пулитцера за свои снимки в Сирии, стал меня учить. Это изменило мою фотографию полностью: я увидел наивысший уровень профессионализма и понял, какими критериями руководствоваться, если хочу работать в этой сфере.

Я стал фрилансером, чтобы вести долгосрочный проект, документируя послевоенные процессы и социальные конфликты в Гватемале и регионе. Так что в некотором смысле я остаюсь наблюдателем — неофициально. За это время я понял, что крайне важно осознавать последствия войны для социума и экономики, так же как и связь войны с миграцией и организованной преступностью.

Если исходить из примера Гватемалы, главное наследие войны заключается в укоренении насилия в обществе. Та агрессия, которая случилась в Гватемале между соседями и даже членами семьи, оставила глубокие шрамы, и, чтобы излечить их, понадобятся десятилетия.

Гватемала — очень маленькая страна, но в столице было много людей, которые и не подозревали о событиях, разворачивавшихся в сельской местности. Государственные военные силы виновны в исчезновении тысяч людей. Многие гражданские были вынуждены примкнуть к антиповстанческим военизированным формированиям. Известно множество случаев, когда эти люди, насильно привлечённые к военным действиям с противоположных сторон, были вынуждены убивать друг друга — даже члены одной семьи.

После того, как в 1996 году был подписан мирный договор, а также незадолго до этого выжившие в войне, особенно переселенцы и бежавшие в Мексику, стали возвращаться на свои родные земли. После демобилизации в родные дома вернулись также и военные, приблизительно две третьи армии. В каждом городе, в каждой деревне жертвы войны и их мучители оказались живущими бок о бок.

Конечно же, люди помнят, где проходили расстрелы и кто что делал во время войны. Множество раз я слышал от местных: «Видишь того старого пьяницу? Он убил мачете моего отца». Или: «Я знаю, что он изнасиловал и убил мою мать и моих сестёр». Как можно продолжать жить в таких обстоятельствах? Это гораздо более глобальная проблема, нежели восстановление экономики или проведение внеочередных выборов. Для опредёленных людей война – просто хороший бизнес. Но простые люди хотят найти останки своих близких, похоронить как подобает. Чтобы был надгробный камень с именем, куда можно принести цветы. Чтобы можно было наконец жить дальше. Это наиболее сильный психологический эффект, который до сих пор подогревает эмоции в Центральной Америке. И это именно то, что я снимаю: персональные итоги войны каждого человека.

Войны питаются жадностью власти — дело не в любви к насилию. Более того, это замкнутый круг. Сколько времени понадобится Сирии, Афганистану, Украине, Центральноафриканской Республике на восстановление? Многие люди предпочитают жить в неведении, но в визуальном обществе фотография — это, возможно, единственный способ разрушить мыльный пузырь. И даже если это звучит идеалистично, я надеюсь, что это изменит чью-то жизнь. Мою это уже изменило.

Каждый раз на похоронах я вижу детей, которые удивлены и даже шокированы происходящим. Они долго рассматривают скелеты, они пытаются понять. Как человек извне я чувствую, что есть многие вещи, о которых не принято говорить. Это может быть как особенностью культуры, так и результатом укоренения насилия и смерти в обществе. Я не знаю.

Часто выходом становится и алкоголизм, и насилие, и масштабная миграция. Но даже в самых сложных и бедных условиях поддержка внутри сообществ может быть удивительно сильной и спасительной. Крепкие семейные и социальные связи — главный фактор, помогающий гватемальцам смириться и пережить послевоенную реальность.

Моё главное открытие — способность человека к выживанию. Пережив ужасные события, которые я даже представить себе не могу, увидев смерть и насилие над самыми дорогими людьми, гватемальцы всё равно продолжают борьбу. Они вынуждены бежать в горы, прячась там годами, или жить как рабы, прозябая в нищете практически без единого шанса на лучшую судьбу, но при этом они по-прежнему на что-то надеются. Это невероятно, насколько люди сильны. Именно поэтому мне не нравится идея приезжать куда-то, делать фотографии и уезжать. Человеческие истории заслуживают большего, заслуживают времени и понимания.

Я понимаю, что моя работа, скорее всего, ничего не изменит в этой стране. Но, по крайней мере, она изменила меня. Это был мой личный способ понять жизнь, человеческую природу. Если повезёт, я передам это тем, кто рядом. Я верю, что считается каждая капля.