«На снимках 1946—1951 годов люди выглядят удивленно: неужели мы живы?» Валерий Милосердов — о создании фотоколлекции музея Бабьего Яра

Главная задача Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» — создание в Киеве музея, посвященного трагедии. Также центр занимается исследовательской работой: строит 3D-модель пространства Бабьего Яра, собирает данные о жертвах расстрелов, документирует воспоминания очевидцев. В сентябре мемориальный центр выпустил 300-страничную фотокнигу BYHMC Photo Collection 2020. В нее вошли 450 снимков, на которых запечатлен быт украинских евреев с конца XIX века до 1990-х годов. Материал для книги собрали директор библиотечных и издательских проектов мемориального центра Олег Шовенко и фотограф-документалист Валерий Милосердов.

На протяжении девяти месяцев они просматривали тысячи отпечатков из государственных и личных архивов, скупали фотографии на барахолках, онлайн-аукционах и у частных коллекционеров. Работу над книгой Олег Шовенко и Валерий Милосердов называют попыткой установить контакт с исчезнувшей цивилизацией.

О поиске фотографий

Идея проекта, как поясняет Олег Шовенко, в том, чтобы собрать фотоматериалы о еврейской жизни Украины, межвоенном и военном периодах (с начала века по 1950-е) и Холокосте для дальнейших исследований мемориального центра. «Сопереживать людям, о которых ничего не знаешь, тяжело. Поэтому мы стараемся собрать как можно больше фотографий», — говорит он.

Чаще всего отпечатки покупают у коллекционеров — иногда один, а иногда и сразу сотни. Военные снимки, как правило, находят на eBay у западных коллекционеров. Часто владельцы, понимая историческую значимость фотографий, отдают их бесплатно. Уникальные фотодокументы, которые иллюстрируют важные исторические события, проходят проверку на подлинность.

Сопереживать людям, о которых ничего не знаешь, тяжело.

Наибольший исторический интерес представляют фотографии, связанные с событиями Холокоста. Но с точки зрения документалистики не менее важны снимки, иллюстрирующие жизнь киевских евреев, и фото межвоенного периода. Особую выразительность изображения приобретают в их сопоставлении, через контекст. Например, как выглядели члены одной и той же семьи, какие эмоции они выражали на до- и послевоенных снимках.

«Людям, которые приносят свои семейные архивы, мы даем выговориться, — отмечает Олег Шовенко. — В документалистике материал должен сам рассказать свою историю, и если что-то важно для обладателей этих фотографий, значит, это важно и для нас. Мы стараемся минимально интерпретировать их комментарии, но перед публикацией все же консультируемся с историками».

— Первый вопрос, который мне задал Илья Хржановский (художественный руководитель мемориального центра) при встрече, — могу ли я отличить человека 1920-х годов от человека 1940-х годов. Я могу; более того, люди конца 1920-х сильно отличаются от людей середины 1930-х, как будто в это время произошел слом эпох. «Пролетарские» косынки и «комиссарские» кожаные куртки середины 1920-х годов вытеснили шляпки-чепчики и платья с рукавами-фонариками. Мужчины сменили косоворотки на просторные льняные костюмы. Людей середины 1930-х я воспринимаю практически как своих современников. А живущие в конце 30-х очень похожи на людей начала 50-х: и те и другие выражают благополучие. Отличить их можно разве что по прическе и одежде.

Людей середины 1930-х я воспринимаю практически как своих современников.

Снимки старых квартир чрезвычайно важны для нас, потому что они задокументировали исчезнувшую материальную культуру. Киевские квартиры начала ХХ века были достаточно просторными — во всяком случае, так они выглядят на снимках. Характерная обстановка — абажуры, венские стулья, железные кровати, портреты на стенах: Сталин, Шевченко, Горький, Пушкин. Как правило, семьи на таких снимках запечатлены во время застолья.

Благодаря архивам нам открываются те стороны жизни, которые не подчинялись идеологии. На послевоенной пропагандистской фотографии мы видим счастье и радость победы. Но на личных снимках 1946—1951 годов люди выглядят удивленно и будто спрашивают: неужели мы живы?

Из окружающей среды на фото обычно попадали места отдыха, например парки. Часто встречаются фотографии Киева, сделанные с правого берега Днепра, откуда виден еще пустой, не застроенный левый берег. Есть киевский снимок, на котором запечатлена очень интересная скульптура носорога, — она не сохранилась до наших дней.

Иногда мы покупаем фотографии на аукционах, где у продавцов даже нет имени — только ник. Многие из них собирают совсем другие артефакты, например открытки, а вместе с ними им попадаются и фото. Некоторые находят снимки в макулатуре или — редко — на слетах коллекционеров. Только потом, когда мы установим контакт с продавцом, человек может раскрыть свое имя. Это очень закрытая и консервативная среда, выведать какую-то дополнительную информацию практически невозможно.

Люди, которые приносят свои снимки, узнают о нас благодаря слухам. Кто-то знал меня по работе с архивами Ирины Пап и Бориса Градова и достаточно доверял, чтобы поделиться своими фотографиями. Но все же большинство архивов со снимками еврейских семей пришли от коллекционеров.

О семейных фотоальбомах

Таким образом, от коллекционера открыток, к нам попал и архив киевской семьи Зельдич, состоящий из более чем 500 фотографий. Это была большая семья. Киевлянка Рива Зельдич родилась в 1919 или 1920 году. Снимки родителей исчезают из архива в начале 1930-х, но остаются фотографии тети Розы Моисеевны — похоже, она заменила девочке родителей. История продолжилась в 1940-х годах знакомством стюардессы Ривы Зельдич и военного летчика Александра. Нам удалось даже узнать их адрес: улица Саксаганского, дом 99, квартира 2. Последние фотографии сделаны в 1970-х годах на Азовском море — на них Рива и Александр отдыхают на яхте. Всего в нашей книге представлены истории четырех еврейских семей.

Просмотр тысяч фотографий уточняет наши представления о жизни киевских евреев в начале XX века. Они вели достаточно светскую жизнь и были полноправными гражданами. Но для достоверной реконструкции понадобится время. Мы не знаем, чем они жили. Тогда было не до бытовых опросов: никого не интересовало, хочешь ты в отпуск или развестись, что ты ешь, из чего ты ешь, планируешь ли ты детей и сколько.

Самая старая фотография в нашей коллекции, портрет мужчины, датирована второй половиной XIX века. Мы ничего не знаем ни о ней, ни о человеке на снимке: в ателье на ней написали, что она сделана с дагеротипа, но непонятно, где и когда именно.

Рассказать историю может не только изображение, но и бумага, на которой напечатано фото, и даже форма снимка. Так, у этой фотографии 1941 года с грудой мертвых тел из львовской тюрьмы на Лонцкого — фигурные края. Ее обрезали специальным резаком, чтобы можно было вклеить в обычный немецкий семейный альбом.

Края этой фотографии с мертвыми телами обрезали специальным резаком, чтобы ее можно было вклеить в обычный немецкий семейный альбом.

О свидетельствах Холокоста

Изображений расстрелов в Бабьем Яру практически нет. Йоханнес Хеле — единственный фотограф, который оставил косвенные свидетельства этой трагедии; он сделал снимки через несколько дней после расстрелов. Гамбургский институт социальных исследований впервые показал кадры с его пленки на выставке в конце 1990-х. Как военный пропагандист, он должен был отправить цветную пленку, отснятую в Киеве в начале октября 1941-го, в Берлин, но почему-то этого не сделал, а передал ее своей жене. Потом уехал на Западный фронт и исчез. В конце 1950-х годов фрау Хеле продала пленку немецкому коллекционеру, а теперь эти фотографии — с разрешения Гамбургского института — можно увидеть на нашем сайте.

Фотография, которую мы считаем одной из самых ценных с исторической точки зрения, сделана в Золочеве Львовской области. Перед отступлением советских войск НКВД без суда и следствия расстрелял сотни заключенных местной тюрьмы. Позже занявшие город немцы обвинили в убийствах евреев.

Снимок был сделан в июле 1941 года, на нем золочевские евреи выкапывают могилу для жертв расстрелов. Сцена должна была убедить зрителей в том, что еврейское население города причастно к преступлению. Некоторые герои снимка раздеты. Это означает, что, закончив свою работу, они будут убиты.

На этом снимке мог бы присутствовать Роалд Хоффман — американский химик, лауреат Нобелевской премии, один из немногих выживших в золочевском погроме; он оставил подробные свидетельства о тех днях.

Upd: В материале была допущена ошибка. Изначально утверждалось, что Роалд Хоффман может быть запечатлен на снимке, — это не так. Четырехлетний Хоффман действительно был в Золочеве в то время и выжил во время массового убийства евреев. Однако нет подтверждений, что это происходило в тот самый день, когда был сделан снимок.

Трагедия в Золочеве дала толчок к еврейским погромам, в которых погибло порядка 4 тысяч человек. Существовавшую в Золочеве с XVI века еврейскую общину уничтожили за неделю. Эта фотография — уникальное свидетельство тех событий.

Команда проекта продолжает пополнять фотоколлекцию, ищет новые снимки, рассказывающие как о важных исторических событиях времен Второй мировой, так и о частной жизни жителей Украины в до- и послевоенный периоды. Купить фотографии домашних застолий, открытки из путешествий и семейные портреты иногда оказывается сложнее, чем снимки классиков фотографии, — часто у людей стерта память не о войне, а о мире.

Все фотографии предоставлены Мемориальным центром Холокоста «Бабий Яр»