Имя мне — легион: Проект Самуэля Гратакапа о растущей империи беженцев

— Первый проект, который я сделал как фотограф, был о мигрантах, живущих в центре предварительного заключения близ Марселя. Тогда я был еще студентом Высшей школы изящных искусств в Марселе, тусовался с коллективом художников-постситуационистов. Но быстро понял, что не живопись и не скетчинг, а фотография позволит мне сразу приступить к работе.

В жителях центра меня интересовало не то, почему и как они попали туда, а как они живут, долго ли остаются внутри, каковы их права и условия жизни, на что они могут надеяться в будущем. Ну и это было самое интересное место для работы в городе. Это же было главной геополитической повесткой дня, главной заботой министра внутренних дел и администрации префектуры. 

Это было в 2007 году, когда министр внутренних дел Николя Саркози полным ходом готовил кампанию для победы на президентских выборах, а административный процесс был предельно прост: арестовывать нелегальных мигрантов и отправлять их обратно в страну происхождения. Сами мигранты называли это 15/15: 15 дней лишения свободы, 15 минут суда. Независимо от того, кто они и каковы их причины, система не нуждалась в аргументах, она просто должна была давать хорошие результаты. Когда я узнал об этом, я был шокирован.

С тех пор я никогда не оставлял эту тему, только изменил местоположение: сначала была Лампедуза в Италии, а затем Джарджис в Тунисе. Лагеря сильно различались, у каждого был свой характер и особенности. И даже от одного визита к другому лагерь мог полностью измениться — люди и истории никогда не были одинаковыми. Вскоре я начал публиковать фотографии в средствах массовой информации, главным образом в Le Monde.

Я прибыл в «Чучу» (Тунис) в 2012 году, через год после того, как лагерь был открыт ООН. Сначала люди были совершенно открыты и охотно общались со СМИ. Наверное, они считали, что журналисты смогут что-то изменить. Но когда я приехал и представился как фотограф, некоторые жители лагеря говорили: «Такие, как ты, уже приезжали сюда год назад, а мы все еще здесь, застряли посреди пустыни. Что ты здесь делаешь? Что делают ваши политики?»

Когда я только начал снимать, я не знал, что именно хочу показать. Я понятия не имел о жизни внутри лагеря, о том, как беженцы получают пищу, воду, работают ли. Я хотел понять, как человек вообще может выжить в таких обстоятельствах. Поэтому за первые пару месяцев я не сделал почти ни одного кадра.

Чтобы понять беженца, нужно время, нужно остаться. Потребовалось два года, чтобы сделать проект, в общей сложности около года я прожил между городом и лагерем.

Фотографии беженцев с укутанными лицами были сделаны во время песчаной бури. Ветер там не прекращается, он ломает палатки, несет песок, и этот песок везде: в одежде, в еде, внутри палаток. Снимки были сделаны в 2013 году незадолго до закрытия лагеря. И чем ближе становилась дата закрытия, тем сложнее мне работалось — нужна была причина, чтобы оставаться в качестве фотографа, все же это военный объект. Я стал вести фотокласс, организованный датской НПО (неправительственной организацией. — Прим. ред.), так у меня появился и повод остаться, и повод участвовать в местной общественной жизни.

Не все беженцы в лагерях получают финансовую поддержку, а даже если и получают, этих денег мало на что хватает. Люди должны идти в ближайший город и искать работу, конечно нелегально, а ближайший город от «Чучи» находится в 25 километрах. Не только денег — той еды, которую дают в лагере, также недостаточно. И очень часто бывает, что, например, вам дают пасту, но вы из Судана и пасту не едите.

На самом деле то, что я видел в «Чуче», происходит везде: появление лагеря провоцирует экономический рост региона, потому что появляются тысячи людей, которым нужны вещи, еда и которые готовы и хотят работать. Легально или нет, они ищут возможности решить свои проблемы.

Период функционирования транзитного лагеря зависит от времени, необходимого для переселения претендентов на политическое убежище. Прежде всего беженец подает заявку на получение статуса претендента. Если она отвергается, он может подать апелляцию, но это почти безнадежно. Если же беженцу предоставляется статус претендента на переселение, он подает заявку на переселение в другую страну, и все, что остается, — ждать ответа от принимающего государства.

Люди, которых я встретил в «Чуче», были в основном из Черной Африки, Палестины, Ирака, Бангладеш, Пакистана. Они бежали от войны, развязанной странами, проявляющими интерес к ресурсам этих территорий. Те же страны, которые бомбили дома этих людей и сделали их беженцами, позже пришли с гуманитарной помощью и начали судить, разделять и дискриминировать. Это и есть империя, а люди, которых я встречал, — ее жертвы. Системе удалось разделить людей даже внутри лагеря, спроектировав секторы в зависимости от статуса и национальности. Это была проекция империи и ее колоний.

Если говорить о «Чуче», ответ на вопрос «Зачем я это делаю?» пришел довольно неожиданно. Я только закончил проект, была организована первая выставка, когда тело Алана Курди было обнаружено на побережье Турции. Неожиданно судьба беженцев получила большое внимание в СМИ. Драматические события в Турции коснулись моего проекта Empire: я получил возможность рассказать о своей жизни в лагере и о том, что даже после его официального закрытия там осталось много людей, которым просто некуда идти.

Как фотограф все, на что я могу рассчитывать и на что надеюсь, — рассказать историю. В конце концов, за десять лет я очень погрузился в тему, и теперь это не очередной проект, не что-то личное — это история человечества.