Не совсем мертвая зона: Кто продолжает жить на зараженной Чернобылем земле

— Расскажите, почему вы решили заняться этим проектом.

— Чернобыль интересует меня уже очень давно. В 2015 году я впервые побывала в Украине и узнала о последствиях катастрофы для природы и для людей спустя 30 лет после взрыва на АЭС.

— Какова цель проекта?

— Чернобыльская трагедия кажется забытой обществом. Я хотела рассказать о тех, кто испытывает на себе токсичные последствия Чернобыльской аварии. Вместе со своей группой Food of War я также организовала европейскую выставку работ художников. Они рассказывали о потреблении продуктов, произведенных в странах, где после катастрофы распространилась радиация.

— Мир видел немало проектов, посвященных теме Чернобыля. Что особенного в вашей серии?

— В ходе работы над своей серией я беседовала с врачами, ликвидаторами и представителями общественных организаций, работающих с жертвами катастрофы. Особенно меня интересовали отдаленные деревни, где мало больниц и врачей. «Жизнь после Чернобыля» — очень личный проект, повествующий о жизни в Народичском районе, который находится в 50 километрах на юго-запад от АЭС. Оказалось, что эта зона — одно из максимально затронутых радиацией мест, хотя об этом стало известно лишь через пять лет после взрыва.

— Вы увидели много страшных вещей. Что впечатлило вас больше всего?

— Я была ошарашена нищетой и изолированностью этих мест, пораженных радиацией. Кроме того, после распада Советского Союза район пострадал от развала системы коллективного хозяйства. Сегодня власти не обеспечивают населению безопасную среду: там нет знаков, предупреждающих о радиационной опасности; люди все еще работают на загрязненной почве, ловят рыбу и едят местные продукты. Это приводит к врожденным порокам развития и высокому уровню детской смертности.

— Сколько времени вы провели с этими людьми?

— В 2015—2016 годы я побывала в Украине четыре раза. За съемкой проекта о Чернобыле я провела четыре месяца — из них три недели я была с семьями в Народичском районе.

— Подружились с кем-то из них?

— Я сдружилась с Николаем Левковским, который в 1986 году отвечал за эвакуацию трех городов. Он познакомил меня с местностью и ее жителями, от Николая я много узнала о катастрофе. Также я подружилась c Натальей Луканиной, школьной учительницей. Она представила меня многим семьям, которые затем появились в проекте.

— Какая из историй показалась вам самой тяжелой?

— Самую печальную историю я услышала от Эмира Нацика и его родных. Когда ему было 11 лет, он бежал из охваченной войной Абхазии — на тот момент после катастрофы в Чернобыле прошло три года. Эмир с бабушкой поселились в поселке Христиновка, который находится в 60 километрах от АЭС. Тогда бабушка считала, что он радиацией не затронут; сегодня известно, что Христиновка — одно из мест с максимальным радиационным воздействием. Эмир живет с женой Настей и тремя дочерьми. У двухлетней Лии опухоль мозга. Семья остается в Христиновке, потому что им некуда уехать.

— Могут ли эти люди быть счастливы?

— Я бы сказала, что нет. Родители знают, что подвергают своих детей опасности, но им некуда уехать. Семья жалуется властям, но им никто не помогает. Новорожденные не получают помощи как жертвы аварии на Чернобыльской АЭС, хотя совершенно очевидно, что их заболевания — это последствия заражения.