Где звенят чулпы
Документальный фотограф из Екатеринбурга. Лауреат конкурсов «Молодые фотографы России», канадского Top Pick 2012, литовского Young man in the 21st century. Победитель Cortona On The Move «OFF Circuit prize» (Италия) в 2013 году. Работы Потеряева выставлялись в России, Литве, Австралии, ЮАР, Малайзии, Швейцарии, Румынии, Великобритании, Болгарии, Италии.
— В современном городе стерты многие визуальные характеристики людей из разных этносов. Одежда, украшения, утварь, оформление интерьеров часто не имеют никаких этнических особенностей и не связаны с принадлежностью владельца вещей к своему народу.
Татары — один из крупнейших этносов в России. Что значит для женщины, живущей в российском городе, быть татаркой? Многие из них никогда не надевали традиционные одежды, не знают языка, не готовят национальную еду. Они живут в пространстве, сформированном европейским христианским наследием, модернистской советской культурой и массовой культурой эпохи индустриализации. С одной стороны, современный город освобождает их от необходимости в этнической принадлежности, но с другой — связь с традициями народа не рвется окончательно. Не выраженная внешне, этническая идентичность остается важной для многих женщин.
Женщины сфотографированы в одежде, которую они не носят. Многие из них никогда прежде даже не примеряли татарские наряды; часть костюмов позаимствована из коллекций этнического платья. Красивые и нежные, героини съемки примеряют перед фотографом и костюм, и идентичность. Но сфотографированные сквозь тюлевые занавески, как сквозь фату, они оказываются видимы через экран другой культурной традиции. На фотографиях эти женщины — «татарские мадонны». Традиции европейской живописи, память искусства вступают в спор с традиционной одеждой и
например, чулпы — звенящие украшения для кос
Алена, 22 года, учитель танцев. Татарка только по отцовской линии; ее мама — наполовину удмуртка, наполовину марийка
Динара, 26 лет, тренер по силовой аэробике
Гузель, 25 лет, инженер РЖД. «Вся моя семья — татары. Я говорю на татарском, особенно в их кругу»
Лия, 33 года, в декрете. «Во мне есть татарская кровь, но сколько — не уверена. В детстве меня всегда дразнили татаркой»
Регина, 23 года, архитектор. «Папа у меня сибирский татарин, а мама казанская татарка. У нас с мужем был никах (венчание у мусульман), специально для этого искала подходящее платье»
Динара, 28 лет, в декрете. «Хотя я на сто процентов татарка, на родном языке почти не разговариваю»
Ирина, 25 лет, сотрудник медицинского научного центра. «В детстве я сносно говорила на татарском языке, но сейчас ничего не понимаю»
Регина, 27 лет, копирайтер «Я наполовину башкирка, на четверть татарка. Стараюсь не терять связи с верой своих предков: время от времени хожу в мечеть, реже — держу пост»
Света, 28 лет, безработная. «Моя бабушка — очень верующий человек. Она всегда брала меня с собой в мечеть, но меня ислам особо не тронул»
Женя, 24 года, менеджер
Венера, 34 года, стилист
Ксюша, 25 лет, домохозяйка. «На Урале все запутанно, в некоторых деревнях до сих пор спорят, татары они или башкиры. Я башкирка по маминой линии, папа русский»
Фаузия, 28 лет, экономист. «Я татарка по маме и папе, хожу в мечеть. Муж русский, православный»
Елена, 31 год, работает в общественной организации «Общее дело». «Моя семья ассимилировалась, традиции потерялись. Папа наполовину башкир, наполовину волжский булгар»
Оксана, 24 года, студентка архитектурной академии. «Мой муж — русский, но он был не против провести обряд никах»
Оксана, 23 года, преподаватель в школе искусств. «Моя бабушка по папиной линии татарка. Я же всегда считала себя русской, хотя многие говорили про меня „восток“. Я русая и только крашусь в черный — наверное, подсознательно усиливаю „восток“»
Похожие материалы
Новое и лучшее
