Одно лицо: Люди в маске в селфи-проекте Ильи Попенко

Мне всегда было интересно снимать портреты, но если мы не знаем историю героя или его лично, то, скорее всего, он не будет нам интересен, какой бы красивой фотография ни была, и это меня не устраивало. Тогда я стал снимать портреты без лиц — обрезал их или закрывал тенью. Мне хотелось, чтобы портрет воспринимался как пейзаж или натюрморт: чтобы атмосфера и история снимка были выражены и рассказаны с помощью окружения, одежды, света, а не лица.

Затем я стал снимать людей в масках — президентов, животных, разных других. Мне импонировала присущая всем маскам странная жутковатость. Но портреты в масках получались плоские, поверхностные, хотелось второго прочтения. Так родилась идея одного персонажа, который бы присутствовал в каждом из нас, то есть в участниках проекта. Этим персонажем стал я сам. Скульптор Елизавета Беломлинская сделала со слепка моего лица латексные маски.

Подобно граффити-художникам, которые ставят на стенах тэги со своим именем, я проецировал своё лицо и, соответственно, своё восприятие на жизни других людей. В отличие от Энтони Гойколеа, который заполнял фотополотна своими клонами, сделанными в Фотошопе, я хотел остаться преданным традициям фотографии.

До недавнего времени у фотографии было одно преимущество перед другими видами искусства: зритель верил, что изображённое на ней когда-то действительно происходило.

И несмотря на то, что фотографы всегда манипулировали реальностью ради кадра, в фотографии всегда оставалась красота этого доверия.

Я работал над проектом около двух лет — конечно, с перерывами. И закончил, когда понял, что всё, что я хотел, я снял. Я снимал своих знакомых или знакомых знакомых в Москве, Нью-Йорке, Балтиморе и Майами. В Москве я искал советские интерьеры: старые оконные рамы, линолеум на полу, зелёную краску на лестничной клетке.

Люди соглашались участвовать довольно охотно за исключением пары случаев, связанных с суеверием. В Москве девушка продвинутой творческой профессии была готова сниматься раздетой, но отказалась надеть маску, сославшись на необъяснимый языческий страх. В похоронном доме тоже нелегко было уложить человека в гроб. Но всё-таки засунули. Такая практика — это хорошая борьба со страхами.

Вся серия снималась довольно интуитивно, у меня были лишь общие представления о том, что я хочу. Например, в обнажённых сценах меня заинтересовала многозначность этого образа, сексуального объекта с моим резиновым лицом. Так же, собственно, как и секс с самим собой. С одной стороны, каждую ситуацию можно интерпретировать по-своему. С другой, это все люди, живущие своей жизнью, на которых я смотрю сквозь призму своего я.