10 любимых фотографий Ирины Поповой
Отбирать свои любимые фотографии просто и сложно одновременно. Есть снимки, которые даже спустя годы не отпускают твоё сердце. Чаще всего они непростые, от них внутри что-то болит и сжимается. Они про многообразие и неповторимость человеческих жизней, эмоций, взаимоотношений. Они про состояние души. Отбор — явление непостоянное. Завтра я сделаю из своего архива совсем другое ассорти, нежели сегодня.
Вокруг слишком много абсурда. Замечать его, выделять из обыденности и показывать — единственное от него лекарство. В мире так мало любви, тепла и взаимопонимания. Если бы фотография умела это всё генерировать в людях, на неё смотрящих… Но, как говорила Зонтаг, мы не можем заставить зрителя сопереживать даже человеку, падающему из окна башен-близнецов.
Этот снимок для меня имеет особенное значение. Он из книги «Другая семья». Это одна из фотографий, которая противоречит привычной интерпретации истории. Почему-то фоторедакторы выбирают более жёсткий и страшный снимок, где девочка одна на подоконнике. Следующий сразу за ним — рука матери хватает её и вытягивает из «пропасти». Хотя на окне ещё и защитная сетка.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_01.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
Для меня важными остаются те снимки, где я ушла от традиционной композиции и ожиданий кого бы то ни было — фоторедакторов, судей. Это, кажется, странно и по-панковски: думаю, только когда мне удалось нарушить законы композиции в осмысленном виде, я до чего-то доросла и перепрыгнула через саму себя. Когда вещи и персонажи на снимке становятся чем-то большим, чем они являются в жизни: формами, фигурами, метафорами.
Это Беслан, дети, выжившие после трагедии, спустя несколько лет. Говорят, у них особые трогательные человеческие отношения: они умеют по-настоящему ценить жизнь и друг друга.
Для меня в этом кадре важна голова ребёнка, круглая, как мячик, под ногами других детей, пучок ярко-зелёной травы, собака, даже чей-то случайный рукав и полное нарушение композиционного равновесия — как метафора и ключ к разгадке содержания снимка.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_02.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
В этом снимке я выступаю не как фотограф, а как простой невольный наблюдатель жизненной драмы. В этой фотографии для меня опять совершенно не важна композиция кадра, а важна тонкая нить человеческих взаимоотношений, частью которых я являюсь.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_03.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
На Кубе я случайно зашла в первый попавшийся дом, из которого звучала музыка, и попала на детскую вечеринку, где дети вели себя как взрослые, насмотревшиеся клипов. Это островок в совершенно другую культуру — где сексуальность не ассоциируется с грехом, страданием, запретом, эмансипацией или культом потребления. Мне нравится это фото, потому что оно честное и потому что я имела счастье приблизиться настолько близко, насколько это возможно.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_04.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
На Кубе та семья, у которой я гостила, опекала меня так, как если бы я была их дочерью. Мою кровать вечером заботливо накрывали москитной сеткой, а ровно в пять утра бабушка Виктория отодвигала её и говорила: «Кафесито?» и протягивала наперсток ударного напитка, который стоял колом в горле. Я тут же хваталась за фотоаппарат, который лежал рядом с подушкой. Это невероятное свечение юга из окна (когда невозможно удержаться в постели после пяти утра) и две женщины (свекровь и невестка уехавшего диссидента и неверного супруга), волей судьбы сведённые в одном доме, без мужчины.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_05.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
Эта фотография близка мне потому, что она воссоздаёт вымышленный образ России. Это кабинет психолога в детском интернате, делящем здание с музеем, далеко на севере Красноярского края. В этом кабинете психолога меня разместили, поскольку у меня снова не было денег на гостиницу. Я спала на этом диванчике, а в кадре мой пиджак и рюкзак, что нарушает нейтральность фотографии, но придаёт ей очень личный оттенок. Я помню, как каждое утро мне хотелось спрятаться в этом уголке вымышленной России и не высовываться наружу.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_06.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
Этот кадр из моего родного города, и всё-таки он рассказывает о чём-то совсем далёком, почти космическом. Я не ем мясо млекопитающих, не могу даже выносить его вид. Эта жуткая картина вместе с инеем, покосившимся забором, автолавкой, пугает меня своей ненастоящестью. Я оставляю далеко позади все мысли вернуться в этот город и признаю эту территорию неспособной к жизни и развитию. Каждое моё возвращение похоже на высадку космического корабля на голой и опустошённой неизвестной планете. И всё же я нахожу ужасное очарование в этом.
Этот снимок мне дорог ещё и потому, что о существовании подобного места я узнала, только когда стала настоящим фотографом, постоянно ищущим приключений и пытающимся выйти из зоны комфорта с целью познания.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_07.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
Этот продавец в электричке похож на Джона Леннона. Теперь вместо летающих пластиковых пропеллеров и чудо-ножей в электричках Джоны Ленноны продают свечи. Такие визуальные образы намекают об изменениях, происходящих в общественной жизни страны.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_08.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
Однажды меня спросили, какую фотографию я никогда не покажу. И я описала вот эту по памяти (мне было так стыдно за то, что я сфотографировала свою бабушку в беспомощном и неприглядном виде — когда моя мать моет её в больничном душе). Сейчас я возвращаюсь к этой фотографии с совсем другими чувствами и почти горжусь ей: мне кажется, у неё очень красивое тело и восхитительный несгибаемый оптимизм и чувство юмора. Этот кадр был сделан во время съёмок документального фильма, где бабушка рассказывает о своём единственном мужчине (моём деде), который всячески издевался над ней всю жизнь, а потом рано ушёл из жизни, а она так и не посмела найти кого-то другого. Бабушка была красавица, и я верю, что она такой и остаётся. Меня с детства восхищала бабушкина грудь. Мне кажется, в современной культуре превратное отношение к старости, вызванное страхами и узостью мышления.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_8a.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
В сибирском городе я встретила себя саму в детстве. Хронотоп замкнулся. Я подошла к этой девочке, обняла её, погладила по голове и сказала: «Не бойся, всё будет у тебя хорошо». А потом попросила сфотографировать. Это дерево в кадре как бы разделяет два мира: волшебный мир девочки и мир обыденности и мусора, где также живут её обидчики или просто те, кто её не понимает. Кирпич у её ног, наверное, тоже что-то значит, но я никак не могу понять, что именно. Это как элементы сна, которые случайно неслучайны.
{"img": "/wp-content/uploads/2015/04/popova_10.jpg", "alt": "Ирина Попова"}
Если бы не погоня за удачными кадрами, я бы не прожила и не увидела даже десятую часть того, что мне было подарено судьбой. Жизнь фотографа полна бродяжничества, неопределённости и чувства вины. Но она же полна неожиданных чудес и самых невероятных приключений: если бы об этом довелось рассказывать словами, на тебя давно махнули бы рукой и приняли бы за сумасшедшего. Но картинка обладает некой мощью притяжения и самым непосредственным языком, чтобы доносить мимолётность и сложносочинённость бытия.
Новое и лучшее
