10 любимых фотографий Анзора Бухарского
Узбекский фотограф. Родился в Ташкенте, живет в Бухаре (Бухарский — творческий псевдоним, настоящая фамилия — Салиджанов). Учился в Ташкентском театрально-художественном институте. Работал декоратором в Театре оперы и балета им. Алишера Навои. В 2006 году профессионально занялся фотографией. Участник Биеннале современного искусства в Стамбуле в 2008 году, 53-й Биеннале современного искусства в Венеции в 2009 году, обладатель серебряной медали на 5-й Ташкентской фотобиеннале в 2010 году и Гран-при в конкурсе документальной фотографии им. Карла Буллы в Санкт-Петербурге в 2013 году. В 2014-м вошел в сотню лучших фотографов мира по китайской версии «The other HUNDRED 100». Участник групповых выставок в Узбекистане, России, Италии, Латвии, Турции.
— Как это — десять? Всего-то десять? Мне показалось, что десять — это слишком мало, у меня фотографий мешками, любимых в том числе, они ведь как дети родные. Однако чем дольше я рылся в компьютере, тем больше удивлялся: оказалось, что я люблю фотографии Куделки, Сальгадо, Пинхасова, Максимишина и много чьи еще, а свои как бы не очень. Но договор есть договор, получилось сумбурно и эклектично, но вот они — мои десять фотографий, которые я возьму с собой в Ноев ковчег, если, не приведи Господь, земля треснет и огонь сойдет с небес, или ядерная война.
Не знаю, как так получилось, но это одна-единственная фотография, на которой я вместе с мамой, оттого она для меня абсолютно бесценна. В 2006 году я купил свой первый цифровой фотоаппарат Panasonic Lumix FZ30 и чудом догадался попросить жену сфотографировать меня рядом с мамой.
Так уж сложилось, что я не живу со своими женами, но с каждой из них остался в дружеских отношениях. Вы будете смеяться, но на праздники и дни рождения за столом я собираю всех детей и… бывших жен. И даже тещ.
Это был замечательный день рождения, моей младшенькой, Аэлите, исполнилось семь лет. Мы, как всегда, отпраздновали его в большом, но непонятном соседям и знакомым кругу. Я развез всех по домам, а когда возвращался к себе, повалил первый в том году снег. Я остановил такси у здания «Бухарагазпромстроя» и вышел, чтобы сфотографировать эти тропические пальмочки под целлофановыми колпаками во дворе треста.
Портрет моей дочери Сабины. Ее младшая сестра Лейла хочет стать фотографом, а Сабина пока не решила, чем хочет заниматься в жизни. С Лейлой мы часто бродим по городу, снимаем. Однажды я отвез ее домой с очередной нашей прогулки, а на кухне сидела Сабина, освещенная последними лучами заходящего зимнего солнца. Понятно, что это был лучший кадр, который я сделал в тот день.
Я давно фотографирую жизнь азиатских цыган-люли и не собираюсь останавливаться. Периодически возвращаюсь к любимой теме, даю себе передохнуть, подзабыть ощущения, даю отлежаться впечатлениям, потом снова беру камеру и иду в цыганский табор.
В тот день я снимал много всего, а когда решил перекурить, обернулся и увидел чудесную картину: в летней марлевой палатке от комаров проснулся мальчик и спросонья наблюдал за мной. Ну, я не «прощелкал» этот кадр, чему очень рад. Правда, буду честен, он уже не нравится мне так, как раньше.
В районе, где я жил раньше, была волшебная будка Акмаля. В ней можно было купить все: от товаров первой необходимости до самых различных продуктов, в том числе мясо, рыбу и птицу.
В тот день я вышел по делам и увидел, что Акмаль вывесил на продажу три освежеванные тушки молодых барашков. Я мгновенно вернулся домой за камерой, но этого времени хватило, чтобы он успел продать одну из них. Остальные две красовались на прежнем месте, возле них стоял сосед дядя Жора. Сорок лет жизни из пятидесяти пяти дядя Жора провел в местах не столь отдаленных, но это не отразилось на его веселом нраве, во всяком случае — на первый взгляд.
Это уже самаркандские цыгане. Я впервые попал к ним в табор в 2012 году, предварительно захватив с собой в качестве «пропуска» журналы с моими публикациями на цыганскую тему. Еще, чтобы меня встретили доброжелательно, у меня с собой была записка от бухарского цыганского барона. Но она не понадобилась — достаточно было показать журналы с фотографиями бухарских цыган. Все удивлялись, радовались, узнавали знакомых и родственников, хотя наши цыгане чаще роднятся с кашкадарьинскими, нежели с самаркандскими.
А это уже Москва. Юноша-солдатик из комендантского полка, возможно, просто прикрыл глаза от усталости, но выглядит, будто он спит на посту. Поэтому этот снимок кажется еще более трогательным и нравится мне до сих пор.
Район, где я жил раньше, назывался в народе «шестая баня». Там действительно была городская баня № 6, сзади которой была единственная в городе большая прачечная, куда свозили белье все больницы, санатории, гостиницы и прочие заведения подобного профиля. Однажды, заглянув во двор, я увидел эту грандиозную стирку, развевающуюся на ветру. Я мигом домой, камера, короткий диалог с хозяином прачечной — и вот вам, пожалуйста, эта картинка. Я выбрал ее примерно из пятидесяти, сделанных в том месте.
Мне обязательно хотелось включить в эту подборку «что-то свеженькое». Этот кадр сделан совсем недавно. Глянув в окно и увидев, что на улице идет снег, я не пошел в то утро бегать на стадион, а отправился с камерой в старый город. Я снимал и снимал падающий снег, мне нравилось все: свет из келий старинного медресе, минарет, подсвеченный прожектором, но хотелось какого-то действия, а ничего не происходило. Пальцы замерзли, ноги начали коченеть, хотелось домой и горячего чая, когда вдруг к площади, хрустя снегом, подъехал автомобиль. Из него вышли водитель и пассажиры, криком подозвали кого-то, что-то достали из багажника: в общем, ни дать ни взять — гангстерский боевик эпохи сухого закона в США.
На самом деле я мечтаю снимать такие фотографии, но я живу не в Париже, а в Бухаре.
У меня все.