Табор никуда не уходит: Как тысячи ромов выживают в Закарпатье

С первых же шагов нас с фотографом окружает толпа. Просят помочь деньгами, одеждой, выпустить кого-то из тюрьмы... Нас принимают за представителей благотворительной организации, к которым уже привыкли. Цыгане пытаются получить выгоду со всего. Посреди хутора есть храм Закарпатской реформаторской церкви, но ходят туда не из-за религиозности: здесь раздают гуманитарную помощь из Европы. Примерно треть детей хутора посещают местную девятилетку (на учёте в социальных службах числятся 790 детей школьного возраста, но в школу ходят не больше 250, да и многие девочки бросают из-за ранней беременности), но не из-за тяги к знаниям, а ради бесплатных завтраков от «Мальтийской службы помощи».

В таборе у Калмана Сабова, сына цыганского барона, есть важная обязанность: собирать с жителей деньги за электричество и воду. Сумма по киевским меркам смешная: 50–100 гривен (одна-две лампочки много не нажгут, а быт Окремного хутора не подразумевает, например, содержания придомовых территорий), но цыганские бедняки расстаются с ней буквально со слезами на глазах.

Обитатели Окремного хутора не стесняются своей бедности, даже наоборот — выставляют её напоказ. Каждый пытается затащить в свой дом и показать его неприглядность — вдруг помогут? Некоторые дома напоминают загоны для скота: грубо сколоченные из всего, что оказывалось под рукой, с целлофаном вместо стёкол, с трещинами в стенах. Непонятно, как тут пережить зиму. Да вот так и переживают: одеваются потеплее да протапливают печку пожарче.

В таборе сформировалась кастовая система, есть богатые и бедные микрорайоны. Здесь можно увидеть людей, живущих в самых настоящих шалашах, иногда вместо двери в проёме глиняной хаты висит ковёр, стёкол нет практически ни в одном доме. Расслоение и на бытовом уровне: богатые брезгуют общением с бедными, браки заключаются лишь между семьями приблизительно одинакового достатка.

Традиционно цыгане общались с властью только через посредников, которыми выступали пресловутые цыганские бароны. Сейчас же в лагере появились общественные организации, которые пытаются научить соотечественников решать вопросы с властью напрямую.

«Последние лет пятнадцать влияние баронов на жизнь общины снижается, — говорит ведущий единственной ромской телепрограммы „Романи дживипен“ на Закарпатском государственном телевидении Мирослав Горват. — Раньше барон был незаменим, например, при оформлении государственного пособия или пенсии — цыган шёл к нему, так как был банально безграмотен и беспомощен в юридических вопросах. Сейчас ему легче обратиться к специалистам в общественную организацию». Ещё одна функция баронов — решать споры внутри табора — также почти сошла на нет. Всё чаще стороны конфликта идут в суд. Правозащитные организации помогают ромам в судах, в оформлении документов. Они же постоянно контактируют с уполномоченным по правам человека, добиваются в органах местного самоуправления, чтобы цыганам предоставляли рабочие места. Всё это должно интегрировать цыган в общество. Бароны и сами видят, что круг их полномочий сужается, они всё чаще покидают общины, идут заниматься бизнесом. Единственное, что пока остаётся полностью в их ведении, — отношения обитателей хутора с правоохранительными органами.

Бывает, что граница между старым и новым проходит между поколениями. Например, сын цыганского барона Калман Сабов — заместитель руководителя общественной организации «Будущее ромов Берегово».

«Будущее ромов Берегово», возглавляемое Иштваном Паппом — депутатом городского совета, официальным представителем цыган перед городскими властями, — решает самые разнообразные задачи. Трудоустраивает («Добились, что все дворники в Берегово — исключительно из табора», — хвалится Папп), оказывает медицинскую помощь, в первую очередь проводит обязательную вакцинацию детей, контролирует распределение социальных выплат — чтобы государственная помощь не доставалась «мёртвым душам». Центр поддерживает в таборе хотя бы минимальную санитарию, насколько это вообще возможно, и распределяет гуманитарную помощь, которую присылают благотворительные организации (преимущественно религиозного толка).

Несколько раз «Будущее» выигрывало гранты от благотворительного фонда «Відродження» и по программе Евросоюза TACIS («Техническая помощь СНГ»); в первую очередь — на помощь в оформлении паспортов.

«Отсутствие документов — одна из ключевых проблем в таборе, — говорит Калман Сабов. — У многих нет никаких бумаг в принципе, получать паспорт приходится через суд». Услуги адвоката стоят около 3 тысяч гривен, ещё тысячу надо заплатить в миграционной службе. Для большинства здесь это совершенно неподъёмные деньги. Обычный житель табора считает хорошей зарплатой тысячу гривен. Основной источник доходов у ромов — субсидии одиноким матерям (браки не регистрируются официально, и все матери здесь формально одинокие. — Прим. ред.) и заработки на городской свалке, где цыгане собирают и сортируют мусор.

Без паспорта не получишь идентификационного кода, без него не примут на работу. Из-за отсутствия документов людей не берут в больницу, как следствие — вспышки инфекций и туберкулёз.

Формально табор в Берегово всё-таки имеет юридический статус. Видимо, деньги благотворительных фондов и визиты уполномоченного по правам человека дали свой эффект. Чтобы оформить паспорт, не нужно предоставлять справку из ЖЭКа или бумагу из БТИ. Всё равно прав собственности на те лачуги, в которых живут здешние цыгане, ни у кого нет. Достаточно показания двух соседей, и цыган получает паспорт, где местом жительства указан микрорайон Окремный хутор — без номера улицы и дома. Тем более что полноценными домами назвать эти глиняные хижины ну никак нельзя, а улицы — понятие вообще условное. Они представляют собой сплошные рытвины в грязи, по которым передвигаются преимущественно на повозках и очень редко — на старых «копейках». Свет есть, вода — из колонок.

Вакцинации здесь не доверяют, как и врачам вообще, предпочитая знахарок.

Считается, что цыганский табор прикочевал в Берегово из Венгрии в конце 1930-х, когда по решению Первого Венского арбитража Берегово перешло от Чехословакии к Венгрии. В январе 1946 года это место вошло в Закарпатскую область в составе УССР. Граница, пролёгшая буквально за городской чертой Берегово, привязала цыган к украинской земле. О прошлом напоминает только венгерский язык — практически общепонятный в таборе, в отличие от ромского. Без него умирают традиции, фольклор, романсы — они сохраняются только усилиями нескольких энтузиастов вроде директора ужгородского театра «Романи Яг» Аладара Адама. Ромское телевидение, транслирующееся из Ужгорода, скорее всего, не поймут в Берегово, как и газет и учебников для цыган, издаваемых за государственный счёт в Киеве. Венгерский язык превращает Окремный хутор в географическое и культурное гетто.

История поставила над цыганами злой эксперимент, в послевоенные годы лишив их той социальной ниши, которую они занимали из поколения в поколение. В том, что они отнюдь не всегда воспринимались такими париями, можно убедиться, обратившись к литературе и фольклору. В песнях и легендах цыган выглядит как изрядный плут, но всё-таки отнюдь не маргинал. Цыган прошлого всегда имеет какую-то работу: он ювелир, конюх, кузнец и даже почтальон. Всё это рухнуло вместе с переходом к оседлому образу жизни, который начался в послевоенные годы и закрепился, когда в Советском Союзе началась кампания по борьбе с кочевым укладом. В результате этой кампании цыган насильно прикрепили к земле (что-то подобное произошло и с малыми народами Севера), в результате чего целый народ потерял прежние навыки, а новых не приобрёл. В Окремном хуторе никто не держит домашних животных и не обрабатывает землю. Не потому, что люди здесь какие-то уникально ленивые: они этого попросту не умеют делать. Навыки работы на земле приобретаются поколениями, насильно их не внедришь.

Местный военком давно махнул на обитателей табора рукой, на военную службу их не призывают. По мнению Калмана Сабова, проблема во взаимном недоверии. Цыгане не верят, что государство будет выполнять перед ними свои обещания, а государство не верит, что цыгане пойдут на передовую воевать. Хотя исключения, конечно, есть: несколько жителей хутора воюют в АТО, а упомянутый уже Адалар Адам недавно выпустил монографию о цыганском Сопротивлении. Он жалуется на то, что в Европе мало внимания уделяется памяти геноцида цыганского населения. Например, Международный день холокоста ромов (в память об уничтожении всего цыганского блока Освенцима в августе 1944 года) официально отмечается только в Украине и Польше.

А ведь в войну было истреблено порядка 20 тысяч только украинских цыган, это огромное число — по первой послевоенной переписи населения 1959 года их в УССР осталось только 30 тысяч.

Основной документ, определяющий политику Украины по отношению к цыганам, — подписанная ещё Виктором Януковичем «Стратегия развития ромского меньшинства до 2020 года», о выполнении которой регулярно отписываются в Киев закарпатские власти (без всякого эффекта для жителей Окремного хутора, разумеется). Хотя проблема таких территорий на самом деле более глобальна, чем это может показаться. «Фавелы» угрожают нормальному существованию даже развитых государств (вспомним брюссельские теракты, устроенные обитателями депрессивного квартала, который выпал из поля зрения бельгийских властей). Адаптация же таких хуторов к нормальной жизни может стать самой сложной задачей человечества в этом столетии.