Участник андерграунда 70-х Кристофер Макос: «Уорхол не был большим безумцем»

Кристофер Макос прославился еще в 1970-х годах своими фотографиями панк-сцены Нью-Йорка. После этого было знакомство с Энди Уорхолом, тусовки с Джоном Ленноном, Миком Джаггером и Дебби Харри, сотрудничество с Жан-Мишелем Баския и Китом Харингом. Макос был одним из тех, кто находился в самой гуще событий, — знакомство и дружба с главными людьми эпохи помогли ему сделать снимки, по которым теперь можно изучать историю.

Сейчас он старается больше времени проводить в путешествиях, так как, по его словам, на дух не переносит Трампа. Путешествия и знакомства с новыми людьми — то, что приносит ему сейчас наибольшее удовольствие и подпитывает его желание творить. Накануне его выставки в Киеве Bird in Flight и поговорил с Макосом о былых днях и попросил несколько советов для тех, кто хочет преуспеть на арт-сцене.

В Киеве вы покажете две серии — портреты Энди Уорхола и документацию жизни Нью-Йорка 70-х. Можете рассказать немного об этом времени? Каким оно было для вас?

70-80-е годы в Нью-Йорке были золотым веком для тамошней арт-сцены. Рой Лихтенштейн, Энди Уорхол, Кит Харинг — все они жили и творили в то время. В городе существовали клубы вроде «Студии 54», в которые ходили все и где можно было знакомиться и устанавливать рабочие связи. Такая большая социальная сеть до появления фейсбука и инстаграма. Это было хорошее время, чтобы заявить о себе на мировой арт-сцене.

Испытываете ли вы ностальгию по тому времени?

Однозначно нет. Я не сентиментален и не живу прошлым. Да, в Киеве будут представлены работы того времени, но моя цель — показать документацию прошлого, которое знал я, но которого не было, например, в Украине. Я надеюсь, что эти работы смогут дать какой-то урок людям, которые придут на выставку. Это выставка не о 70-х или Уорхоле в парике, это выставка об идентичности. О том, кто эти люди, кем они были и кто я сейчас.

Как все изменилось с началом эпидемии ВИЧ в 80-х?

Конечно, эпидемия сильно ударила по арт-сцене. Так уж вышло, что в гей-сообществе очень много художников и людей, занятых в сфере искусств. Не могу сказать, что это произошло в одночасье: эпидемия развивалась по нарастающей, больных становилось все больше. Начали умирать ключевые люди арт-сцены, вроде Кита Харинга. И понемногу Нью-Йорк перестал быть столь важным в искусстве.

Как Нью-Йорк выглядит сейчас?

Это просто финансовая столица, в нем не осталось креативности. Искусство и мода здесь существуют, чтобы обслуживать финансовые интересы определенных людей. Просто большая столица, как Лондон и Пекин, в которых все тоже крутится вокруг денег. Думаю, что и Киев рано или поздно к этому придет.

Как сейчас вы проводите свое свободное время?

Сейчас я на юге Франции и занимаюсь совсем не теми вещами, к которым я привык. Моя идентичность в Нью-Йорке — это художник, я создаю работы и продаю их. Я стараюсь много путешествовать, и моя личность как путешественника отличается от моей личности как нью-йоркца.

Кто был самым сумасшедшим человеком, с которым вам приходилось общаться в то время?

Безумцы в то время окружали меня со всех сторон. Люди употребляли все что могли, не ограничиваясь кокаином и травкой. Все занимались сексом друг с другом, все были сумасшедшими. Проще сказать, кто сумасшедшим не был. Уорхол не был большим безумцем, он предпочитал наблюдать. Мне как фотографу тоже было интереснее наблюдать за поведением других людей, чем принимать участие.

Одна из ваших самых известных работ — серия, сделанная вместе с Энди Уорхолом, который также был вашим близким другом. Как вы познакомились с ним и отличался ли ваш образ Уорхола от Уорхола реального?

У меня не было в голове образа Уорхола, я не искал с ним встречи. Мой друг-писатель был знаком с ним; когда я работал над своей первой выставкой в Сохо, я подумал, что было бы неплохо пригласить на нее Уорхола. Я знал, что у него есть журнал Interview, и подумал, что он мог бы рассказать о нем. Но я не ставил себе задачу во что бы то ни стало познакомиться с ним.

В одном интервью вы сказали: «Уорхол научил меня искусству бизнеса и бизнесу искусства». Что это был за урок? Как преуспеть на арт-сцене?

Идея в том, что создаваемое вами искусство — это такой же товар, как и все остальные. Его нужно уметь продавать, быть бизнесменом. Нельзя думать, что ты создал работу и ее сразу захотят купить. Ты должен понимать, как найти галерею, клиента, как распорядиться заработанными деньгами. Быть рядом с Уорхолом — человеком, создающим огромное количество работ, — означало учиться у него этим знаниям.

Могли бы вы в таком случае дать небольшой урок? Что конкретно нужно сделать?

Быть последовательным. Например, ты делаешь фотографии кошек. Для начала ты должен показывать их окружающим — тогда они начнут воспринимать тебя как кошачьего фотографа. Потом ты предлагаешь сфотографировать кошек этих людей, действуешь последовательно и не переключаешься резко на другие вещи.

Вы также были знакомы с Ман Реем. Как это произошло?

Мой арт-дилер Лучиано Ансельмино работал с Ман Реем и пригласил меня на его день рождения. Мы несколько раз виделись и много говорили о фотографии, хотя нам и не довелось поработать вместе. Я почерпнул от него несколько идей о том, как нужно создавать снимки.

И что это были за идеи?

Главная идея была в том, что когда ты смотришь на свои работы, пытаешься сделать отбор, ты должен доверять своему первому впечатлению. Оно, как правило, самое верное. Используй интуицию.

Среди ваших работ есть книга «Эксгибиционизм» с полуобнаженными мускулистыми парнями. С другой стороны, вы снимали Уорхола в более нежном, практически женском образе. Что для вас является идеей маскулинности и как она изменилась со временем?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить Брюса Вебера и Кельвина Кляйна. Вместе они изменили восприятие мужественности. Теперь нет ничего зазорного в том, что мужчина смотрит на мужское тело; не нужно быть геем, чтобы сказать: «Этот парень хорошо выглядит, хочу быть на него похожим». Точно так же девушки оценивают друг друга безотносительно желания заняться сексом.

В сегодняшнем мире все изменилось — люди стали буквально одержимы сами собой, у некоторых парней грудь больше, чем у девушек. Не хочу давать этому оценку, но само понятие маскулинности очень сильно изменилось в первую очередь из-за камер в телефонах и соцсетей. Люди стали озабочены своим видом. Когда ты смотришь на фотографии в инстаграме, ты видишь людей с искаженной личностью. Они ведь никогда не опубликуют фото, на котором они выглядят непривлекательно. Поэтому мы не знаем этих людей, мы видим только одну их сторону — ту, которую они хотят показать. Но человек состоит не только из привлекательных поз; наша личность меняется по несколько раз на дню.

Вы работали с Китом Харингом и Жан-Мишелем Баския, одними из самых ярких художников своего поколения. Кто, по вашему мнению, может стать новой иконой арт-сцены?

Новой звездой станет тот, кого профинансируют. Все изменилось, сейчас большие компании принимают решения, в кого вложиться. Теперь нет андерграунда, в котором могут родиться новые звезды, как было с той же «Фабрикой» Уорхола. Хёрст, Кунс, Абрамович — это люди денег. Я не понимаю их искусство. Просто кто-то решил, что это хорошо и достойно внимания, вложился, и теперь Абрамович — звезда.

По вашему мнению, это плохо или хорошо, что искусство теперь о деньгах?

Ну, если вы на стороне, на которой есть деньги, то, наверное, хорошо. Если денег у вас нет, а вы художник, то не очень. Я нахожусь где-то посредине. Я знаю, как манипулировать системой, чтобы заработать. Кажется, Леннон сказал: «Абсолютный капитализм уничтожит сам себя». Так что я предпочитаю систему, в которой есть понемногу отовсюду — и от социализма, и от капитализма.

Фото: Christopher Makos | Makostudio.com
Фото Кристофера Макоса: Джеймс Мур