Эрвин Олаф: «25 лет работать в рекламе, где клиенты прописывают задание вплоть до деталей, просто невозможно»

Несколько лет назад вы начали снимать исторические проекты для Государственного музея Амстердама. С тех пор ваше портфолио значительно пополнилось историческими сюжетами. Чем они вас так заинтересовали?

Как художник я себя ничем не ограничиваю, с интересом осваиваю новые жанры в фотографии и кино. Работа над исторической постановкой — довольно милое занятие, потому что ты можешь любую историю сделать глянцевой. Но красивая картинка может выйти пустышкой, поэтому я беру такие заказы осторожно и не очень часто.

Какие сюжеты, на ваш взгляд, особенно сложны для постановки?

Думаю, что религиозные сцены очень сложны, к тому же великие мастера прошлого уже исчерпали эту тему. Я даже не стал бы браться за подобный сюжет.

Вашу историческую драму «Последние почести останкам графов Эгмонта и Горна» сейчас выставил Музей изобразительных искусств в Москве. Фотографии оказались в одном ряду с полотнами Луи Галле. Вас не пугает такое соседство?

Это неожиданно и очень почётно для меня — оказаться в одной компании с Луи Галле в одном из крупнейших музеев России и мира. У меня такое чувство, что я опираюсь на крепкие плечи великих живописцев прошлого. Надеюсь, не разочарую посетителей.

Вы добавили несколько новых персонажей к известному историческому сюжету, использованному Луи Галле. Зачем вам это было нужно?

Я удивился тому, что на его полотне нет ни одной женщины. Война — дело мужское, но мне хотелось сосредоточить внимание зрителя на горе от расправы. Для этого я ввёл в сюжет жену и дочку графа Эгмонта: на их лицах можно прочитать страдание от потери близкого человека. Также я добавил стороннего наблюдателя — маркизу Арконати Висконти, жившую в замке Гаасбека до 1921 года. Она имела привычку переодеваться в костюм испанского пажа, мне показалось это любопытным.

Сторонний наблюдатель из другого века должен был немного разрядить тяжёлую обстановку, даже внести немного юмора. Висконти в экстравагантном мужском костюме на эту роль прекрасно подходила. То, что она появляется из другого века, меня не смущало. Я ведь делал современную интерпретацию сюжета, а не копировал картину. В этой работе я строго следил только за светом. Хотел понять, как ложился свет в живописи Галле, и сделать так же в фотографии.

Подписи под фотографиями с указаниями фирм–производителей товаров, использованных в съёмке, никого в музее не смутили?

Вы были первой, кто их заметил. Подписи — часть оригинальной концепции. Я попросил своих костюмеров связаться со стилистом Линдой ван Вейсберг, которая добавила вещи известных бельгийских дизайнеров в каждый кадр. Так я добился того, что съёмка стала походить на дорогостоящую рекламу, а не на добротную подделку под живопись.

У вас был и другой, более радикальный план интерпретации: все в джинсах, прощание по-современному, так сказать. Вам интересно было бы сделать такой ремейк в будущем?

Пересмотрев самый смелый вариант инсценировки, я подумал, что это перебор. Когда работаешь в жанре оммажа, нужно использовать определённый набор приёмов. Перебор в деталях приведёт к тому, что механизм воздействия на зрителя перестанет работать. Инсценировка станет походить на китч, а китч мне сегодня не интересен.

Расскажите, пожалуйста, про нашумевшую съёмку для сентябрьского выпуска Vogue в 2013 году, которая была вдохновлена живописью Вермеера. Вы ждали, что конфликт возникнет из-за того, что модель кормит грудью младенца? Шум в прессе — тоже часть вашей концепции?

Не предвидел. Меня всю жизнь удивляло, как впечатлительные натуры реагируют на вид обнажённого тела и сосков женщины. Почему всё это вызывает такую бурную реакцию у зрителей? Взгляните на историю искусства: сколько произведений посвящены красоте обнажённого тела. Что естественно, то не безобразно.

И всё же известность вам принесли работы, рассчитанные на неоднозначную реакцию зрителей. Одна из самых громких провокаций 90-х — реклама для Diesel Jeans, в которой приняли участие немолодые пары. Тогда ещё никто не снимал пожилых людей для постеров. Какой была реакция на эти снимки?

Реакция была отличной. На самом крупном рекламном фестивале Европы в Каннах мое фото получило «Серебряного льва», а Diesel стал «рекламодателем года». С этого проекта для меня открылись новые возможности в коммерческой фотографии и я смог взяться за сольные проекты. На волне успеха этой кампании я снял некоммерческую серию «Зрелые», в которой участвовали немолодые женщины. На снимках они подражали этаким сексуальным девочкам с постеров.

Проекты «Зрелые» и реклама Diesel у российских фотографов вызывают вопрос, смеётесь вы над пожилыми людьми или восхищаетесь ими. Можете им ответить?

Когда я начал снимать «Зрелых», мне стукнуло сорок. Вы представляете себе, что такое 40 лет? Это очень серьёзно. Ты вдруг начинаешь чувствовать груз прожитых лет, понимать, что впереди старость, слабость и всё такое. У тебя начинают мурашки по коже идти от одной мысли о возрасте. Чтобы избавиться от возрастных страхов, мне нужна была психотерапия. Такой психотерапией и стали «Зрелые», куда я пригласил немолодых женщин, предложив им вернуться в 60-е годы. Эти женщины обладали невероятным чувством юмора и знали о жизни гораздо больше меня. Они учили меня принимать свой возраст, себя самого. Кстати, примерно в то же время я сделал серию автопортретов с той же целью — примириться с грядущей старостью (на одном из снимков фотограф был загримирован под старика, снимок назывался «Я в будущем». — Прим. ред.).

Как вам удавалось выпускать довольно провокационные личные проекты, не поругавшись с клиентами? Взять, например, серию «Жертвы моды». Вы же откровенно посмеялись над фанатами брендов?

За использование в проекте брендированных пакетов мне никто претензий не выставлял. Даже наоборот, куратор коллекции Fendi расстроилась, когда узнала о том, что пакета с их логотипом на снимках не будет. Купила несколько фотографий с пакетами других фирм.

Ваша последняя коммерческая серия «Свет» для дома шампанских вин несколько неожиданная по форме и содержанию. Главная неожиданность — что она чёрно-белая. Это выбор заказчика или ваш собственный?

Помимо постановок, в винных подвалах города Рейна я сделал снимки странных знаков на стенах, оставленных природой и человеком. Сделал их по большей части для себя. Я показал президенту компании Ruinart Фредерику Дюфуру плоды наших трудов по постановке, и ему не понравилось. Тогда я достал снимки настенных знаков, и он одобрительно кивнул: «Вот это намного лучше. Продолжай в этом духе». Так и родилась эта серия.

Можно ли эту серию назвать возвращением к прямой фотографии?

Я вернулся к тому, с чего начинал когда-то в 1979 году — к чёрно-белому формату с сильным контрастом, но это не возвращение к прямой фотографии. Cерия «Свет» интересна мне как арт-проект, в котором я работаю с помощью странных мазков, линий, непонятных знаков. Думаю, что это не просто оригинальное решение для одного проекта, но и новая страница моего творчества.

Складывается впечатление, что ваши коммерческие и личные проекты плавно перетекают из одного в другой?

Да, происходит своеобразный обмен: коммерческие проекты обогащают мои личные, и наоборот. Какие-то идеи приходят во время заказных съёмок, но реализовать их получается тогда, когда принадлежишь самому себе. Хотя и в коммерческих работах у меня в последние 10 лет стало больше свободы в выборе средств. 25 лет работать в рекламе, где клиенты прописывают тебе задание вплоть до деталей, просто невозможно.