Погребение великана: Похороны и воскрешение Сталина в фильме Сергея Лозницы

Гроб вносят в Колонный зал Дома союзов, снимают крышку, после чего камеры сосредотачиваются на покойнике, утопающем в алых венках. Траурный баритон из громкоговорителя долгие три минуты зачитывает медицинский отчет о том, что «у И. В. Сталина произошло кровоизлияние в мозг», в связи с чем в ночь на 2 марта 1953 года отец советских народов скончался. Сотни тысяч его «детей» кучкуются у столба громкоговорителя, листают газеты на всех языках с одним и тем же парадным портретом, длинной похоронной процессией движутся к месту прощания. Скорбят на Чукотке и Кавказе, в Украине и Таджикистане, Латвии и России.

Почти 200 операторов, выполняющих государственное поручение запечатлеть последнее прощание со Сталиным по всему СССР с 5 по 9 марта 1953 года, 10 тысяч метров отснятого материала — как результат, около 200 коробок в Российском государственном архиве кинофотодокументов в Красногорске. Из этих кинопленок Сергей Лозница монтирует «Государственные похороны», экспонирующие массовый, от Алтая до Москвы, траур по вождю.

В центре внимания здесь — не столько Сталин, сколько люди. Два часа режиссер идет по следу плакальщиков — огромной толпы, гуськом продвигающейся по Москве от Курского вокзала, затем к Садовой и так до Колонного зала Дома союзов; он ничего не говорит сам, но оставляет речь другим — с генералиссимусом прощаются заступивший на его место Маленков, затем поставивший его на этот пост Берия; Лозница удерживается от авторского комментария: здесь нет расследования, есть лишь, скажем так, последование. Большинства людей из его картины, как и Сталина, уже нет в живых, но оставленный ими путь можно заново проложить взглядом.

Тот следует за океанической в своем числе процессией, оплакивающей — вполне искренне и исступленно — не человека, а политический миф, древнегреческого демиурга-отца. Во многом работа Лозницы напоминает роман классика американского постмодерна Дональда Бартелми «Мертвый отец», где гигантскую сущность, именуемую Отцом, тянут на канатах его маленькие, словно лилипуты, сыновья к могиле-котловану. Или же «Погребенного великана» английско-японского нобелианта Кадзуо Исигуро: фэнтези-притча схожа с картиной не только мотивом погребения гиганта, но и темой исторической и коллективной памяти — точнее, их искажения. Герои романа Исигуро, Аксель и Беатрис, попадают в деревню, затянутую странным туманом, в котором стирается память. Точно так же тысячи людей в фильме впадают в полурелигиозный паралич от ухода Сталина, вынося за скобки забвения тоталитарность его режима. Кроется ли причина в машинерии пропаганды, особой психической конституции советского человека или в боязни будущего без жестокого, но все же поводыря — Лозница намеренно избегает интерпретаций.

Процессия оплакивает не человека, а политический миф, древнегреческого демиурга-отца.

Похороны Сталина — мистический, даже сказочный спектакль.

Ключ отчасти в самом названии. Русское «Государственные похороны» в большей степени выбелено от смысловых коннотаций, чем английская локализация State Funeral, которую можно перевести как «Похороны государства» (такое значение перевода подчеркивал сам Лозница). «Паралич правой половины тела и стойкая потеря сознания» Сталина передаются стране и всей его многочисленной пастве. Лозница документирует не только смерть вождя, но и рождение катастрофы: жизнь всего государства поставлена на паузу, и что его ждет, остается за кадром.

Вообще, картина намеренно лишена какого-либо авторского комментария или оценочного суждения о том, что было до и будет после, — в ее фокусе лишь погребальное паломничество. Фильм устроен так, что зрителю приходится «додумывать»: например, вспомнить, что во время процессии на Трубной площади в результате давки погибло много людей и число смертей до сих пор неизвестно (эти кадры отсутствуют). Или что через три месяца произойдет немыслимое и Жуков схватит Берию, а к власти придет Хрущев. Домысливание становится важной частью зрительского опыта.

Вместе с тем Лозница сделал фильм-оксюморон, такой же парадоксальный, как и доносящиеся из 1953 года лозунги «Сталин бессмертен». Несмотря на название и долгоиграющие похороны, все это не о смерти, а о живучести мифа Сталина. Его похороны — мистический, даже сказочный спектакль, в котором за завитриненной стеклянной вечностью гроба лишь спит волшебный герой. Миф о бессмертии его «пламенного сердца» лелеяли тогда и лелеют некоторые сейчас. Он живет в текущем политическом курсе, корректирует реальность и из нетленной мумии, тела давно превратился в символ — ведь Отец не умер, да здравствует Отец!

Все фото: Everett Collection