Мыльный пузырь как символ смерти: Как читать концептуальные натюрморты барокко
Считается, что искусство, для понимания которого нужны специальные знания, — это удел постмодернизма второй половины ХХ века. Но то, что мы сейчас называем «концептуальным искусством», существовало намного раньше: для понимания искусства всегда было необходимо знание мифологического кода. Любопытно, что «изобразительный» жанр натюрморта, зачастую воспринимаемый как безыдейное любование предметами, несущее сугубо утилитарную функцию, на заре своего становления являлся «концептуальным искусством». Это была религиозная проповедь о тщете и скоротечности человеческого существования и о спасении, даруемом Христом и церковью.
Еще древние римляне любили напомнить друг другу о смерти — считалось, что мысль о ней позволяет простить мелкие обиды, стать более благородным и великодушным. В эпоху зарождения натюрморта, то есть в XV—XVI веках, художники добавляли на свои картины религиозные символы. Даже на портрете знатного человека автор мог изобразить череп, символ скоротечности жизни. Художник уподоблялся римскому рабу, который напоминал победителю: «Respice post te! Hominem te memento!» («Обернись! Помни, что ты — человек!»)
Центром развития жанра стал город Лейден в Нидерландах, один из центров кальвинизма, требовавшего от человека приверженности строгому моральному кодексу. Систему символов назвали Vanitas — от латинского «суета, тщета». Это отсылка к одной из самых философских книг Библии — Экклесиасту: «Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует — все суета!»
В определенной степени Vanitas на натюрмортах — отображение морали тех времен; многие натюрморты являются также личной историей художника, который сообщает нам о своих искушениях и страстях посредством визуального языка и особого смыслового кода. Первые знаменитые натюрморты можно понять, лишь зная язык символов, очевидный для человека средневековья, но малопонятный для наших современников.
В XVIII веке Нидерланды превратились в процветающую буржуазную державу, и радости земной жизни стали сильнее страха перед загробным миром; грозная символика Vanitas начала вытесняться концепцией «тихой неподвижной жизни» («still life»). Именно таким — утратившим мрачные готические концепции, воспевавшим красоту повседневного — натюрморт вошел в новое тысячелетие.
Концепция Vanitas вновь воскресла в концептуальном искусстве XXI века, когда тема хрупкости человеческой жизни обрела особую актуальность. К примеру, череп можно увидеть на гобелене Грейсона Перри из знаменитой серии «Тщеславие малых отличий».
Однако современные художники ищут для описания тщеты сущего новые формы. Так, украинская художница Мария Куликовская в 2012 году создала для Донецкого культурного центра «Изоляция» серию «автоскульптур», посвященных хрупкости человеческого бытия. Это были слепки тела художницы в полный рост, сделанные из мыла. Работа называлась Homo Bulla — «Человек — мыльный пузырь», и именно эта крылатая фраза, принадлежащая древнеримскому писателю Маркусу Терентиусу Варро, объясняет присутствие мыльных пузырей на натюрмортах в традиции Vanitas. Выставленные под открытым небом, скульптуры медленно разрушались, также как и человеческое тело под влиянием процесса старения.
В перформансе «Цветы демократии» художница воссоздает разрушение своей инсталляции сепаратистами
Однако скульптурам была уготована более трагичная судьба. После захвата «Изоляции» пророссийскими боевиками арт-центр был превращен в тюрьму и центр подготовки солдат. Мыльные скульптуры превратились в мишени для обучения новобранцев стрельбе. Случай стал частью художественного произведения, ведь человек уязвим не только перед неумолимым временем, но и перед другим человеком, взявшим в руки оружие.