Дочь еврея, нацист, их дети и миллиарды в наследство: Тайная история владельцев Krispy Kreme

Статья приводится в сокращении. Оригинал читайте на сайте New York Times.

Скелеты в корпоративном шкафу

Эмили Ландекер было девятнадцать, когда она устроилась на работу в Benckiser — немецкую компанию, которая производила профессиональные чистящие средства, а также регулярно проводила внутренние чистки своих рядов от неарийских элементов.

Шел 1941 год. Ландекер была наполовину еврейкой и боялась депортации. Ее новый начальник, Альберт Рейманн — младший, был одним из самых верных сторонников Гитлера и называл себя «безоговорочным последователем» нацистской расовой теории.
И вдруг эти двое влюбились друг в друга.

История Эмили Ландекер, чей отец-еврей был убит нацистами, и Альберта Рейманна, чей рьяный нацизм и использование принудительного труда не помешали его семье после войны сколотить гигантское состояние, — это история о смерти, преданности и удивительных противоречиях человеческой натуры. А еще — о корпоративном искуплении.

За годы, прошедшие со Второй мировой войны, Benckiser превратилась в один из крупнейших на планете конгломератов по производству потребительских товаров. Известная сегодня под именем JAB Holding Company, корпорация, которая по-прежнему принадлежит семье Рейманн, оценивается более чем в 20 миллиардов долларов и владеет брендами Krispy Kreme Doughnuts, Peet’s Coffee, Einstein Bros. Bagels, Stumptown Coffee Roasters, Pret A Manger, Keurig и другими.

Отношения между Рейманном и Ландекер много лет держались в секрете. Он был женат, но детей в браке у него не было. А вот Эмили родила ему троих — он официально усыновил их в 1960-х, и сегодня двум из них принадлежит в совокупности 45% JAB. Все эти годы дети Альберта и Эмили, по их словам, понятия не имели ни о том, что их отец был нацистом, ни о том, что унаследованная ими компания использовала принудительный труд и истязала работников.

Сами Рейманн и Ландекер, которые умерли в 1984 и 2017 году, никогда не говорили о тех временах. Компрометирующие документы были уничтожены или заперты в сейфе. В двухтомнике, посвященном истории компании, описание периода нацизма занимает всего несколько страниц. Но по мере того как Benckiser разрасталась, ее прошлое становилось все труднее игнорировать. Питер Харф, который начал работать в компании в 1981-м, а в этом году ее возглавил (и чей отец тоже был нацистом), говорит, что никогда по-настоящему не верил в заявления, что организации нечего скрывать.

По мере того как Benckiser разрасталась, ее прошлое было все труднее игнорировать.

В 2012 году, когда корпорация скупала известные кофейные бренды и к ней было приковано внимание всего мира, Харф убедил семью дать независимому исследователю доступ к своим архивам. За их изучение взялся Пол Эркер, историк экономики из Мюнхенского университета.

Только сейчас, через 74 года после окончания Второй мировой войны, мрачная и запутанная история компании стала достоянием общественности. В марте в немецкие СМИ впервые просочилась информация об использовании компанией принудительного труда и жестоком обращении с работниками. Нацистские эпизоды в корпоративной истории — не такая уж редкость для Германии, а преступления Рейманнов выглядели не такими уж тяжкими (по крайней мере, на фоне других известных производителей, которые использовали труд узников концлагерей и экспроприировали бизнес евреев). Но эти открытия настолько не вязались с лучезарным имиджем кофейно-пончиковых брендов компании, что вскоре попали в заголовки международных новостей.

Сотрудники компании — а их около 180 тысяч человек — все чаще сообщали, что покупатели обвиняют их в «работе на нацистов». Возникла угроза бойкота; так, в этом месяце газета The Boston Globe опубликовала разгромную статью с заголовком «Я узнал, что за моим любимым кофе стоят нацистские деньги. Стоит ли мне продолжать его пить?».

«Я узнал, что за моим любимым кофе стоят нацистские деньги. Стоит ли мне продолжать его пить?»

Но общественность еще не знала о самом удивительном факте этой истории: Рейманны — одновременно и преступники, и жертвы. Только недавно члены семьи впервые рассказали в интервью про отца Эмили, Альфреда Ландекера, — еврея, убитого нацистами.

Рейманны объявили, что потратят часть своего личного состояния, чтобы почтить память Альфреда. Они планируют направить пожертвование в размере 10 миллионов евро организациям, которые помогают бывшим жертвам принудительного труда и их семьям. Рейманны также переименовали в честь Альфреда свой семейный фонд и удвоили его бюджет до 25 миллионов евро, а контроль над ним передали независимому совету. Фонд будет финансировать проекты, посвященные «памяти жертв Холокоста и нацистского террора»; его цель, как сказано на сайте, — «научить нас распознавать зачатки нетерпимости и тем самым препятствовать повторению тех чудовищных событий».

«Чисто арийский семейный бизнес»

В июле 1937 года Альберт Рейманн — младший написал лидеру СС Генриху Гиммлеру. «Мы — чисто арийский семейный бизнес с более чем вековой историей, — говорилось в письме. — Владельцы компании — безусловные последователи расовой теории».

Рейманн принял идеи национал-социализма и антисемитизма задолго до прихода НСДАП к власти. В 1923 году он оказался на выступлении Гитлера в Мюнхене и с тех пор стал одним из ярых его сторонников. Его отец, Альберт Рейманн — старший, вступил в нацистскую партию в 1931-м; годом позже присоединился и сын.

Тогда же они преобразовали компанию в соответствии с нацистскими принципами. К тому времени как Гитлер пришел к власти, в Benckiser уже работала Национал-социалистическая корпоративная организация — рабочий совет, поддерживавший нацистскую идеологию. «Оба Рейманна были не просто оппортунистами, подстроившимися под режим, — говорит Харф. — Они были преданными добровольцами этого режима».

В те времена Benckiser была среднего размера компанией по производству химикатов для промышленности — средств для смягчения воды, добавок для детского питания, фосфатов, применяемых в изготовлении сосисок. В 1933 году в ее штате был 181 человек. Нацистский режим оказался выгодным для компании: в последующие десять лет ее продажи увеличились более чем втрое. Рейманн-старший возглавлял региональную Торгово-промышленную палату, которая помогала процессу экспроприации и вытеснения еврейского бизнеса.

Benckiser никогда не получала прямой выгоды от предприятий, отобранных у владельцев-евреев, и никогда не использовала труд узников концлагерей (в отличие от многих других известных компаний). Но с конца 1940 года Рейманны регулярно пользовались принудительным трудом: на них работали военнопленные и люди, угнанные с оккупированных нацистами территорий.

Примерно в это же время Эмили Ландекер устроилась на работу в бухгалтерию Benckiser. Об этих годах ее жизни известно очень мало, но, по словам Харфа, использование принудительного труда вскоре достигло таких масштабов, что она просто не могла не знать о злоупотреблениях. К 1943 году Benckiser использовала принудительный труд 175 человек (около трети от общей рабочей силы компании) — преимущественно вывезенных из Франции и Восточной Европы. В распоряжении компании было два трудовых лагеря, одним из которых руководил отличавшийся особой жестокостью Пол Вернебург. В Benckiser он работал с 1910 года. В лагере под его началом женщин заставляли голыми стоять по стойке смирно возле своих бараков — отказавшихся могли изнасиловать. Рабочих то и дело избивали.

Во время бомбардировки 7 января 1945 года Вернербург выгнал десятки рабочих из лагерного бомбоубежища. Тридцать человек получили ранения, один погиб. Когда слухи о жестокости Вернебурга вышли за пределы лагеря, даже чиновники-нацисты, занимавшиеся распределением рабочей силы, сделали Рейманнам выговор за жестокое обращение с работниками.

Во время бомбардировки Вернербург выгнал десятки рабочих из лагерного бомбоубежища. Тридцать человек получили ранения, один погиб.

С годами преданность Рейманнов нацистской идеологии ничуть не ослабла. Даже в феврале 1945-го Рейманн-младший по-прежнему верил в «окончательную победу» Гитлера. Через месяц после окончания войны он был арестован и интернирован союзными войсками в рамках процесса денацификации. Вскоре он написал начальнику лагеря, заявляя, что обвинения его в нацизме — беспочвенная клевета, а в действительности он сам был жертвой режима. «Я не понимаю, откуда могли взяться вышеупомянутые обвинения, — утверждал он. — Я скорее склонен полагать, что я сам находился под пристальным наблюдением гестапо».

Это сработало. И хотя французы изначально запретили Рейманну-младшему продолжать предпринимательскую деятельность, американские чиновники вскоре отменили решение суда, классифицировав Альберта как «сторонника» нацизма, а не активного нациста.

В 1947 году состояние семьи Рейманн оценивалось в 686 тысяч рейхсмарок, или примерно 2,4 миллиона долларов по сегодняшнему курсу. В течение следующих десятилетий оно росло вместе с компанией и сегодня составляет около 33 миллиардов евро. В опубликованном недавно списке богатейших семей Германии Рейманны заняли вторую строчку.

Вольфганг Рейманн утверждает: единственное, что их отец когда-нибудь рассказывал им про военные годы, — это то, что вынужденные работники так любили компанию, что плакали, когда война закончилась и им пришлось уйти. «Он утверждал, что французские рабочие по субботам нередко получали красное вино; а те, кто был перемещен из других лагерей, говорили, что Benckiser — лучший лагерь, в котором они когда-либо бывали или о котором слышали». Полный бред, заключает он.

Последнее письмо из гетто

Эмили была на работе в Benckiser, когда гестапо пришло за ее отцом.

Было 24 апреля 1942 года. Около полудня в дверь квартиры Ландекеров постучали двое полицейских. Им открыл младший брат Эмили, Вильгельм.

«Здесь проживает еврей Альфред Израэль Ландекер?» — спросил один из полицейских.

Вильгельм провел их к отцу, который уже ждал. Несколько дней назад ему пришло письмо, извещающее о дате депортации. С классической немецкой точностью письмо предписывало взять с собой костюм, белье и пальто с нашитой спереди звездой Давида. Деньги и ценности брать запрещалось.

«Ну что, грязный еврей, — сказал офицер, — ты готов к путешествию?»

Альфред Ландекер закрыл чемодан и надел пальто. Потом в последний раз обнял сына. «Вилли, останься дома, чтобы никто не связал мою звезду Давида с тобой, — сказал он. — Передай Эмми и Герделе, что я их люблю. Веди себя хорошо, повинуйся Господу».

Через несколько недель от Альфреда Ландекера пришло единственное и последнее письмо. Сохранился только конверт. Письмо было отправлено из Избики — гетто, которое служило перевалочным пунктом перед депортацией евреев в лагеря смерти Белжец и Собибор.

Альфред Ландекер, ветеран Первой мировой войны и успешный бухгалтер, был любящим отцом. После того как его жена-католичка умерла в 1928 году, он сам заботился об их трех детях. Старшей, Эмили, на момент смерти матери было шесть.

Нацисты пришли к власти в 1933-м; два года спустя нюрнбергских евреев официально лишили гражданских прав. Примерно в это время Ландекер принял два дальновидных решения. Он заручился доказательствами, что его дети были крещеными католиками, как и покойная жена, и официально переписал на них большую часть своего имущества, включая семейную квартиру — после этого она не могла быть экспроприирована.

Единственное, от чего он не мог защитить детей, — от окружающей атмосферы, которая быстро перерастала из просто враждебной в опасную для жизни. «Неужели мы пять лет сражались только затем, чтобы жить в такие времена?» — писал он.

Альфред пытался найти способ бежать из Германии — возможно, в США, где жили его брат и невестка. Но не хватило денег. Ландекеру было запрещено работать, а это значило, что Эмили, еще подросток, была единственным кормильцем семьи.

Ландекеру было запрещено работать, и Эмили, еще подросток, была единственным кормильцем семьи.

Когда он получил уведомление о депортации, дети предприняли последнюю отчаянную попытку его спасти. Они сели на поезд до Берлина, пришли к чиновникам, занимавшимся делами евреев, и продемонстрировали им свои католические документы. Но детей Ландекера, конечно, прогнали. «Плача, мы вернулись в гостиницу, где нас ждал отец», — вспоминал потом Вильгельм. Несмотря на горе, Альфред сумел достать всей семье билеты в один из берлинских театров на тот вечер.

Несколько дней спустя Ландекер написал последнее письмо младшей дочери, которая в это время жила в деревне у своей тети по матери, поправляя здоровье. «Моя дорогая Герделе, — писал он, — как видишь, я еще дома, но это ненадолго. Сегодня я узнал, что моя депортация состоится 24-го — через два дня. Так что это последнее письмо, которое ты получишь от меня из дома, — а может быть, и вообще. Никто не знает, что нас ждет.

Я желаю вам всего наилучшего. Будьте здоровыми и станьте достойными людьми. Если будет возможно, я напишу, как только смогу. Надеюсь, вы будете обо мне помнить.

Здесь, в Германии, тебе не выйти замуж. Учи языки! Все твое будущее лежит перед тобой — не трать его впустую. На этом, дорогая моя девочка, — храни тебя Господь, и, пожалуйста, передай мои наилучшие пожелания всем остальным. С любовью, папа».

После депортации отца Эмили Ландекер продолжила работать в Benckiser, где была на прекрасном счету. Когда война закончилась, она периодически сама доставляла Рейманну документы, проделывая для этого опасный путь по разбомбленным улицам и аварийному мосту через Рейн.

Никто не знает точно, когда между ними начался роман. Но в 1951 году родился их первый ребенок; потом еще двое. Рейманн навещал их дважды в неделю, по средам и воскресеньям. Эмили работала в Benckiser до 1965-го — года, когда Рейманн официально усыновил их детей (его жена к тому времени уже знала об их отношениях). До этого немецкие власти неоднократно настаивали, чтобы Эмили назвала имя отца своих детей, но она всегда отказывалась. Она никогда ничего не требовала от Рейманна и только много лет спустя призналась ему, что тосковала по настоящей семье, страдала, что не может быть его женой. «Говоря о наших отношениях, я думаю, что ты нужен мне больше, чем я тебе, потому что я занимаю лишь относительно небольшую часть твоей жизни», — писала она.

Эмили была спокойной женщиной, редко выражала чувства вслух. Но ее дети утверждают, что, несмотря ни на что, она любила их отца. «Я никогда не понимал почему, — признается Вольфганг Рейманн. — С моей точки зрения, он не очень-то заслуживал любви».

На протяжении десятилетий дети знали, что их родители познакомились «в компании». Знали, что их дедушка по матери, Альфред, был убит нацистами. Чего они не знали вплоть до этого года, так это того, что их отец и сам был ярым нацистом. Вольфганг вспоминает, что когда они спрашивали мать о своих еврейских корнях, Эмили уклончиво отвечала о детстве в «еврейской среде» и просила детей прекратить обсуждать «эту старую историю».

«Моя мать почти всегда молчала, — говорит Вольфганг. — Я привык считать, что у нее просто такой характер. Но сейчас я думаю по-другому. Если бы любовь всей моей жизни была ответственна за все эти чудовищные преступления времен войны, я бы, наверное, тоже был не очень разговорчив».

Работа над ошибками

Почти у каждой достаточно долго существующей немецкой компании есть своя история из нацистских времен. Многие из этих историй стали достоянием общественности, многие нет. Некоторые всплывают только сейчас: не далее как в прошлом месяце концерн по производству сладостей Bahlsen заказал исследование собственной истории военных лет после того, как юная наследница небрежно преуменьшила масштабы использования компанией принудительного труда.

Часто причиной для таких исследований собственного прошлого становится международная экспансия. За годы своего существования Benckiser прошла через множество слияний и разделений, поглощала другие фирмы и создавала новые компании. В последние годы холдинг JAB потратил миллиарды на то, чтобы стать конкурентом Starbucks и Nestlé, приобретя для этого сети Panera Bread, Krispy Kreme и Pret A Manger. Помимо прочего JAB контролирует косметический гигант Coty, которому принадлежат права на ароматы Calvin Klein.

По мере того как компания все больше привлекала внимание, Харф убедил семью Рейманн проявить инициативу в расследовании истории JAB — пока их не опередил кто-нибудь посторонний.

Особенно разоблачение нацистского прошлого компании потрясло младшее поколение Рейманнов. «Когда я прочел о зверствах, которые совершались в Benckiser с согласия моего деда, мне казалось, что меня стошнит, — говорит 30-летний Мартин Рейманн, внук Альберта и Эмили. — Раньше я, честно говоря, вообще не интересовался политикой. Но после того, что случилось, я изменил мнение. Я должен что-нибудь сделать. На нашем семейном совете молодое поколение устроило что-то вроде бунта».

«Когда я прочел о зверствах, которые совершались в Benckiser с согласия моего деда, мне казалось, что меня стошнит».

Переименование семейного фонда в честь Альфреда Ландекера не только возвращает из небытия одно имя из миллионов убитых нацистами: оно недвусмысленно связывает память о преступлениях прошлого с сегодняшней борьбой за сохранение либерально-демократических ценностей.

«Этот фонд существует не только для исследований и сохранения памяти о прошлом, но в первую очередь для стабилизации и поддержки демократии в наши дни», — говорит председатель научного консультационного совета фонда Норберт Фрай — влиятельный историк из Йенского университета, который занимался расследованием нацистского прошлого целого ряда компаний.

С ним согласен Питер Харф, который сейчас возглавляет JAB. Он рассказал, что недавно прочел историческую новеллу Эрика Вюйяра, описывающую предвоенные годы. Одна из сцен происходит в феврале 1933-го: Гитлер вместе с президентом Рейхстага убеждает 24 немецких промышленников пожертвовать средства нацистской партии. Бизнесмены — представители и поныне знаменитых компаний вроде Siemens, Bayer и Allianz — как следует раскошеливаются.

Это заставило Харфа задуматься о том, что сегодня слишком мало представителей бизнеса решительно высказываются против возрождения национализма и популизма в Европе и США. А ведь каждый раз, когда бизнесмен принимает решение, он должен спросить себя: «Чем это обернется для моих детей? Чем это обернется для будущего?», убежден Харф.

«В прошлом популисты пришли к власти при попустительстве и даже поддержке бизнеса, — говорит он. — Сегодня мы не должны совершать тех же ошибок». Ведь, как гласит известная цитата, «для торжества зла нужно только одно условие — чтобы хорошие люди сидели сложа руки».