Мертвая зона: Как мы видим войну
Художник, режиссер, эссеист и куратор. Окончил отделение скульптуры Харьковской государственной академии дизайна и искусств. Его работы были показаны на выставках и кинофестивалях: Transmediale в Берлине, Музее современного искусства в Варшаве, на 35-м фестивале документального кино в Касселе, Венецианской биеннале и других. Живет и работает в Киеве.
— Временное перемирие, чередующееся с эскалацией, — это ситуация, в которой нам придется жить еще много лет. Но как говорить о войне, чтобы не продолжать ее логику в информационном и визуальном пространстве? Когда началась война на Донбассе, я задал этот вопрос в серии работ «Слепое пятно». В ней я показал зону АТО так, как ее видели бы люди с нарушением зрения. Впоследствии война начала принимать форму замороженного конфликта, поэтому исчезла из внимания международных СМИ. Так появилась идея, что спорные территории, как «ДНР» и «ЛНР», Крым, Приднестровье, Абхазия, Северная Осетия и Нагорный Карабах, — это слепые пятна с размытыми очертаниями. За пределами постсоветского пространства о них знают, но мало кто может сказать что-нибудь конкретное.
В 2017 году была создана серия «Постепенная потеря зрения» — проект об изменении оптики человека в определенных обстоятельствах и о том, как медиа влияет на него. В серию входят фотоколлажи с размытыми картами Донбасса и Крыма, рисунками от руки и конспектами об особенностях зрения человека. Мне они напоминают размытые карты в телефоне, когда нет стабильной интернет-связи. Такое часто случалось, когда я был на востоке Украины у границ с самопровозглашенными республиками.
Есть еще одна метафора, которую я не закладывал в проект, но она кажется мне интересной. Когда-то моя подруга сравнила эти пятна с раковыми опухолями, потому что Российская Федерация способствовала образованию таких квазигосударственных «опухолей» на территориях соседних государств. Однако эта метафора в геополитическом контексте пугает, а я не намерен этого делать. К тому же создается ложное впечатление, что такие территории должны быть удалены. Сьюзен Зонтаг когда-то хорошо объяснила, почему не следует сравнивать трагедии с раком или туберкулезом, и я с ней согласен.
Эти коллажи напоминают размытые карты в телефоне, когда нет интернет-связи. Такое часто случалось, когда я был у границ с самопровозглашенными республиками.
До протестов на Болотной площади в Москве я часто участвовал в художественных проектах, которые проходили в России. Потом стало ясно, что свободы там становится все меньше и меньше. Связь с российскими друзьями утратилась. Сегодня для меня неприемлемо участвовать в проектах, поддерживаемых российской властью, но я готов поддержать через низовые инициативы тех, кто выступает против нее.
Недавно «Постепенную потерю зрения» на польском языке приобрел Музей искусств в Лодзи в свою постоянную коллекцию. Меня это очень радует, потому что учреждение занимает важное место на культурной карте Европы. Его основали польские художники-авангардисты Владислав Стржеминский и Катаржина Кобро в 1930 году. Стржеминский — знаковая фигура в истории искусств для меня лично. Его идеи касаются именно аспектов человеческого видения, а также средств изображения реальности, проникнутой войной. Это темы и художественные подходы, которые очень важны и сейчас.