Шокирующая действительность Влады Ралко

Человек без человеческого

Одна из важнейших серий художницы — «Киевский дневник» — была создана во время Майдана. События и образы, слухи и переживания от истории, «которая создавалась сегодня», Ралко изобразила в почти 400 рисунках формата А4. «Нашим людям было все понятно, они смотрели на рисунки буквально моими глазами, а за границей говорили о том, что рисунки мрачные, спрашивали: неужели это реальность, неужели не знак, не метафора? Там были фрагменты оторванной руки — это мы читали в новостях о том, что какому-то парню оторвало руки. […] Это, с одной стороны, символическая реальность, а с другой — чистая и буквальная», — комментировала Ралко.

Несмотря на то что во многих рисунках художницы присутствует документальная основа, их не стоит рассматривать как документы времени — скорее это документы переживаний о времени. Современные медиатехнологии часто обращаются к эмоциональной составляющей: новости стараются шокировать и возбуждать. Работы Ралко не менее эмоциональны по своей сути, они являются результатом глубоко пережитых чувств как самой художницы, так и ее окружения или посторонних людей, за которыми ей довелось наблюдать.

Однажды Влада Ралко призналась, что, создавая работы, она боялась приукрасить одну из сторон — ведь художница не была беспристрастна. Но ее рисунки оказались далеки от глорификации: в них есть страх и боль, но нет отваги и радости. Если когда-то Борис Михайлов создал свою «Историю болезни», апеллирующую к советской действительности, то Ралко зафиксировала историю болезни настоящего — точнее, процесс «заражения»: отчаяния и искажения реальности. Поэтому и герои ее «искажены», их плоть часто изображена уродливой и шокирующей. Как точно выразилась историк искусства Оксана Баршинова, «Киевский дневник» — это визуальный опыт «Украинского Апокалипсиса».

Работы художницы оказались далеки от глорификации: в них есть страх и боль, но нет отваги и радости.

В некоторых работах этой серии художница разместила цитаты немецкого философа Иммануила Канта, которого она читала в тот момент и для которого высшей ценностью является человек. Ралко признавалась, что ее интересует именно природа этого «человеческого». «Я интересуюсь человеческим — в те моменты, когда оно покидает человека или возвращается к нему», — говорила художница.

Центральный и первый образ, с которого началась серия, — человек в костюме глаза. Этот реальный человек, которого Ралко встретила во время Майдана, воплощает в себе множество контекстов: диктат медиа, неспособность видеть самостоятельно, государственный контроль над обществом.

Во власти хрущевок

Одна из последних серий Ралко — «Призрак свободы» — посвящена публичному пространству. Лестничные площадки и проемы советских времен в ее работах «съедают» личное пространство, где человек может быть свободен. Его тело вынуждено подстраиваться, скукоживаться, изгибаться и извиваться, чтобы соответствовать обстановке. Под этим архитектурным давлением тело и сам человек становятся сюрреалистическими и девиантными.

Название серии напоминает сразу о нескольких произведениях. С одной стороны, это прямая отсылка к одноименному фильму Луиса Бунюэля 1974 года, с другой — к «Коммунистическому манифесту» Карла Маркса, где призрак коммунизма бродит по Европе.

Изображенное пространство у Ралко — преимущественно советская архитектура; ее призрак свободы — неотрефлексированное прошлое и настоящее, давящие на человека стенами хрущевок, разрушенными детскими площадками и плохой инфраструктурой. Такое прошлое не поддается декоммунизации, его нельзя снести, как памятники советским лидерам, потому что оно остается малозамеченным.

Зияющие вагины

Искусствовед и критик Аня Баздырева отмечает, что своими рисунками Ралко «вызывает отвращение или даже физиологический и психологический дискомфорт», и предлагает рассматривать ее творчество с точки зрения abject art — отвратительного искусства. «В работах Ралко есть весь набор: отталкивающее членение тела, изображение которого имеет конкретные коннотации идентичности, вторжение в нее и нарушение ее символического порядка. Более того, гипертрофированные женские тела, на которых огромными кровавыми ранами зияют вагины, — это и есть abject — опыт становления/разрушения идентичности через разрыв с матерью или буквально выход из нее», — пишет Баздырева.

Действительно, женские образы доминируют в работах Ралко. В украинской художественной традиции они преимущественно были связаны с угнетенным началом: скажем, образы крестьянок отсылали к трагической истории украинского народа. Женщина всегда олицетворяла землю или страну, а мужчина — власть над ней. У Ралко женщина выступает в обеих позициях — и угнетенной, и угнетаемой; в ней неустроенное и есть власть.

Свою художественную практику Влада Ралко развивает с середины 1990-х. Это время, когда многие художники были вынуждены уходить в коммерцию и смежные профессии, покидая искусство — кто на время, кто навсегда. Оказавшись в этом сложном историческом моменте, Ралко в своих работах передает человеческую боль, переживания и трагизм времени — так же болезненно и трагично.

У Ралко женщина выступает в обеих позициях — и угнетенной, и угнетаемой; в ней неустроенное и есть власть.