Арт-директор журнала «НАШ»: «Сегодня редакцию сожгли бы»
В конце 90-х владелец днепропетровской типографии Антон Бухман решил издавать глянец. Визуальное оформление он поручил дизайнеру Игорю Николаенко. Предполагалось, что издание будет писать о выставках и голливудских звездах, но вместо этого Николаенко создал сатирический журнал, главной целью которого было сопротивление жлобству.
В «НАШем» выходили материалы о постмодернизме, отрывки романов и политические очерки, но главным было визуальное наполнение. Чтобы создать обложки, Игорь Николаенко использовал все, что было под рукой: пластилин, вышивку, коллажи. Для многих художников и фотографов того времени «НАШ» стал единственным бумажным изданием, в котором можно было печататься.
Несмотря на то что в редакции не было профессиональных журналистов, тираж быстро достиг 5 000 экземпляров; журнал читали не только в Днепропетровске, но и в Киеве, Москве и Минске. Но «НАШ» не зарабатывал — компании не хотели давать рекламу в издании, которое писало об искусстве, наркотиках и городских сумасшедших. В 2007 году Антон Бухман закрыл журнал.
Журнал издавался с 1998 по 2007 год и выходил раз в 3-4 месяца.
Когда вы пришли в журнал, главным редактором была Ирина Гаврикова. Потом она ушла. Насколько я знаю, вы не сошлись во взглядах.
Если бы я с ней не сработался, то ушел бы я, а она осталась, так ведь?
В чем вы не сошлись?
У нее было одно видение, у меня другое, а в итоге получилось что-то третье. Говоря проще, ей хотелось делать женский журнал, а мне мужской. Вы же видели всю эту фигню типа «Лизы» или «Каравана историй»? Которые рассказывают, какого цвета трусы у Анджелины Джоли.
Журнал «НАШ» писал об этом?
Нет, но вектор намечался. Я утрирую, но все же.
Мне хотелось писать о чем-то настоящем: жизнь одна, если уж повезло делать интересное дело, то делать его надо интересно.
Помните, в 90-е годы провинциальные журналисты писали в такой дерзкой манере: мол, сейчас мы вас, читатели, научим жизни. Такая местечковая обойма авторов у нас была в первом номере. Я их произведения прочитал и понял: тухловато выходит. Пока они спорили, кто на какой странице будет печататься, я, никому не говоря, начал резать и переписывать статьи, оформлять их по-своему. Поначалу даже думал: сделаем визуально насыщенный журнал, который будут просто смотреть как комикс. По большому счету, можно и железнодорожное расписание интересно оформить.
Но потом в редакцию пришли нормальные ребята —
литературный редактор журнала «НАШ»
автор, редактор и музыкальный обозреватель журнала
С какими изданиями конкурировали?
Не было у нас конкурентов. Мы заняли нишу, которую никто не хотел занимать и, кстати, до сих пор не занял.
Это было достаточно неблагодарным делом, оно не приносило особой прибыли, зато не требовало заискивания перед читателем или кем-то еще — полная свобода.
Мы позволяли себе говорить неудобные вещи и подавать их в резкой форме. Для одних это был повод для «гы-гы», другие за формой видели смысл.
«НАШ» был абсолютно серьезным изданием: у нас публиковались редактор нацболовской «Лимонки» Алексей Цветков, корреспондент ВВС в Латинской Америке Олег Ясинский, Лев Пирогов. Журналисты и художники от Штатов до Австралии — весь земной шарик поучаствовал.
В одном из номеров был опубликован отрывок из романа Сергея Жадана «Депеш мод». Текст был на русском, хотя роман вышел на украинском языке. Использовать русский язык — принципиальная позиция редакции?
Русский язык в русскоязычном обществе для журнала, распространяющегося на постсоветском пространстве, — это естественней некуда. Сегодня было бы «принципиально», но тогда идиотам выписывали правильные таблетки, и даже вопрос не возникал.
Говорят, вы единолично придумывали идеи для обложек. Это правда?
Да ладно, кто это заливает? Все обсуждалось. Иногда типография уже требует номер, а идеальных вариантов ноль. Однажды издатель Антон Бухман в такой ситуации зашел, увидел в углу подушку нашего дизайнера с вышитой лисичкой, говорит: «Да вот же обложка!» И на сканер ее сразу. Жена дизайнера Вадика Ганненко быстро настрочила логотип. Получилось прекрасно.
Какую обложку журнала можно назвать самой удачной?
Ну пусть будет эта «лисичка», или обложка про Евровидение с исполняющим стриптиз манекеном, снятым Леной Афанасьевой из херсонского «ТОТЕМа» где-то на ночной трассе. Или «последний номер № 1» с девочкой и гранатой: какие-то веселые московские читатели дочку сфотографировали и прислали.
С обложками было два варианта: либо выстреливало сразу, либо долго вымучивали. Была обложка, вылепленная в последний момент из пластилина. Или совсем уже дурацкий случай: ничего не придумав, вырезали дырку в картоне и попросили секретаршу просунуть туда нос. И логотип расплывшимся фломастером быстренько подрисовали. Главное правило — не повторяться.
Над какой обложкой пришлось потрудиться больше всего?
Ее сделали «в прямом эфире» с Зоей Черкасски. Зоя из Киева, потом жила в Германии и Израиле. Даже не помню, в какой стране в тот момент находилась, но далеко. Мы увидели ее рисунки и придумали сюжет: свинья-мясник, которая продает колбасу из своих собратьев и даже от себя в азарте отрезает кусок на пробу. Зимой первого Майдана мы эту обложку запузырили. Такая роскошная хавронья, с тесаком и ярко-оранжевым логотипом. Отлично получилось, очень на злобу дня.
Наш сотрудник, Олег Кравчук, чатился с Зоей в аське, она по очень тогда заторможенной почте закачивала картинку в процессе, а мы двигали туда-сюда детали и ему диктовали, что писать в ответ: «измени то», «добавь это». Но сложность даже не в технической стороне была, просто я сам бы не решился хорошего художника несколько часов так мурыжить, да еще бесплатно, на одном энтузиазме, тем более что она другой сюжет предлагала сделать.
Журнал был наполнен фотографиями. Как решали вопрос с авторскими правами?
Да плевать на авторские права. Даже дети знают, что кормятся на них в 99% случаев не авторы. Культура — это же цепочка заимствований. У нас миллион раз утаскивали материалы. Это нормально, главное — указать автора. А не указали — гордись, твое искусство ушло в народ.
Какие фотографы снимали обложки?
Для первых номеров очень сложные, безо всякой компьютерной обработки фотокомпозиции делал Олег Литвинов. Потом у нас появились постоянные авторы —
Иногда я по два раза в день бегал на вокзал: по вечерам встречал крымский поезд, по утрам киевский — и забирал у проводников толстенные пачки фотографий. Прямо на перроне пересмотришь, пока дойдешь до редакции — уже разложишь в голове, что куда пойдет.
фотограф и художник, умер в 2007 году
Как-то вы сказали, что фотографии Николая Троха подняли журнал на новый уровень. Расскажите о работе с ним.
Не только фотографии, скорее в целом его взгляд на искусство, на общество.
Трох еще в середине 90-х сформулировал правильное отношение к воцарившемуся жлобству.
В интернете его манифест лежит, «трудные времена — не основание для кардинального изменения жизненных принципов» и так далее.
А как фотограф он гений, тут даже обсуждать нечего. Когда фотографию такого уровня помещаешь на странице, рядом уже что попало не поставишь — это будет провал.
Как вы с ним познакомились?
Богдана Смирнова — не помню, кем и где она тогда работала, — предложила свести редакцию с людьми из киевской художественной среды, тогда еще была эта среда. Одним из первых был Николай Трох. Еще были скульптор Григорий Груша, Илья Исупов, Юрий Соломко — всех перечислять долго.
Трох жил тогда в мастерской, в сквоте на Большой Житомирской. Мы представились, сели на кухне, выпили, покурили, потом он открыл чемодан с фотографиями. Мы взяли для журнала охапку работ, а хотелось забрать все. Он оторопел, глядя, как незнакомые люди хватают, засовывают снимки в сумки — это же были оригиналы, многие были подписаны или раскрашены вручную.
Какой год это был?
Осень 1999-го. Следующий номер вышел с нежной троховской обложкой: черно-белое изображение девочки, а поверх лица — рукописный текст Коли.
Кажется, что все десять лет журнал не менялся.
Я помню переходный момент, когда «НАШ» стал более насыщенным визуально. Появился такой сквозной гипертекст: на первой странице была деталь, которая рифмовалась с чем-то на следующей странице, и так далее. И это множество мелких надписей или изображений при внимательном чтении создавало дополнительный контекст.
Это было примерно в начале 2003 года. Потом мы балансировали в разные стороны. Как-то сделали номер в ретростиле: на желтой бумаге, выцветшая затертая печать — недавно пересматривал, очень даже неплохо выглядит. На обложке была фотография маленькой девочки в поле конопли. Этот снимок в редакцию принес знакомый паренек: вот, говорит, это моя тетя в детстве. Я ее раскрасил — розовая панамка, зеленая травка, голубое небушко.
По журналу заметно, что вы любите живопись. Вы печатали работы Гнилицкого, верно?
Да, живопись — это тайная нереализованная мечта.
Гнилицкий — это просто телевизор в другой мир.
Мы с ним несколько раз общались достаточно тепло. Со мной он был довольно немногословен, но это как раз подкупало: художник не треплется направо и налево, а находится где-то там, где и его работы. Волшебное ощущение осталось от этих встреч.
Он бесплатно давал свои работы?
Конечно. Ну как это: ты берешь у художника картину для публикации, а он попросит за это денег. Вы попробуйте свои картины в галерее выставить, во что вам это обойдется. Пару лучших работ у вас эти упыри в уплату заберут и еще заставят долго куда-нибудь целовать.
Как вы работали с другими художниками?
С [Александром] Ройтбурдом мы не раз встречались в теплой алкогольной обстановке — тогда в моде у киевлян было хлестать «бехеровку». Он заведовал Центром Гельмана в Киеве, я приезжал на выставки, просил материалы для журнала, и он ими всегда любезно делился.
С [Арсеном] Савадовым мы плотно пообщались только один раз, когда наш постоянный автор Дима Десятерик брал у него интервью. Потом встречались на вернисажах, но это не общение. С одними людьми моментально сходишься, другими лучше любоваться издали.
Вы публиковали его фотографии?
Да, конечно. У него были большие серии: наклеенные на фанеру принты — фантастические фигурки-коллажи, а рядом с ними живые люди в реальных пейзажах, очень эффектно. Потом его помощники ушли снимать фильм про Мазепу и там применили ту же технологию. Он возмутился и говорит: «Давайте в „НАШем“ напечатаем срочно, чтобы я был первым». Напечатали две серии — INNESSANT, снятую в Алупкинском парке, и вторую — в соляной шахте под Славянском.
Расскажите о
Тогда по миру шла рекламная кампания «Абсолюта»: они собирали художников с именем, чтобы те рисовали эту бутылку водки в своем стиле. Наши невостребованные творцы всполошились и бросились фантазировать, как бы они это сделали. И понеслась, как сейчас бы сказали, вирусная реклама — все кому не лень начали выдрючиваться.
Среди этого рождалось и что-то интересное.
Тогда рекламщики еще не разбаловались и работали головой, а не задницей.
Складывается ощущение, что в 90-е можно было все, а сейчас нет.
Большой плюс того времени — никто не лез в душу, всем на тебя было плевать. Новые хозяева жизни, которым казалось, что они подмяли под себя все, просто гребли бабло. Людишки эти внизу, что там у них в голове — их не интересовало.
Снимки, на которых обыгрывалась форма бутылки «Абсолют». Изображения регулярно публиковали в журнале.
Последний номер журнала вышел в 2006 году, затем было еще два выпуска: «Последний номер № 2» — в 2008-м и «Последний номер № 3» — в 2012 году.
Если бы журнал выходил сегодня, о чем бы он писал?
Если бы журнал выходил сегодня, редакцию сожгли бы через неделю.
Почему?
По тысяче причин, за что угодно. Дураки нынче непривязанные бегают.
Почему журнал закрылся?
Был создан идеальный, в моем понимании, номер. Лучше — невозможно, хуже — нет смысла. Когда прыгнул выше головы и знаешь, что завтра так уже не получится, — только менять профессию. Шутка. Конечно, к этому стоит относиться с определенной иронией, но процентов на 90 так и есть.
Почему последний номер был идеальным?
Энергия в чистом виде. Все на своих местах, все жужжит и работает.
Вы говорите о журнале с ностальгией. Не думали его возродить?
Лучше не возрождать, а сделать новое. Периодически случаются такие разговоры, затевают их люди с деньгами, но дальше похлопывания по плечу не идет. Если однажды зайдет — можно говорить. Рука набита, дело интересное.
Но у людей включается рацио: выпустим бумажный журнал, а его никто покупать не будет. И я с ними полностью согласен: не будет.
Это может быть интернет-издание, разве нет?
Понимаете, устроено было так: идет человек мимо киоска «Союзпечати», где сплошь журналы с девками в купальниках и без, и вдруг видит что-то, чего он никогда не видел. И человек либо побежит без оглядки, либо купит.
Как сделать, чтоб такое срабатывало в интернете, я не знаю. Там уже и так все есть. Вот был сайт «НАШИЗДАТ», посещали три калеки. Лайкнул, а через полторы секунды забыл.
Бумага материальна.
С бумажного журнала, как минимум, нужно пыль вытирать, а на пятый год со скуки и почитаешь.
Из бумажного журнала можно вырезать наклейку «Так паркуются мудаки» (жаль, в свое время маловато мы их напечатали) и наклеить на лобовое козлу, который заехал на детскую площадку. А в фейсбуке что: дизлайк поставил и нанес этим колоссальный урон злу. Я в курсе, что это старперское ворчание, — говорю и сам над собой смеюсь.
Несколько лет назад я сделал для пробы два номера i-«НАШего» для айфона. Но это чуть-чуть не то, другая энергия страницы, что ли. Хотя было приятно.
Но и такой проект требует хоть немного денег. Таких предложений не поступало, так что не о чем и говорить.