Дочки-матери: Женщины о своих отношениях с мамой

Теория привязанности гласит, что для здорового развития личности ребенку нужны глубокие отношения как минимум с одним значимым взрослым — такими взрослыми обычно являются родители или ближайшие родственники. Контакт с отзывчивым и заботливым взрослым становится базой для будущих отношений с людьми.

С падением рождаемости и ростом качества жизни требования к родителям сильно выросли и продолжают расти. Параллельно набирает популярность концепция «достаточно хорошего родителя»: невозможно сделать ребенка неизменно счастливым и воспитать его готовым к любым испытаниям судьбы. Но если значимый взрослый совсем не выполняет свою роль — например, постоянно эмоционально отвергает ребенка, — это приводит к тревоге, агрессии и неуверенности в себе.

— Двадцать лет назад умерла моя мама. Для меня она была самым близким в жизни другом: она могла понять все, поддержать в трудный момент, рассмешить, если грустно, заставить задуматься, когда нужно.

У меня есть подруга, которую я знаю с детства, — и все эти годы она рассказывает мне о своей матери: как они не могут найти точки соприкосновения, копят взаимные обиды и беспрерывно ссорятся. Из столкновения ее истории и моей вырос проект «Пуповина». Я хотела исследовать взаимоотношения матери и дочери: в какой степени мамы определяют судьбу своих дочерей? Как должны складываться отношения с самым родным человеком? Когда перерезается пуповина между ними?

Я работала над проектом в течение полугода: снимать оказалось легко и тяжело одновременно. Легко было знакомиться с героинями, находить общий язык, искать схожее в собственных ощущениях, обмениваться мыслями. Тяжело — чувствовать чужую боль и видеть в глазах взрослой женщины слезы ребенка. Но меня радует, что для некоторых героинь этот разговор послужил своего рода арт-терапией, — они признавались, что разговор с незнакомым человеком помог им немного отпустить давнюю боль.

Мария — живописец, график, скульптор, мать двух сыновей

54 года

Моих мужиков она изживала.

После смерти мамы прошло 11 лет, и сейчас я понимаю, что у меня было фантастическое детство. Но я себя постоянно чувствовала несчастной — во многом из-за того, что у меня была офигенная мама. Она была очень яркий, легкий, ироничный человек — мои друзья тут же в нее влюблялись. А кто такая Маша? Дочка Татьяны Николаевны, несуществующее лицо. Со мной общались как с каким-то повторением, проекцией.

Я думала, отношения матери с сыном сложнее. Оказалось, нет. Мать и дочь — как две кошки в доме. Моих мужиков она изживала: ее дочь — принцесса и никто ее не достоин. Думаю, во многом из-за этого не получилась у меня семейная жизнь.

Маму посадили по 190-й статье («Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». — Прим. авт.) в 1983-м. Я тогда только родила старшего сына. Ее отправили в Читинскую область, а меня в этой связи выгнали из Строгановского, где я училась. Маленький ребенок на руках; если бы не бабушка, вообще было бы плохо. Устроилась работать слесарем-сантехником сутки через трое. Мне говорили: «Никогда ты не будешь художником». Но я была упрямая — в эти трое нерабочих суток подтягивала рисунок.

Могу ли я обвинять мать? Если бы так не получилось, я бы не стала такой, какая я есть. А я себя устраиваю — по большому счету.

Виктория — юристка, мать дочери

41 год

Я все делала либо по маминому велению, либо строго вопреки.

Мама у меня сильная личность, определяющая вообще все. Она определила и мою взрослую жизнь: я очень хотела оканчивать одиннадцатый класс и поступать в МГУ на филфак, но мама сказала: «Нет, это тебя никогда в жизни не прокормит, будешь библиотекарем где-то сидеть» — и после девятого класса нашла для меня юридический колледж.

Как заведенная я много-много-много лет шла этой дорогой. Иногда — в сложный период, или во время отпуска, или встречаясь с творческими людьми, я думала: «Но как же, я же могу, я же тоже…» Какое-то количество лет я провела с ощущением, что все не так, неправильно, это не мой выбор. И только два-три года назад поняла, что решение мамы — на тот момент, в тех условиях — было абсолютно верным и единственно возможным.

Я ее простила — за все, что было в моей жизни. До этого момента я все делала либо по маминому велению, либо строго вопреки. Только через прощение мне удалось повзрослеть, как-то оторваться. И отношения у нас сразу наладились, каждый встал на свое место: я — взрослой дочери, она — любящей мамы.

Наталья — экономист, мать дочери

48 лет

Если меня так сильно любит мама, то почему бы мне себя тоже не полюбить?

Мама всегда любила меня какой-то безусловной, безоглядной любовью — независимо от того, что я делала, какой я была. Просто очень сильно любила. Никто больше не любил меня настолько сильно. Мужчины не давали мне той уверенности в жизни, уверенности в себе, которую я получала от маминой любви.

Это дало мне огромный потенциал, я все время опираюсь на эту любовь. Даже сейчас, когда я уже очень-очень взрослая женщина и у меня самой есть дочь, пока я чувствую мамину любовь, я — сильная и защищенная от всего. Думаю, без нее я не смогла бы выстоять в жизни.

Для меня мама и дочка — два самых дорогих человека, но всегда присутствует и третий главный человек — это я. Себя я тоже очень сильно люблю. Если меня так сильно любит мама, то почему бы мне себя тоже не полюбить?

Екатерина — домохозяйка, мать трех сыновей и дочери

48 лет

Любовь матери дается при рождении — но не в нашем случае.

Моя мама с упоением рассказывает, что я родилась «такая страшная», что у нее язык не повернулся назвать меня красивым именем Виктория. Я долго боялась, что я усыновленный ребенок, не родная. Любовь бабушки я помню — как мне с ней было хорошо и комфортно, — а с матерью я этого чувства не помню. Я все время была какая-то вздрюченная, настороженная, испуганная.

Любовь матери дается при рождении, просто так — но не в нашем случае: любовь моей мамы ничем нельзя было заслужить, как я ни старалась. Я по-прежнему пытаюсь доказать ей, что я хорошая девочка.

Я так и не смогла полюбить и принять себя сама. Мои желания до сих пор для меня под запретом, я все время извиняюсь за то, что делаю и хочу. Хотя это смешно: мне почти пятьдесят лет, почему я должна извиняться, например, за то, что люблю вязать? А я извиняюсь.

Я стараюсь ничего не решать за своих детей. Я боюсь за них что-либо решать, потому что за меня решали всё. Старшего я еще воспитывала, что называется, «по ее» — и то, что я за него нарешала, ни к чему хорошему не привело. Сейчас я стараюсь поддерживать желания своих детей, даже если внутренне с ними не согласна. Мне кажется, что я даже перегибаю палку.

Ольга — психолог, мать дочери и сына

40 лет

Мама — самое важное.

Для меня мама все детство была чем-то очень хорошим, очень теплым, временами недоступным — тем, чего мне всегда было мало. Мама — самое важное.

Ощущение самодостаточности женщины у меня от мамы — как-то получилось, что в нашей семье мужчины не задерживаются. Мне кажется, мужчина — «лишняя вещь в хозяйстве». Женщины однозначно более живучие, жизнестойкие. Женщина может много брать на себя одна. Может выживать одна. И женщине одной может быть хорошо. Сейчас мне не нужны отношения с мужчиной, и я думаю, что с годами это вряд ли изменится.

Для меня семья — это женщина и дети. Есть ли там мужчина, не очень важно. Мои дети для меня — самое главное.

Мария — психолог, мать двух дочерей

39 лет

Маму я «удочерила».

Я всегда чувствовала связь с мамой, какую-то ответственность за нее: уходила гулять с подругами и сразу думала — как же там мама сидит одна, грустит. Хотя у мамы всегда был папа, они очень много лет в браке. Я злилась на младших брата и сестру, набрасывалась на них коршуном, когда они обижали маму, всегда хотела ее защитить.

В какой-то момент, уже будучи взрослой тетенькой, я поняла, что маму я «удочерила».

Янина — учительница русского языка и литературы

28 лет

Мне всего приходится добиваться самой.

Мама в моем детстве всегда работала — росла я на улице или под присмотром дедушки и бабушки. Наверное, это было хорошо, потому что мама не оказывала на меня влияния: ее собственная судьба сложилась не лучшим образом.

Вероятно, в душе я виню мать в том, что она не смогла дать мне хорошего детства — того, которое я хотела. Она не смогла заработать достаточного количества денег, не смогла найти мужчину, который стал бы опорой для нашей семьи, не дала мне того образования и возможностей для развития, которые мне хотелось бы иметь. Мне всего приходится добиваться самостоятельно, и сейчас я это осознаю наиболее остро.

Алла — пенсионерка

74 года

«Мать бы этого не одобрила!»

Я всю жизнь с мамой. Всю жизнь. Даже когда папу арестовали и детей разбросали по родным, я осталась с мамой. Я безумно ее любила и очень ревновала: сестра на три года меня младше — вдруг мама ее любит больше? Я била сестру, ну и — мы все росли тогда трудно, вещи передавали от старшего младшему — старалась испортить свою одежду, чтоб ей не досталась. Сейчас мы с сестрой очень дружим, а самые светлые воспоминания — о той тяжелой жизни.

Мама была оптимистка — рассказывала какие-то веселые вещи, мы вечно хохотали. Отец вернулся уже очень больным человеком и вскоре умер. Прекрасно помню — я иду в школу, машу портфелем, и мама говорит: «Завтра папа возвращается». А я: «Зачем он нам нужен-то?» Дура была, хоть и достаточно большая уже. Но вот так всю жизнь: если что-то хорошее происходит — это от мамы. А если плохое, говорю сестре: «Мать бы этого не одобрила!» До сих пор мы с сестрой все время ориентируемся на маму.

Светлана — библиотекарь, мать дочери

54 года

Ее «должна вырастить» стало моими кандалами.

Мама — это что-то воспитывающее, это всегда человек, который живет как надо. Мама говорит: «Я люблю, чтобы все было правильно, все было вовремя». Я ей отвечаю: «Ну какая разница, я же ведь тоже все успеваю», даже если делаю в последний момент. «Вот, ты неправильно делаешь». Я все делаю неправильно.

Мой отец умер в сорок два, в один год с бабушкой, которая меня воспитывала. И мама больше не вышла замуж. А сила характера у мамы такова, что она себе сказала «я должна вырастить дочь» — и это «должна вырастить» стало кандалами на моих ногах и наручниками на моих руках. Вот, я уже взрослая, отпусти, мне надо дышать самой — а не отпускает.

При этом у нас с мамой хорошие отношения — мы постоянно созваниваемся, я торчу с ней на даче, — но я все время хотела и до сих пор хочу быть не такой, как она. Некоторые думают: «Как бы моя мама поступила?» — и делают так же, а я думаю: «Моя мама сделала бы так, а я сделаю по-другому». И иногда с ужасом ловлю себя на том, что не получается по-другому.

Эта жизнь от противного — совсем не трагедия, конечно, но жить так довольно тяжело. А с другой стороны, именно из-за маминой особенности для меня нет авторитетов из ниоткуда: мне нужны доказательства, почему я должна человека принять за авторитет. Это порождает конфликты, но и внутренняя свобода — довольно ценное приобретение.

Ирина — капельдинер, мать сына и дочери, бабушка

56 лет

Я очень стараюсь хвалить внука.

Я в семье старшая дочь и всегда чувствовала ответственность за сестру, которая на шесть лет меня младше. А мама радостно взваливала на меня заботу о сестре. И вот мне семь, я ношу по квартире довольно увесистую сестричку и переживаю только о том, чтобы все сделать правильно и чтобы мама меня похвалила.

С похвалой у нее было напряженно. Что бы я ни делала — я отлично училась, окончила школу с золотой медалью, поступила в институт, — это воспринималось как должное, так и должно быть. Мама никогда не говорила: «Какая ты умница!», никогда не называла меня Ириночка, в лучшем случае — Иринка.

Ей, конечно, досталось в жизни: она из деревни, из многодетной семьи — вначале их раскулачили, сослали, потом умер ее папа, а ее мама осталась одна с пятью детьми. Наверное, поэтому мама сурово относилась и к собственным детям. Хотя мою младшую сестренку она, конечно, выделяла. Долго-долго во мне копилось чувство, что я должна постоянно доказывать маме: я тоже хорошая.

Понять маму мне очень помогла моя дочь. Как-то она сказала фразу, которая будто открыла мне глаза: «А ты никогда не пробовала пожалеть свою маму? Она ведь тоже была маленькая, а в семье много детей, и ее маме тоже ведь не до похвал было, наверное». Может быть, в этом действительно ключ ко всему: надо хвалить детей, говорить им, как мы их любим, как мы ими гордимся, — и тогда, возможно, что-то будет по-другому. Я очень стараюсь хвалить внука — за каждое маленькое достижение: хорошо сыграл на скрипке, сделал что-то, что не получалось. Даже просто — лишний раз сказать ему, что он мое солнышко.

И вот, казалось бы, сколько мне лет и сколько лет моей маме. А мне так трудно подойти к ней и обнять — не по поводу, а просто так, — сказать: «Я люблю тебя». Очень трудно. Казалось бы, она же родная мама, у меня нет никакой другой мамы. Но так сложилось.

Катерина — фотограф

29 лет

Мы вместе, пока нам хорошо вместе.

С мамой я жила очень мало. В детстве я жила с дедушкой и бабушкой: отец погиб рано, и мама много работала. Я ее боялась до чертей: она клевая тетка, но настолько перфекционистка, что мне казалось, она воспринимала меня как свой проект. Я одевалась так, как она хотела, говорила то, что она хотела, молчала, когда она хотела, — и сильно ее не любила.

В восемнадцать я ушла из дома и больше не вернулась. Но с того момента я поняла: делать все супротив мамы — так же глупо, как и делать все «по ее». Я продолжала жестко отбривать то, что не могла принять, но стала соглашаться с ней в вещах, для меня не принципиальных. Она, видимо, поступала так же — и постепенно мы пришли к достаточно крутым отношениям. Мы больше не жили вместе, но много-много лет мы с мамой партнеры по бизнесу: она занимается моими съемками, полностью себя посвятила мне и начала новую, интересную жизнь. Мы обе понимаем, что мы вместе, пока нам хорошо вместе, и обе идем на большие уступки, чтобы сохранить этот хрупкий баланс.

Если у меня когда-нибудь будут дети, они будут «детьми моей мамы». Возможно, я буду менять памперсы, но есть мама, которая хочет этим заниматься и которая с радостью будет это делать. Мы с моим молодым человеком готовы обеспечивать все финансово, и я, конечно, с радостью буду брать детей на съемки, на пляж, в горы, на пикники. Но, скорее всего, это будет в том же формате, как поступала и моя мама: уроки со мной делали бабушка и дедушка.

Елена — экономист, мать двух сыновей

44 года

Я трезво отношусь к сравнениям с чужими дочерьми.

Моя мама — физик, папа — математик, оба кандидаты наук. Когда в средней школе я стала плохо учиться, дома витало в воздухе: «на детях гениев природа отдохнула». И всю свою дальнейшую жизнь я построила в расчете на то, что я докажу.

Мне не удалось стать самой красивой, потому что самой красивой все равно осталась мама. Но когда я получила свою первую зарплату, мама сказала: «Надо же — такое ремесло дает такие деньги!»

Конечно, и сейчас у нас есть «дочери маминых подруг» и даже невестки, которые для кого-то лучше, чем просто дочь. Но я очень трезво отношусь к этим примерам. У них точно нет того, что есть у меня, — по крайней мере, такого жизненного задора.

Надежда — библиотекарь, мать двух дочерей

39 лет

Не мама была хорошей — это я была послушной.

В детстве мои друзья обожали бывать у нас дома и говорили, что у меня лучшая мама — самая добрая, самая классная. Я была абсолютно согласна, пока не увлеклась психологией. Мне было года двадцать четыре, я стала ходить на групповую терапию и слушать истории девушек, у которых не складывались отношения с мамой. Я жалела их и думала: «Мое детство самое лучшее, самое счастливое из того, что может быть». А пройдя курс, я вдруг поняла: оно не было самым лучшим и самым счастливым.

Папа умер, когда мне было четыре года, и я его не помню. С мамой у нас был абсолютный такой симбиоз, слияние. Сейчас я понимаю, что была в этих отношениях очень уязвимой: меня как личности в них не было, потому что все, что происходило, я мерила маминой линейкой. Было важно, что мама про все думает, что мама чувствует. У меня и мыслей не было, что я могу чувствовать как-то иначе, чем она, что я могу оценивать события не так, как оценивает мама. Ее личность была настолько всеобъемлющей, что мне кажется, что была она, а не я.

В какой-то момент, когда я уже вышла замуж, я совершила априори «неправильное действие» со словами: «Мам, я поступлю так, даже если ты считаешь, что это неправильно». И тогда моя мама очень резко заявила: либо ты поступаешь, как должно, как я тебе говорю, либо ты меня никогда больше не увидишь. Это было жестко, но я сделала так, как хотела. Мама со мной долго не разговаривала, но угрозу она свою не исполнила — все сошло на нет, мы это больше не обсуждали. Но тогда я поняла, что не мама была хорошей — это я была послушной, потому что очень боялась ее потерять. И если бы я сильнее отстаивала свою точку зрения, то наши отношения не были бы столь прекрасны.

Ольга — фотограф

30 лет

Мама бесконечно боится за мою жизнь.

Мы с мамой очень похожи по темпераменту, но абсолютно по-разному смотрим на жизнь. У нас разные представления о том, куда двигаться, как развиваться, что главное, какие должны быть приоритеты. И на наших отношениях это очень сказывается.

Я второй ребенок в семье, мой старший брат погиб, когда мне было восемь лет. Конечно, это наложило огромный отпечаток на наши отношения, потому что мама бесконечно боится за мою жизнь, за мою судьбу. Она склонна к тотальному контролю — в том числе моей жизни, — и процесс отпускания ребенка происходил у нас долго и болезненно; по-моему, он еще не завершился.