Голова дымится: Протест против офисной машины

«Появление вируса уже непоправимо изменило наш образ жизни, социальные реалии, геополитическое равновесие,» — пишет итальянский философ Эмануэль Коччиа. Серьезные перемены многие ощутили еще в первые недели карантина или самоизоляции, когда резко превратились из офисных работников в видеоблогеров и телеведущих, а спальни и кухни стали коворкингами и конференц-залами. Кто-то называет работу из дому адом и во время важных переговоров незаметно отпихивает приставучего кота, а кто-то радуется, что можно заняться делом не проводя пол-утра в пробке, а просто накинув приличный халат.

Однако и те и другие часто замечают, что социальная дистанция сближает. Трудно скрыть настоящего себя за офисным дресс-кодом, когда коллеги видят в скайпе твои цветастые обои, бегающих детей и заброшенный тренажер. Так проект Юлии Абзалтдиновой «Чад» о безликости офисного работника обрел новое значение: дым, которым фотограф подчеркивала «туманность» личности исполнителей, имеет все шансы расступиться.

— Сейчас я занимаюсь фотографией, но мое первое высшее образование с творчеством совсем не связано. Я училась экономике и управлению предприятием, а диплом писала по одному из направлений японского менеджмента. С четвертого курса я стажировалась в тогда единственной в России консалтинговой компании по «бережливому производству», став из практикантки офисным работником.

Однако очень скоро я поняла, что ежедневный график работы, корпоративная культура и постоянные опенспейсы — не мое. После стажировки в Японии я пришла к директору и сказала, что увольняюсь, потому что становлюсь фотографом. С тех пор я ни дня не провела в офисе.

Много лет спустя, вспоминая в том числе личный опыт работы клерком, я захотела создать собирательный образ служащего в офисе — человека, всегда одетого в деловой костюм, выполняющего рутинные задания и смутно подозревающего (иногда даже признающегося себе), что жизнь — серая, унылая и весьма безликая штука.

Отправной точкой стало представление об офисном работнике как о винтике в системе, обезличенность, с которой его эта система воспринимает, серость и унылость офисных будней. В кадр сам собой тут же стал проситься цветной дым. С одной стороны, он раскрасил пасмурность или пастель снимка, с другой — полностью закрыл лицо героя.

Я думала про серость офисных будней — и в кадр стал проситься цветной дым.

Дым я рассматривала как знак огня — символ бесчисленных попыток «загореться» или сгорания. Во время погребальных ритуалов некоторых народов по дыму примогильного костра судили о жизни умершего в ином мире: например, дым, идущий вертикально, означал, что боги даровали покойному вечное блаженство.

В тексте к мартовской выставке в Москве (сейчас закрытой из-за пандемии. — Прим. ред.) куратор Мадина Гасими отмечала: «Дым также напоминает о шаманской церемонии окуривания с целью устранить тревогу и очистить ум от темных мыслей. Он показывает сомнения человека на пути достижений, но также и выполняет роль медиатора между настоящим и желаемым, стремлением изменить свою жизнь и пребыванием в умиротворении».

Локации были выбраны неслучайно. На всех снимках «человекоизмененный ландшафт»: парки культуры, приусадебные сады, «тропы здоровья» — открытые озелененные зоны для отдыха в городской черте. Все они изначально служили культу естественности, гармонии, умиротворения, уединения. Я помещаю героев в этот умиротворенный ландшафт, с помощью дыма маркируя переход от портрета к пейзажу, от человека к природе, от «эго» к духу.

С моделями я или знакомилась совершенно случайно, или специально искала через знакомых. Так в «Чад» попали директора подразделений компаний и мелкие предприниматели, старшие научные сотрудники и заведующие лабораториями, инженеры и маркетологи, дизайнеры и специалисты по организации мероприятий.

Модели, далекие от творчества, реагировали на мое предложение подозрительно или с сомнениями в том, что справятся с задачей. Но когда я поясняла концепцию и подчеркивала, что в кадре не придется импровизировать, они расслаблялись и соглашались.

На съемках я с каждым участником чувствовала себя легко и просто: они получали четкие инструкции — выглядело почти как инструкция для управления какой-нибудь машиной. Особую стойкость проявили девушки — хотя им пришлось зимой сниматься в тонких колготках.

Сейчас концепция проекта стала получать новые коннотации. Многие проводят рабочие встречи через приложение Zoom, и это открыло нам новые миры. Ты можешь увидеть домашний интерьер коллеги, узнать о том, пережидает он карантин в квартире или в загородном доме, видишь его интересы, домочадцев, питомцев. Мы увидели другие грани личности тех, с кем работали, — их лицо.

Сократив социальную дистанцию, мы стали видимыми, а наше шаблонное, формальное общение теперь ярче и живее. Совещания более уютные, разговоры более домашние.

«Чад» — это, с одной стороны, удушливый дым, а с другой — нездоровая, разлагающая обстановка. Созданному мной коллективному персонажу — офисному клерку — свойственен страх сгореть на работе, не успев постигнуть смысла жизни.

У чеховского человека в футляре «наблюдалось постоянное и неодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний». Мой человек в футляре не боится реальности — поэтому я вкладываю ему в руку цветной дым, который ассоциируется с карнавалом или революцией. Мне хочется верить, что корпоративная система сможет узнать и рассмотреть лица своих подчиненных и поймет, кто из сотрудников «винтик», а кто «главный рычаг».