Крепостное право: Когда чувствуешь себя не дома

В англосаксонском праве существует «доктрина крепости», по которой жилой дом — это неприкосновенная собственность, которую можно защищать любой ценой. Этот принцип широко распространен в США: в большинстве штатов один только вход на чужую территорию без спроса дает ее владельцу право атаковать незваных гостей.

Как быть, если остановить вторжение невозможно? Родители Доминика Войцеховски разъехались несколько лет назад, но часть вещей его отца все еще хранится в их доме, а сам он время от времени без спроса приходит за ними. В проекте «Крепость» Доминик находит следы пребывания отца и думает, как они влияют на жизнь его матери.

— Почти год назад я нашел статью о том, как пространство, в котором мы живем, раскрывает наш характер. Это привлекло мое внимание, и я решил изучить это на примере моей квартиры и истории моей мамы.

Я подумал, что это интересная тема с учетом того, как прошел развод моих родителей: хотя отец не жил с нами уже несколько лет, его вещи все еще были в нашей квартире. В проекте я увидел возможность отвлечь внимание мамы от этой довольно стрессовой ситуации. Я решил превратить плохие воспоминания в шутку, посмеяться над ними.

Вначале мама была совсем не впечатлена моей идеей — боялась, что это увидят друзья на работе. Но потом она стала чувствовать себя все более комфортно и согласилась, что ее мрачная история превращается в смех. Эта ситуация для нее все еще тяжелая, но я видел, как с каждой новой съемкой мама становилась все более уверенной в себе и спокойной.

Весь процесс съемки был похож на то, чтобы поместить свои воспоминания и переживания в стиральную машину и очистить их. Я думаю, что независимо от того, насколько это болезненно, всегда полезно противостоять нашим страхам и проблемам.

Независимо от того, насколько это болезненно, всегда полезно противостоять нашим страхам и проблемам.

Мне очень не хотелось показывать своего отца чудовищем — это жизнь, и в нашей истории есть две стороны. Но для меня было очень важно, чтобы он знал о моем проекте. В этом весь смысл: я хотел начать разговор, обсудить, что хорошо, а что нет и как мы можем снова построить нормальные отношения. И в конце концов это произошло — что, как мне кажется, можно назвать успехом. У меня сейчас адекватные отношения с папой, мы гораздо чаще общаемся.

На мой взгляд, публично показывать личный болезненный опыт имеет смысл, только когда эту ситуацию можно изменить. Давать миру знать о таких интимных проблемах — все равно что рассказывать о войне. Если фотокорреспондент вернется из Сирии и покажет сделанные им снимки президенту, ничего не произойдет; но если опубликует в журнале — общество увидит их, начнется обсуждение, изображения станут влиять на жизнь. Это радикальный пример, но он показывает мою мысль.

Давать миру знать о таких интимных проблемах — все равно что рассказывать о войне.

При съемке я старался создать некое сообщение, относящееся к нашим воспоминаниям. Но я не хочу говорить о конкретных событиях прямо — мне важно, чтобы зритель мог сам интерпретировать увиденное.

Мне важно, чтобы зритель мог сам интерпретировать увиденное.

Объекты, которые я использовал, были настоящим документальным материалом. Я старался быть максимально честным, потому что важно, чтобы люди могли понять историю. Если бы это было собрано из чего-то искусственного, результат получился бы фальшивым.

Я думаю, во время пандемии многим приходится сталкиваться с проблемой личного пространства — внезапно этот проект стал более актуальным, чем можно было ожидать.