Художник Роман Минин — о том, как создать в городе иллюзию счастья

Над чем ты сейчас работаешь?

Сейчас я стремлюсь к реализации проектов своей мечты — в жанре монументального искусства с использованием современных технологий. Я хотел бы сотрудничать с программистами и делать виртуальное оформление городов, среду для дополненной реальности. Например, внедрять гиперссылки, которые видны в VR-очках. Надел очки — увидел динозавра, бегущего по городу, или ожившее дерево. Хочу внедрить элементы декоративного искусства — к примеру, построить большую стеклянную сферу из витражей. В реальности на такой объект нужны миллионы долларов — конечно, проще это сделать виртуально.

Это сильно отличается от того, что привыкли делать сейчас. Ты ведь знаешь о буме муралей (большие изображения на пластиковых панелях и фасадах зданий. — Прим. ред.) — у него много как противников, так и поклонников. Что думаешь об этом?

Это очень долгий разговор. К муралям я отношусь нормально. Стен у нас в Киеве и в Украине бесконечное количество, хватит абсолютно на всех. Меня приглашали сделать такую работу, но у меня не было на нее времени.

10 лет назад я активно занимался росписью стен и искал возможности для этого. Но тогда нужно было всех уговаривать. Сейчас уговаривать никого не надо, а надо фильтровать. Мурали — это хорошо, но не стоит всем давать кисточки и баллончики. Потому что иногда получаются абсолютно безответственные вещи, а нам потом с этим жить. К примеру, есть Пупкин Гаррисон, он известен в Канаде или еще где-то. Но я-то его знать не знаю. Он приехал и наваял «кучу» на стене, попивая пивко, а я должен на это смотреть.

Люди — носители депрессии. Причин для нее и так достаточно, а тут еще из окна видна какая-то абсолютно непонятная картинка, которую людям не объяснили и которую они не выбирали. Но ведь все люди хотят иметь хотя бы иллюзию контроля. Ее нам предоставляют всякие чиновники, на ней все и держится. Когда этой иллюзии не станет, люди поймут, что они не хозяева своей жизни, и будут реально жить в депрессии.

Художник должен нести ответственность за действие, которое оказывает произведение искусства. Визуальное искусство работает медленно. Оно способно менять настроение людей, их состояние. При организации пространств в городе необходима стратегия, нужно задумываться, как это будет действовать на людей через пять лет. И нужно думать микрорайонами, а не отдельными стенами.

Я за альтернативу и за комплексное решение каких-то задач. То, что сейчас происходит в Киеве, — это позитивно. Все же большинство работ хорошие: из десяти картинок четыре будут спорными, а две — отвратительными. Это нормальный процесс. Но я не вижу, чтобы в Киеве эта задача решалась комплексно и стратегически: по кварталам, по микрорайонам. Все очень стихийно. Где какую стену удалось выхватить, на той и рисуют. Мне кажется, стоить пересмотреть стратегию, попробовать начать с маленьких городов.

Ты говоришь о том, что эти картинки могут нагонять депрессию. Мы и так живем не в самой веселой стране, и если спросить мнение человека с улицы, он скажет, что это красиво. Получается, что если рисунок визуально приятный, яркий, то все окей.

Шаурма на фотографии тоже выглядит красиво, и майонез красиво стекает. Но каждый день ими питаться не очень полезно.

Понятно, что «красиво» не может быть критерием.

Конечно. Критиковать то, что происходит в Киеве, не стоит. Нужно формулировать задачу и комплексно ее решать. Например, есть маленький городок. Закрылись все градообразующие предприятия, люди уезжают. Типичная ситуация. Кто любит копаться в земле, пошел ковыряться в огороде. Все. Город погружается в депрессию.

Простой прием для чиновников — создать иллюзию счастья в городе. Это всегда искусство. Праздники, салюты — самый удобный способ. Правда, мэры до сих пор не поняли, что салют — это дорого и быстро. Люди забудут о салюте уже на следующий день, как только пройдет похмелье. А за те же деньги можно разрисовать микрорайон, на который они будут смотреть несколько лет. КПД больше. И если трудоустроить людей и улучшить медицину [местный] чиновник не может, то в его силах создать иллюзию позитива.

Как ты оказался на первом месте в списке молодых художников по версии Forbes?

Для меня это был сюрприз. Видимо, просто все совпало: моя активность, присутствие в медиапространстве, ритм появления новых работ. Получается, в определенный момент я стал интересен больше, чем все остальные в этом списке. Мне приятно, что это было голосованием разных людей, в основном связанных с искусством. Многие уважаемые мной люди проголосовали за меня. Я не сопротивляюсь — попал и попал.

Что дает эта первая строчка, с учетом специфики местного арт-рынка?

Стали ли у меня покупать картины? Нет, не стали. Она не является гарантией того, что мои работы будут покупаться. Потому что сейчас в нашей стране все думают о том, как отсюда свалить. Кто может — уже на чемоданах сидит давно и сегодня-завтра будет за границей. Какой смысл молодому коллекционеру покупать тут картины? Где он их будет хранить, если завтра соберет чемоданы?

А ты тоже на чемоданах сидишь?

Тоже. У меня здесь нет ни квартиры, ни машины, ничего, кроме семьи: жена и ребенок — только о них и думаю. Я все эскизы сохранил на жесткий диск, картины новые могу сделать. Фатализма у меня становится все меньше и меньше. Чем взрослее я становлюсь, тем больше хочу жить. Не хочется войны, хочется найти какое-то спокойное место, чтобы успеть реализовать как можно больше своих идей. У меня есть возможность уехать, и два года назад она была. Но я этого не делаю.

Почему?

Потому что мне интереснее выполнять сложные задачи — например, из Харькова сделать что-то интересное. Мне очень нравится [внедряющаяся здесь] идея децентрализации, я вижу в ней смысл. И город интересный, классный, уютный, зеленый. Я бы хотел остаться здесь жить и развивать его.

У меня были возможности переехать в Италию, Америку, Россию. Я остался здесь. Но если опять начнется война, разруха, махновщина и хаос, то я, как и многие способные люди, буду вынужден уехать. Это нормально. Вопрос в том, что останется в Харькове? Не знаю. Выжженная земля и развалины.

Работы из серии «Гори все синим пламенем!!!» были отображением твоих фаталистических взглядов?

Фатализм, пофигизм тогда витал в воздухе. «Гори оно все синим пламенем!» — есть же такое выражение. Это был, по-моему, 2011 или 2012 год, я поехал в Донецк и сделал серию пейзажей. И я посмотрел на город и подумал: «Что здесь может быть завтра?»

Чтобы там появилось что-то новое, наверное, что-то [страшное] должно было произойти. Я это чувствовал. Вот этот страх перед тем, что скоро будет война, меня преследовал где-то с 2011 года.

И когда все случилось, я, конечно, внутренне инфантильно отвергал эту реальность. Я хочу, чтобы была возможность устроить всем тотальную амнезию, чтобы мы жили в мире. Потому что иначе нам еще лет 50, если не больше, остается только мстить друг другу.

У тебя много завязано на теме шахтеров. Ты начал ей заниматься, потому что тебе это знакомо?

Просто я понял, что об этом я действительно могу что-то рассказать. Поэтому выбрал тему сознательно. Со временем я понял, что у меня хорошо получается, и начал прилагать к этому какие-то усилия.

Ты говорил, что ты создаешь свои работы в первую очередь для себя. Насколько это правда? Тебе реально неважно, что люди подумают, как они увидят твои работы, увидят ли?

Почему доктора экспериментируют? Они же в первую очередь для себя хотят изобрести какое-то новое лекарство. И уже потом хотят предложить его людям, зная, что оно поможет. Но если те привыкли пить анальгин, они откажутся от современного средства. Что будет чувствовать доктор? Пожимать плечами и говорить: «Ну, ребята, ладно! Не сейчас, так потом вы придете за альтернативой, потому что анальгин не от всего лечит. И вообще иногда вреден. Я подожду».

Может быть, то, что людям предлагает культурная политика в Украине, и восполняет какие-то потребности. Но потребностей у жителей Донецкой области вообще немного, их практически нет, поэтому самые примитивные усилия могут их закрывать.

Но есть люди, которым этого недостаточно. И когда человек начинает поиски альтернативы и находит, допустим, мое творчество или какого-то другого художника, у него есть два варианта: принять его или нет. Я знаю, что мое искусство, мои образы — работают. Но не для всех, это абсолютно нормально.

Другой вопрос — как правильно пользоваться художниками. Например, Марией Примаченко мы же пользуемся?

Национального героя сделали.

Национальный герой. Получается, наступит время, когда и мной будут пользоваться, и я бы хотел это еще проконтролировать. Мне бы хотелось быть полезным обществу. Пусть мной пользуются. Потому что искусство, пласт образов, которые я создаю, может олицетворять и ассоциироваться конкретно с моим родным краем, Донецкой областью.

Потом общество будет искать альтернативу моим образам в поисках какого-то нового художника. Это нормальный процесс, через который я бы хотел пройти. Я бы хотел попасть в это колесо сансары, перерождение системы образов в обществе.

Ты говоришь, что у жителей Донбасса культурная потребность невысокая.

Да.

Почему?

Потому что не является предметом гордости.

Культура не является предметом гордости? А что тогда?

Способность выживать в трудных условиях.

И это причина конфликта?

Одна из них. Люди гордятся разными вещами.

И что нам делать?

Менять предметы гордости.

А как? Надо находить общие предметы гордости? Что может стать таким предметом?

Пусть им станет хотя бы примирение. Какие у нас сейчас предметы гордости? Война и национализм. Но гуманизм тоже может быть предметом гордости. Просто пока на него не делают ставку.