Карта памяти: Отрывки из новой книги Сергея Максимишина

— У моей бабушки на кухне висел отрывной календарь. Его листочки баба Роза, прочитав, не выбрасывала, а складывала в черную коробку из-под обуви. За много лет коробка почти заполнилась и листочки там перемешались. С пяти лет коробка была моей любимой книжкой. Я просто брал наудачу горсть листков и читал, пока не надоест. Умилял гостей почерпнутыми из коробки сведениями: «А вы знаете, сколько весит язык синего кита? Две тонны!» В другое время брал другую стопку, и листочки не повторялись. А если и повторялись, я об этом уже не помнил. Это было бесконечное чтение, без конца и начала.

О такой коробке я подумал, собирая эту книгу. Сначала положил туда все свои статьи и иллюстрации к ним. Добавил опубликованные в ЖЖ и фейсбуке байки, заметки, записки, воспоминания, комментарии — о фотографии и не только. Потом отобрал сто снимков, которые не вошли в две первые книжки. Тщательно перемешал. Про себя назвал книгу «Окрошка» и отправил издателю Леониду Гусеву. Леонид Гусев попросил редактора Владимира Потапова привести все это в порядок. Потом я предложил друзьям в фейсбуке придумать книжке настоящее название. Больше всего понравилось название, предложенное Айдаром Фарраховым: «Карта памяти».

В Тотьме захожу в класс художественной школы. Преподаватель:
— Проходите, проходите, директор меня предупреждала. Мне сказали, вы художник?
— Нет, я не художник.
— А, значит, фотохудожник?
— Нет, просто фотограф.
— Видимо, меня дезинформировали, — разочарованно говорит преподаватель.

Однажды я спросил Вайля о его отношениях с Довлатовым. Петр рассказал, как должен был взять письменное интервью у Довлатова. Интервью задумывалось в форме беседы двух равновеликих литераторов. Петр сказал, мол, Довлатов, о чем тебя ни спроси, ты все равно будешь говорить о том, что тебе интересно, так ты напиши не только свои реплики, но и мои, так будет удобнее. Приходит текст — обстоятельные, занимающие иногда страницу пассажи Довлатова и реплики Вайля: «Не может быть!», «Неужели?», «Вот это да!».

Пока писал, вспомнил еще один рассказ Вайля. Петр говорил, что Лимонов был идеальным гонцом за бутылкой. При любой доверенной сумме выдерживал оптимальный баланс закуски и градуса и за этот уникальный дар был ценим коллегами более, чем за поэтические способности.

***

Много раз наблюдал: приходит мальчик (девочки в такой фигне не замечены) на какое-нибудь портфолио-ревю, приносит тоскливые картинки и (я еще рта не успел открыть) говорит тихо и со значением: «Это пленка!» Предполагается, видимо, что я должен немедленно задохнуться от восторга и благоговения. Я не очень задыхаюсь, поскольку в свое время извел десятки километров этого добра. Если человеку Бог таланта не дал — пишет он ручкой по бумаге, пером по пергаменту или электрическими буквами по «Макинтошу», на выходе одно и то же унылое говно. Разве что оттенки в тенях разные.

***
В Варанаси я ушел за похоронный гат, туда, где стоит полузатопленный накренившийся храм. Вдруг слышу — звучит песня про московских окон негасимый свет. Тихо, но отчетливо. Откуда звучит — понять не могу. Потом Высоцкий. Потом Шопен. На храме — репродукторы, подумал, что оттуда. Подошел — громче не стало. Стал искать, может, радио у кого из местных. Вроде не видно. Гурченко спела «Путь-дорожка фронтовая». Потом запел Налич. Что за глюки? Подошел к воде, на меня тут же набросился лодочник:
— Boat, sir! Good price!
Я его спрашиваю:
— Do you know where the music is playing?
— Yes, sir! I know, sir! Your pocket, sir!
Блин. Телефон в кармане включился и решил устроить концерт.
А лет десять назад представительство «Сони Эриксон» выдало мне на тест-драйв свой новый телефончик. На тот момент это было просто революционное устройство — если еще не смартфон, то что-то очень на него похожее. Так вот: он надо мной издевался. Например, самолет взлетает, а у меня в наушниках Визбор: «Три дня искали мы в тайге капот и крылья, три дня искали мы Серегу…» Или в Сараево пришел в мечеть — пятница, народ толпится. Как только имам запел, у меня бодро заиграло в кармане: «Шалом алейхем, эвейну шалом алейхем…» В Сараево же телефончик и самоликвидировался — на контроле в аэропорту выпал из кармана куртки на бетонный пол и больше не включился.

***
Мы в стройотряде работали на Саяно-Шушенской ГЭС, заливали последние уровни. Работали на гребне плотины: слева вода в 5 метрах от нас, справа — 250-метровая пропасть. Местные мужики ловили щук прямо с плотины. Доставали, разрезали, посыпали солью и через час ели. Однажды работяга зацепил огромную щуку. Тащить ее из воды — долгая история, да и сорваться может. Он по рации связался с крановщиком башенного крана, тот бадьей зачерпнул 5 кубометров енисейской воды вместе со щукой, вылил 5 тонн воды на плотину, волна сошла и — вуаля! — вот вам и щука. Есть какая-то порочность в несоразмерности масштабов задачи и пусть даже правильном, но избыточном ее решении. Это как лечить перхоть гильотиной.

***
Некоторым из нас кажется, что мы занимаемся очень важным делом. Господа фотографы и особенно фотохудожники! Важными делами занимаются другие люди — которые хлеб пекут, дома строят и лекарства делают. Мы же с вами плаваем баттерфляем в унитазе — кто получше, кто похуже. Так вот нужно стараться плавать так, чтобы по возможности никого не забрызгать.

Господа фотографы и особенно фотохудожники! Важными делами занимаются другие люди.

***
Про цифру и пленку. В городе Павлово-на-Оке есть три «охоты», то есть традиционных способа проводить досуг. Первая — гусиные бои. Говорят, люди дома́ проигрывают, а хороший бойцовый гусь сто́ит тысячи долларов. Вторая охота — лимоны. В городе на пристроенных к домам стеклянных верандах растут лимонные сады. Местные смеются над магазинными испанскими лимонами, считая их жалкой имитацией настоящих павловских цитрусов. Но главная охота — канарейки. Утверждают, что именно павловские купцы впервые привезли канареек в Россию, сменяв их в Европе на знаменитые павловские замки́ — основу городской индустрии.

Однако восемь лет назад я застал местное канареечное комьюнити в состоянии тяжелейшего кризиса. «Охотники» разделились на два ненавидящих друг друга лагеря — аналоговых и цифровых канареечников. Аналоговые учили канарейку петь по старинке, с помощью свистулек-пищиков, имитирующих голоса разных птиц. А диджитал-охотники перешли на CD-диски, за что были презираемы пуристами. Канареечные чемпионаты разделились — мастерам аналогового свиста западло состязаться с держателями бездушных компьютерных канареек. Дошло до ужасного — мракобесы, со слов противников, подожгли годовую отчетную выставку ревнителей прогресса, загубив ценных птиц. Интересно, как там сейчас обстоят дела, победила глобализация духовность или еще тягаются?

***
Каждому искусству присуща своя мера условности. Когда мы смотрим художественное кино, мы заранее согласны на кровь из клюквенного сока — таковы законы жанра, все по-честному. Но когда мне показывают поставленную «документальную» фотографию, я чувствую себя обманутым — так мы не договаривались. В фотографии правда — эстетическая категория. Фотография поля боя завораживает чудовищной красотой и теряет все, как только вам скажут, что это кадр из фильма. Такие правила игры. Именно поэтому так важно, ставил Капа карточку или не ставил. Если не ставил — это шедевр. Если ставил — «фуфел», подделка. Поддельная монета зачастую красивее настоящей и сделана из того же металла. Только в руки противно взять.

В фотографии правда — эстетическая категория.

***
Русскую икону убил мастеровитый Ушаков. Он ничего плохого не хотел, хотел только, чтобы красиво было. Гениальную греческую архаику, изрядно потрепанную классицизмом, прикончили эллинистические рукоделы, разменяв образ на завитки и локоны. Мощное драйвовое барокко, само себя отравившее стремлением к мнимому совершенству, уткнулось в рококошную розовую попу Буше. Мне кажется, что пошлость в искусстве — это украшать красивое.

***
В «Сапсане» за мной сидели депутат с депутатицей. Усы, пиджак и депутатский значок у прохода и тетка, похожая на Валентину Матвиенко, у окна. Из стены вагона растут два крючка. На одном — депутатское кашемировое пальто, на другой я повесил свою куртку. После Вышнего Волочка за депутатской четой образовалась свободная пара кресел. Я взял куртку и пересел. На подъезде к Питеру соседи засуетились. Матвиенко смотрит на меня пристально и говорит:
— Молодой человек, у нас пропала кепка!
— Вы думаете, это я взял?
— Ну вы же куртку брали?
— Брал.
— Ну, вот. Чудес же не бывает!
— Я не ворую кепок! — говорю строгим голосом и направляюсь к выходу. Вслед слышу:
— Точно он. Больше некому!

Заказать книгу и поддержать проект можно на платформе Planeta.ru до 5 февраля 2019 года.