Не умереть от безделья: Есть ли жизнь на Чукотке

— Я много путешествую по Чукотке. Мои маршруты проложены в основном к географическим целям — интересной горе или озеру, но в путешествиях я всегда рад встрече с людьми. Человек — социальное существо. Природа Чукотки необычна, и люди, чья жизнь тесно с ней связана, — охотники, рыбаки, оленеводы, водители — наполняют эти огромные безлюдные пространства жизнью, настоящей и искренней. И я разрываюсь: пойти в поход одному или поехать в какой-либо отдаленный поселок оленеводов или рыбаков, чтобы поснимать их жизнь, которой и сам хотел бы пожить.

Колю-рыбака я встретил, когда шел на лыжах по Анадырскому заливу на маяк Русская Кошка (кошками казаки называли косы). Удивительно то, что Коля, узнав, куда я направляюсь, сказал: «А я там родился!» Не на маяке, а на косе. В землянке! Потом их переселили, на косе открыли совхоз. До маяка, к слову, я не дошел: застрял в непроходимых обломках льда.

Олег Тынеймит — пожилой оленевод. Он уже не работает в стаде, но без тундры жить не может: «В поселке мы умираем от безделья». Сейчас на охоте он подстрелил оленя.

Чайпауркен («время пить чай» — чукотское) в яранге. В традиционном жилище чукчей всегда много дыма и находиться там можно только сидя.

Я очень люблю эту фотографию, снятую в стойбище оленеводов. За сотни километров от цивилизации, среди тундры я увидел счастливое детское лицо.

Маленький Савелий. Село Чуванское. Удивительно, как стоят дома: дорог нет, заборов тоже. Нет никаких уровней, отделяющих жителей: бордюров, асфальта. Ровное открытое пространство.

Футбол на окраине села Ламутское. Для меня нереальны сочетания вещей из «большого» мира в таких вот местах. Сотни километров тайги вокруг. Мальчик играет в футбол.

Никиту я встретил во дворе, несмотря на то, что за селом на поле был праздник.

— А ты что не со всеми?
— Мне с ними скучно.
— Ну ты даешь! А кем ты хочешь стать?
— Художником.

«Вика. Кристина. Усть-Белая». Удивительное совпадение имен и огромная разница с антуражем фильма.

Надпись на одном из домов в селе Марково. Жители идут за ягодой. На другом доме я видел надпись «Хотим есть». Говорят, что ее написали прямо перед приездом в село Романа Абрамовича. Эти две фразы — свидетельство того, что сделали с Чукоткой прошлые губернаторы.

Водители-дальнобойщики перевозят взрывчатку для рудника и остановились на перекур. Родные братья совершенно не похожи друг на друга, чего не скажешь об их машинах.

Забавная ситуация. Авиалесохрана запустила в это озеро карасей, которых специально привезли с материка, чтобы через пару лет можно было рыбачить. И вот поехали промерить озеро, но озеро оказалось мелким и, скорее всего, промерзнет до дна и караси не выживут. Про москитов не буду ничего рассказывать. В авиалесохрану слабаков не берут.

«Диалог с морем». Жители побережья Чукотки так же сильно зависят от его обитателей, как тундровые от оленей.

Эта фотография не о жестокости, а о том, что дети в пять лет уже наравне со взрослыми заготавливают еду на зиму, и стоять с охотничьим ножом и руками в крови для них так же естественно, как ребенку в Москве пойти и купить мороженое.

Старый советский самолет, гудящий и пропахший керосином, вылетел из Анадыря в чукотский поселок Эгвекинот. За окном прохладно, тундра, болота. Разговор с Андреем (летит с бабушкой):

— Домой летишь?
— Да, из отпуска.
— А где был?
— На Тенерифе.