Кит Даннмиллер: «Если фотограф рассчитывает изменить мир своими снимками, его ждет разочарование»

В декабре 1987-го в секторе Газа палестинские арабы подняли восстание против политики Израиля. Палестинцы были не согласны с оккупацией территорий, которые Израиль захватил в ходе Шестидневной войны. С 1967 года у арабского населения оккупированных территорий не было гражданства, а Иордания и Египет, поддерживавшие их во время военных действий, фактически отказались от этих граждан. Интифада стала реакцией арабов на убийства, массовые аресты, сносы домов, пытки и депортацию. До этого мир не видел, с каким рвением Палестина сопротивляется оккупации и с какой силой Израиль подавляет эти восстания.

Как корреспондент мексиканского агентства Imagenlatina я поехал освещать палестино-израильский конфликт спустя месяц после его начала. В секторе Газа и на Западном берегу реки Иордан шли уличные столкновения и было много раненых. Мне приходилось снимать операции в больницах. До приезда все мои знания о конфликте сводились к информации из телевизора и газет, а на месте я увидел насилие, которое израильские военные применяли к палестинцам.

Израиль создает условия, при которых палестинцы вынуждены мигрировать в города под управлением Палестинской национальной администрации. Сегодня в регионе Западного берега реки Иордан с каждым днем остается все меньше палестинцев. Сейчас, как и 30 лет назад, я уверен, что израильская агрессия против Палестины должна прекратиться.

«Интифада» — мой самый важный и целостный проект за всю карьеру. Большую часть кадров я снял на черно-белую пленку. Все 30 лет, а ровно столько прошло с начала Первой интифады, я ощущал связь с палестинцами. В прошлом месяце я вернулся в Палестину, приехав на открытие своей выставки в музее Ясира Арафата, и почувствовал некую законченность — казалось, люди со снимков ожили в моей сегодняшней жизни.

Палестина не была похожа на все, что я видел прежде. В новой обстановке все чувства обострены и мозг быстрее обрабатывает информацию: уши пытались расслышать знакомые звуки в потоках незнакомой речи, а глаза искали согласованности в новых для себя линиях и движениях. Новизна пережитого заставляла меня делать все больше и больше снимков. Если раньше фотография была моей работой, то в Палестине это стало необходимостью. Я фотографировал, чтобы сопоставить картинку с внутренним эмоциональным фоном.

За фотографией палестинской женщины, кричащей на израильских солдат, стоит целая история. Военные задержали ее сына за то, что тот бросил камень в армейский джип. У женщины не было ноги, но когда она узнала о задержании, то сломя голову понеслась в участок. Она кричала на солдат и просила отпустить сына. После долгих уговоров его освободили, свою мать он понес домой на руках.

На мой взгляд, фотожурналист должен проявлять уважение к людям, которых снимает, и сочувствовать им. Но уважение не должно быть напускным, потому что выйдет, что вы фотографируете, прибегнув к хитрости — как бы попросив разрешения на съемку.

Когда я приехал в Палестину, я не говорил по-арабски и почти ничего не знал о палестинской культуре. Я оказался в новой для себя обстановке, и когда дошло до уличных столкновений, я не знал, на чью помощь рассчитывать. Израильские солдаты были хорошо вооружены, а у палестинцев не было ничего, кроме камней, которыми они бросали в военных. Я почти не ориентировался в районах, в которых работал. Местные знали, где укрыться, когда солдаты стреляли по ним резиновыми пулями или пускали слезоточивый газ, а я — нет. Испытывать страх в такой ситуации — нормально. Но каждый преодолевает страх по-своему: я старался его не показывать, хотя в эти минуты мог весь дрожать изнутри.

Конечно, израильтяне не хотели, чтобы иностранные фотографы снимали реальность оккупации: избиения, аресты и депортацию палестинцев. Израильская разведка использовала своих людей, которые работали под прикрытием журналистов. Их задачей было выявить зачинщиков столкновений среди арабского населения. При этом палестинцы без боязни приглашали меня в свои дома и открыто рассказывали о жизни в израильской оккупации. Я не ожидал, что они позволят мне их снимать, ведь для них я был неизвестным иностранным журналистом.

Среди палестинцев у меня много друзей, и, наблюдая их жизнь в оккупации, я, безусловно, принимаю ситуацию близко к сердцу. На мой взгляд, фотограф может быть предвзятым до, во время и после освещения военных столкновений. Говорить правду нужно такой, какой ты ее видишь. А единственный способ прекратить насилие — для начала показать его.

При этом если вы фотожурналист, то должны понимать, что изменение мира не является вашей задачей. Если вы будете всегда ставить эту цель на передний план своих фотоисторий, вас ждет разочарование. И всегда помните: вы рассказываете их историю — не свою.

Документальный фотограф мыслит нелинейно, избегая повествования по принципу «начало-середина-конец». Чтобы увидеть самые мелкие фрагменты истории, нужно вовремя сделать шаг в сторону.

Может ли вовлеченность компрометировать фотографа и повлиять на объективность рассказа? Я не знаю, да и мне все равно.