Продюсер фильма «Донбасс»: «Деньги на патриотическое кино дают шанс халтурщикам»
Денис Иванов — один из самых успешных менеджеров украинского кинопроизводства. Он принимал участие в создании фильма Мирослава Слабошпицкого «Племя», с которого началось международное признание нового украинского кино. В 2015 году картине Слабошпицкого пророчили «Оскар» как лучшему фильму на иностранном языке, но до конкурса «Племя» так и не дошло — вместо него Украину представляла работа Олеся Санина «Поводырь».
В этом году «Донбасс» Сергея Лозницы получил приз за лучшую режиссуру в программе «Особый взгляд» на Каннском международном кинофестивале. Работа над картиной продолжалась два года, одним из продюсеров выступал Денис Иванов.
Иванов также возглавляет прокатную компанию Arthouse Traffic, которая привозит в Украину арт-кино и фестивальные картины. Один из последних проектов компании — кинофестиваль «Чилдрен Кинофест», задача которого — воспитать требовательных зрителей.
Как публика в Каннах восприняла фильм «Донбасс»?
Восприняла замечательно. После окончания первого премьерного сеанса зал устроил овацию. Были положительные отзывы в прессе: Guardian, New York Times написали хорошие статьи. Ну и сам приз за лучшую режиссуру — это награда тем, кто делал это кино.
Были негативные отзывы?
Кино — не деньги, чтобы всем нравиться. Конечно же, отзывы были разные, но положительных больше.
Какие претензии были?
Я не хочу рассказывать о претензиях людей, которым фильм не понравился. У нас впереди украинская премьера и выход в прокат. Не хочу, чтобы зрители, которые прочитают мое интервью, потом искали эти недостатки в картине.
Знаю, что в Каннах зрители не церемонятся с режиссерами: уходят даже с фильмов фон Триера. Уходили ли с фильма Лозницы?
В Каннах очень плотное расписание: один показ заканчивается, второй сразу же начинается; люди проводят деловые встречи. Я сам уходил с нескольких фильмов, но не потому, что они мне не понравились. Мне было нужно бежать на важные встречи. Я получил впечатление о картине, а чем она заканчивается, мне потом рассказали.
Честно говоря, я не видел, чтобы большое количество людей уходило с фильма «Донбасс». Может, и вышло несколько человек, но кто их знает — вдруг им в туалет нужно было.
Вы продюсер фильма, получившего признание в Каннах. Испытываете удовлетворение?
Конечно, я чувствую гордость и радость за проделанную работу. Но это промежуточное удовлетворение; работа над картиной продолжается. Фильм еще не закончен, нужно доделать некоторые детали. Впереди много фестивалей и много премьер. Поэтому мы порадовались, опустили головы и снова взялись за работу.
Продюсер одним из первых начинает проект и последним заканчивает свое участие в нем. Полностью работа над фильмом «Донбасс» закончится в 2019 году, после телевизионной премьеры картины. В целом работа над фильмом занимает до 5 лет.
На какие фестивали планируете подавать «Донбасс»?
Немецкая премьера произойдет на кинофестивале в Мюнхене. Очень заинтересовались картиной организаторы фестиваля в Торонто; заявку мы подали, но у них еще идет отбор. У нас очень много предложений.
Давайте поговорим о работе Arthouse Traffic. Как вы выбираете фильмы для проката?
Мы смотрим на фильмы-аналоги, смотрим, как публика восприняла картины режиссера, и пытаемся понять, будет кино близко украинской аудитории или нет; пойдут ли его смотреть люди в Киеве, Одессе, Бердянске; сможет ли человек поднять свою пятую точку с дивана, купить билет и сходить в кинотеатр.
Картина, которая неожиданно для вас собрала большую кассу?
Это был фильм «Сфера», который мы выпустили в прокат в прошлом году. «Далласский клуб покупателей» тоже хорошо приняли. Мы посмотрели его на фестивале в Сан-Себастьяне, никто не думал, что так много людей пойдет смотреть драму про СПИД. Но нам удалось выпустить картину в прокат перед концертом Thirty Seconds to Mars в Киеве. На премьере фильма присутствовал Джаред Лето.
Большой успех был у ленты «Любовь 3D». Это очень скандальное кино, и мы до последнего не знали, позволят ли нам выпустить его в прокат. Но так сошлось, что в Украине внезапно исчезла комиссия по морали, в Госкино пришло новое руководство. Поэтому фильм оказался в прокате.
Бывало такое, что не угадывали предпочтения зрителей?
Раньше такое случалось очень часто. За все время мы выпустили в прокат около 300 фильмов. Таких ошибок, как раньше, сегодня мы не допускаем, поэтому более-менее все идет по плану.
Какой фильм, выпущенный в прокат Arthouse Traffic, можно назвать самым большим провалом?
Я не могу вспомнить, честно. Провал картины — повод задуматься. Уинстон Черчилль говорил: успех — это когда ты двигаешься от неудачи к неудаче с нарастающим энтузиазмом. Это про нас.
Каким должно быть кино, чтобы на него пошли зрители в Киеве, в Одессе и в Краматорске?
Думаю, это должен быть фильм, снятый по какому-то американскому комиксу (смеется). Но здесь нет уникальной формулы, потому что кинорынок все время меняется. А если мы говорим об арт-кино, то здесь могут быть самые неожиданные повороты.
Есть франшизы, на которые ходят много зрителей. Но Arthouse Traffic франшизами не занимается. Мы организовали компанию, чтобы воплотить свою мечту — смотреть на большом экране кино, которое нам нравится.
Сколько стоит купить артхаусный фильм и выпустить его в прокат?
Не скажу — не хочу открывать секреты. У нас и так тут уже слишком много конкурентов расплодилось. Пусть сами учатся.
Вы были одним из продюсеров картины «Штольня». Довольны результатом?
К работе над этим фильмом я присоединился, когда он был уже снят. Я стал сопродюсером, участвовал в постпродакшене — это довольно серьезный и сложный этап. Это был наш первый опыт. Доволен ли я качеством фильма? Думаю, «Штольня» — это такое детское кино, и сейчас никто из создателей не скажет: «Это фильм всей моей жизни».
В 2006 году вышло всего три украинские картины, «Штольня» была одной из них. Это всё были первые ласточки. До этого люди кино вообще не снимали. Актерской школы нет, режиссерской школы нет. Операторская школа есть, но, учитывая, как быстро меняется мир, к ней тоже есть вопросы.
Тем не менее это был опыт. Если бы я оказался в прошлом и мне нужно было принять решение, пережить этот опыт или нет, я бы его снова пережил. У нас была классная команда; все были на адреналине, потому что деньги на съемку фильма мы одолжили. Команда по-честному сделала это кино. Мы хотели снять что-то вроде украинской «Ведьмы из Блэр».
Чего не хватило?
Было много разных нюансов. Режиссер — дебютант, продюсеры — дебютанты.
Фильм «Дикое поле», к созданию которого сейчас приковано большое внимание, тоже снимает режиссер-дебютант. Есть ли риск, что картина повторит судьбу «Штольни»?
Я еще не видел фильма, не знаю. Очень сложно говорить, когда у тебя там все друзья, то есть я должен их сейчас подвергнуть «препарации». Все у них получится, я думаю.
У «Штольни», насколько я помню, была большая промоушен-кампания, как и потом у фильмов «Селфи-пати» и «Правило боя». Создается ощущение, что на промоушен украинских фильмов тратят больше сил, чем на сами фильмы.
Я думаю, что если бы вы побывали на съемках, вы бы поняли, что основные усилия тратятся не на промоушен.
Кино — это сложный процесс, и люди, которые в нем задействованы, должны в совершенстве владеть своей профессией. Нельзя овладеть своей профессией, не снимая кино.
Любое искусство развивается, когда есть мастера, которые оставляют после себя учеников. В Голливуде эта традиция не прервалась ни в Первую, ни во Вторую мировую войну; в Европе традиция немного прервалась, но потом возродилась. Про Украину я молчу. Здесь как бы вообще в 90-х все ушло в глубокий кризис, первые ласточки появились только в начале 2000-х. Поэтому у нас и мастеров-то не осталось, которые могут или об авторском кино свое слово сказать, или что-то заработать еще. Сейчас мастерами будут те самоучки, которые сняли первый фильм и ошиблись, но не остановились, сняли второй, третий, четвертый; те, кто продолжает работать над собой.
Любой процесс начинается с того, что формируется средний уровень, а потом из этого уровня начинает вырастать гениальное. У нас вот только сейчас этот средний уровень какой-то выработался. Поэтому, собственно говоря, многие фильмы — даже не очень удачные украинские — так или иначе все равно выполняют свою миссию: они формируют этот средний уровень.
Первые ошибки для кино, которое только зарождается, могут стоить очень дорого. Посмотрев несколько неудачных украинских фильмов, зрители просто перестанут покупать на него билеты. Вы так не думаете?
Мы заплатим высокую цену, если перестанем снимать. «Штольня» была 12 лет назад, после нее было много украинских фильмов. Вышли картины, которые реально стали мировой классикой, — вроде «Племени» Мирослава Слабошпицкого.
Ваша компания занималась сопродюсированием «Племени». Было ли ощущение во время работы, что фильм выстрелил?
Конечно. Фильм «Племя» — это серьезная амбиция Мирослава Слабошпицкого сделать что-то новое в киноязыке, не просто снять хороший фильм, а шагнуть гораздо дальше. В результате эта концепция на все 100% себя оправдала, потому что оказалось: кино, которое было построено как балет, использовало язык тела, обладало таким потенциалом и было настолько оригинальным, стало самым успешным украинским фильмом за всю историю.
В Украине уже давно снимают собственные телевизионные сериалы. Кажется, сериалов у нас больше, чем кино. Почему у нас все еще не сняли «Настоящий детектив»? Почему все так плохо?
Честно скажу, что последние 10 лет телик включал только для того, чтобы посмотреть футбол с младшим сыном. Я не эксперт в этом вопросе, но мне совершенно понятно, почему у нас все еще не сняли хороший сериал.
Украинский медиарынок сформирован кривовато. Наши телеканалы — политический инструмент. Они финансируются людьми, которых мы называем олигархами. Поскольку это дотационный продукт, то телевизионщики борются за рейтинги не фильмами, а передачами. Есть проверенные форматы вроде проекта «Голос країни», которые за границей доказали свою эффективность. Сериал уровня «Настоящего детектива» — это многосерийный художественный фильм, который должен иметь соответствующий бюджет.
Дело только в бюджете?
Нет, дело в образовании, в людях, которые это снимают, в актерах, в главах департаментов, в шоураннерах. Вы помните, на каком украинском канале был показан «Настоящий детектив»? А ни на каком. Наверное, просто в Украине нет аудитории для таких сериалов. Современные зарубежные сериалы не показывают по украинскому телевидению.
«Карточный домик» по «1+1» показывали. «Клан Сопрано», «Шерлок» — тоже.
Они в прайм-тайм шли или после одиннадцати?
После одиннадцати ночи, кажется.
Вот видите. Значит, аудитория у нас очень специфическая. Но повторю: я не эксперт.
С 2014 года украинских фильмов стало заметно больше. В чем причина?
В 2010-м было оформлено Госкино; были выделены деньги на питчинги, проведен открытый конкурс, то есть появилась система, дающая продюсерам, у которых есть идеи, открытый доступ к финансированию.
Люди поняли, что могут снимать; поняли, что их оценивают эксперты, которые вряд ли будут идти на сделки с совестью. Пока все это хорошо работает.
Есть ощущение, что дела у украинского документального кино лучше, чем у художественного. В документалистике намного больше картин, уровень которых можно назвать «хороший средний». Почему так?
Документальное кино — это другой жанр кинематографа, он развивается по своим законам. Если судить по кассовым сборам, то украинская документалистика чувствует себя не очень. Сегодня украинских документальных фильмов нет в эфирах украинских телеканалов. Несмотря на то что художественный уровень наших документалок достаточно высокий, у них нет своей аудитории.
Почему кажется, что украинское документальное кино популярно? Потому что у него появилась поддержка. Фестиваль Docudays UA за несколько лет сделал документалистику модной, да и в мире есть серьезный спрос на такие фильмы. Жанр развивается.
Но говорить о том, что украинское документальное кино чувствует себя лучше, чем украинское художественное, я бы не стал. У художественного кино тоже есть свои успехи. К примеру, Марыся Никитюк участвовала в «Панораме» Берлинского кинофестиваля, Мирослав Слабошпицкий реально потряс мир своим «Племенем», Марина Степанская тоже поучаствовала в десятках международных фестивалей со «Стремглавом».
В 2006-м вы выступали против обязательного дубляжа фильмов на украинский язык. Почему?
В 2006 году, как тогда сказали, была «полiтична воля» перейти на украинский язык. Наша позиция была исключительно индустриальной, потому что картины показывали на кинопленке.
У фильма есть интернегатив, к нему прилагается звуковая дорожка, поверх которой нельзя накладывать что-то еще. Чтобы сделать украинский дубляж, нужно было выпускать новую пленку — это стоило примерно $15 тысяч.
Какая-то часть картин не могла себе позволить заплатить такую сумму, у них аудитория изначально меньше, чем стоимость локализации. Выходило, ты еще не купил права, не запустил рекламу, не оплатил работу своих сотрудников, но уже должен выложить условные $15 тысяч. Это ударило, прежде всего, по независимым дистрибьюторам; несколько компаний ушли с рынка. Мы еле сводили концы с концами.
В 2006 году приобретать копии с русскоязычной озвучкой было в разы дешевле. Фильмы покупались пакетом — вместе с правами и русскоязычным дубляжем.
Если бы Украина сначала оцифровала свои кинотеатры, никаких бы проблем не было — в цифровой копии можно выбирать звуковые дорожки. Конечно, процесс модернизации занял бы года два, но потери для рынка были бы меньше. Во многих европейских странах государство выступало медиатором в процессе перехода кинотеатров на цифровые носители.
Мы долго бодались и в конце концов нашли компромисс. Минкульт какое-то время выдавал нам помощь на локализацию арт-фильмов — мы делали субтитры.
Когда в кинотеатрах появилась цифровая техника, проблема решилась. Теперь локализация фильмов стоит совсем других денег.
В общем, обязательный дубляж — это игра одной из больших компаний, которая хотела укрупнить рынок таким образом. Под прикрытием украинизации протаскивали законы, которые защищали бизнес-интересы.
Что это за компания?
Украинская дистрибьюторская компания, которая принадлежит Богдану Батруху.
Как вы сегодня относитесь к квотам на украиноязычную продукцию?
У меня не очень популярная позиция. Я считаю, что украинский язык нужно поддерживать и его нужно знать, его нужно продвигать. Но мне очень странно, что люди, которые бьют себя в грудь и говорят: «Вот, смотрите, мы украинизировали прокат», забывают о том, что у нас произошло в Донецке и в Крыму — в регионах, которые больше всего сопротивлялись закону об обязательном украинском дубляже кино.
У нас в стране языковой вопрос так или иначе уже много лет играет роль раздражителя. На этой теме часто спекулируют. Я думаю, в гуманитарном аспекте это тоже был провал, потому что все было в приказном административном порядке, не было никакой дискуссии, и это вызвало большое сопротивление.
Сейчас нет никаких проблем с украинским языком, но есть другие. Мы потеряли рынок Донбасса и Крыма, и появилась компания, которая, по сути, монополизировала рынок.
Министерство культуры Украины выделило 500 миллионов гривен (приблизительно $19 миллионов, половина бюджета на кино в 2018 году) на создание патриотических фильмов. Как вы относитесь к этому?
Мне кажется, у нас все время что-то модерновое соседствует с чем-то средневековым. Что победит — непонятно.
Есть ощущение, что решение выделить 500 миллионов гривен на патриотическое кино положит конец системе кеш-рибейтов.
Что это?
Это компенсация части расходов на съемочный процесс. Украина могла стать серьезным хабом, в котором снималось бы все — от короткометражек до телесериалов.
Система кеш-рибейтов очень хорошо работает в Европе. Там доказали, что на $1, который государство возвращает иностранным съемочным группам, приходится $4-5, которые эти группы тратят в данной стране. Они ведь живут в гостиницах, нанимают местных специалистов. Но Украина выделит 500 миллионов на патриотическое кино. Мне кажется, что более патриотичнее было бы потратить их на кеш-рибейты.
Нуждается ли патриотическое кино в поддержке?
Государство постоянно не доверяет киношникам. Оно считает, что если не напишут, что нужно снимать патриотическое кино, то никто его снимать не будет. Но это не так. Восток Украины — это рана, которая болит. Есть большое количество людей, которые переживают эту ситуацию, они будут снимать. Если бы не было патриотической секции, Ахтем Сейтаблаев все равно бы снял «Киборгов».
Понимаете, деньги на патриотическое кино дают шанс халтурщикам. С другой стороны, вместо того чтобы снять хорошую комедию, люди будут снимать патриотические фильмы, потому что на это дают деньги.
Было бы патриотичнее снять украинскую комедию? Мне кажется, да. И, конечно, важный вопрос — куда мы движемся, когда даем на патриотические фильмы половину денег на кино. Обратно в студию Довженко образца 70-х, когда у нас снималось очень много фильмов про комсомольцев и коммунистов? И где сейчас эти фильмы?
Как за границей обстоит дело с патриотическим кино? Там есть разнарядка?
В США много патриотического кино. Но я не припоминаю, чтобы у них была какая-то квота. Я думаю, во Франции такого тоже нет. В Германии тоже вряд ли. А вот в России очень может быть. И возникает простой вопрос: куда мы движемся?
Для украинского кино 500 миллионов гривен — это много?
Это очень много. В принципе, 500 миллионов гривен — это бюджет нормального европейского кинофонда, не самой большой страны. Это решающая сумма. Люди, которые говорят, что они выделяют 500 миллионов гривен на кино, пустят их не на кино, а на аудиовизуальные продукты, например на сериалы.
Интервью записано 7 мая — до поездки Дениса Иванова в Канны. Дополнительные вопросы о фильме «Донбасс» мы задали Денису после его возвращения с кинофестиваля.