«Это просто большое недоразумение»: Автор пьесы «Холокост Кабаре» — о скандале вокруг спектакля

— Джонатан, вы предполагали, что вокруг вашей пьесы на вашей исторической родине разрастется такой конфликт?

— Реакция киевлян и правда меня удивила. Но, учитывая контекст — это был Йом ха-Шоа (День памяти жертв Холокоста. — Прим. ред.) — и то, что кроме названия на афише не было никакого объяснения формулировки, я понимаю, почему люди так встревожились. Однако это просто большое недоразумение. Спектакль вовсе не антисемитский — об этом даже смешно говорить. Во-первых, я, его сценарист, — еврей, режиссер — еврей, композитор — еврей, некоторые актеры — тоже евреи, и все мы с уважением относимся к еврейской истории. Во-вторых, люди судят о спектакле, не посмотрев его, что очень меня расстраивает. Безусловно, это непростой материал — сам судебный процесс Демьянюка был очень сложным, но мы не должны уклоняться от сложностей. Нам нужно научиться слушать, смотреть и только потом анализировать.

— «Холокост Кабаре» уже показали в Германии, Канаде и Соединенных Штатах. Как восприняли пьесу в этих странах?

— В каждой из этих стран реакция была позитивной. В Канаде и США мы играли для очень увлеченной публики, в том числе мы ставили пьесу на нескольких еврейских фестивалях в Ванкувере и Торонто. После мы общались со зрителями, и все они соглашались, что пьеса очень точно передает судебный процесс в Иерусалиме. Основное внимание в канадских постановках мы уделяли самой теме Холокоста и пострадавшим от него. В Германии мы сосредоточились на вине немцев в трагедии. Это был катарсис для зрителей во всех странах. Пьеса понравилась как публике, так и критикам.

— Почему так отреагировал Киев, как вы считаете?

— Мне кажется, все потому, что здесь сложнее история, и это очень деликатный для украинцев вопрос. Демьянюк был украинцем, спектакль задевает тему трудных отношений между украинцами и евреями во время Второй мировой войны.

У меня создалось впечатление, что здесь, в Украине, сложно говорить об истории конструктивно, не принимая категоричную позицию. Все очень чувствительны и травмированы. Я надеюсь, что моя пьеса сможет открыть диалог между носителями разных мнений, заставит людей говорить.

— 24 апреля был День памяти жертв Холокоста. На следующий день появилась афиша. Спектакль приурочен к этой дате или это просто совпадение?

— Если честно, я не имею понятия. Режиссер спектакля Илья Мощицкий пригласил меня посмотреть постановку в Киеве в тот день, когда они ее запланировали. Я знал, что это будет примерно в период Йом ха-Шоа, подумал еще, что это будет хороший повод инициировать диалог, но я не принимал никакого участия в организации мероприятия.

— Расскажите вкратце о пьесе. Мы знаем, что это история Ивана Демьянюка — солдата советской армии, который стал надзирателем в фашистских концлагерях. Это история о нем, о человеке? Или что-то большее?

— Да, это история об Иване Демьянюке — человеке, который стал охранником в Собиборском лагере смерти. Но это также история о возможности человека быть дьяволом и о том, как пострадавшие от этого ищут справедливость, но не могут найти.

— Почему вы выбрали эту тему?

— Меня как писателя интересует история, а как еврейского писателя — Холокост, одно из самых важных в нашей истории событий. Судьба Демьянюка в частности — отличная тема для произведения. Он — сложная личность, как с моральной, так и с исторической точки зрения.

— В пьесе вы показываете Ивана жертвой или преступником?

— Я представляю его как преступником, так и жертвой. Хочу, чтобы зрители сами решили, кто он. Мы не знаем, кем он был. Все, что нам известно наверняка, — это то, что он попал в плен и оказался охранником в лагере Собибор. Меня больше интересует таинственность его облика и то, что мы на него проецируем.

— Если бы вы могли задать ему вопрос, о чем бы вы спросили?

— Если бы я смог поговорить с ним, я спросил бы, о чем он жалеет и извлек ли он какие-нибудь уроки из своих ошибок. Если честно, я не имею понятия, что он мне ответил бы.

— У подобных ошибок есть срок давности?

— Мне кажется, если есть процесс, на котором преступления против человечества обсуждаются честным и прозрачным образом, то должно быть место и для прощения. Но это не бутылка молока на полке с продуктами, которая в один момент просто оттуда исчезает.

— Почему «кабаре»? Судя по отзывам, провокацию общество увидело именно в названии.

— «Кабаре» из-за того, что публичные суды носят в себе элементы театра. «Кабаре» — это не игра, не шутка и ни в коем случае не насмешка над трагедией Холокоста. Это театрализация политической реальности и наша попытка противостоять прошлому. Люди должны запомнить, что суд над Демьянюком в Иерусалиме на самом деле был театром. Я использую эту форму, чтобы показать эту гипертеатрализацию, показать силу эмоций, вызванных этим процессом, — эмоций как жертв, так и преступников. Кабаре — образ прямиком из Бертольда Брехта.

— Вам не кажется, что пляски и шутки — не самый удачный прием, чтобы говорить о трагедии?

— Я считаю, что главное — намерения, и за моими действиями стоит реальное намерение. Это не злой умысел, не акт ненависти. Шутки и пения исходят из боли людей, они поют, танцуют и шутят от боли. Почему, по-вашему, у евреев хорошее чувство юмора? Этот юмор рождается из страданий. Кроме того, вспомните известного итальянского драматурга Джошуа Соболя и его драму «Гетто» — там также были песни, я не первый.

— После стольких запретов премьера все же состоится. Не боитесь, что на ней произойдут провокации?

— Я больше переживаю, что люди меня не услышат. Я беспокоюсь, что прежде, чем посмотреть спектакль, они уже все для себя решили. Я буду очень разочарован, если в этой ситуации победит недальновидность. Не ожидаю, что спектакль понравится всем, но люди не должны бояться идей. Они должны дать пьесе шанс, посмотреть ее и только потом делать выводы.

Подробную историю об Иване Демьянюке вы можете прочитать в статье на WAS.