Как отец ушел под прикрытие, чтобы найти убийц сына

22 ноября 1995 года, в 4:30 утра, такси под номером 69 заехало на заправочную станцию «Кампса Ред» в Ла Констансиа, заброшенном районе в центре Хереса. Выйдя из машины, чтобы найти смотрителя заправки, водитель увидел, что дверь в магазин разбита. На полу валялись разбросанные журналы и газеты. Затем водитель увидел на стене магазина кровь и побежал к телефону, чтобы вызвать службы экстренной помощи.

Сотрудники полиции города прибыли через несколько минут. Один из них нашел кровавый след, ведущий в кабинет за кассой. На полу в комнатке в луже крови лежал молодой человек. Он еще дышал.

Спустя пять минут в и без того тесную комнатушку набилось несколько медиков «скорой помощи». Они попытались остановить кровь, текущую из ран молодого человека, но к 4:45 Хуан Ольгадо был мертв.

Сразу после 5 утра на заправку прибыл действующий муниципальный судья Мануэль Буитраго, под чьим контролем проходило уголовное расследование. Буитраго, которому в тот момент был 41 и который никогда до этого не сталкивался с убийством, немедленно отдал приказ детально осмотреть место преступления. Следователи обнаружили забрызганный кровью большой пакет с соком, вырванную из плаща пуговицу и подвеску с выгравированным знаком зодиака Дева. На месте преступления собрали 23 отпечатка пальцев, хотя на этом этапе было невозможно сказать, принадлежали ли хоть какие-то из них преступникам.

К 5:30 утра Буитраго обнаружил себя в окружении врачей «скорой помощи», криминалистов, полицейских и местных журналистов. Пока все они наступали друг на друга и на улики, судебные следователи разбирали остатки места преступления без защитных перчаток.

Судмедэксперт осмотрел тело Хуана в 5:50 утра. Он обнаружил 30 колющих ран, включая глубокие порезы на груди и задней поверхности ног. Позже патологоанатом определил, что раны были нанесены 18-сантиметровым ножом, вроде тех, которыми разделывают хамон.

Буитраго считал, что жестокость преступления указывает на то, что нападающими были мужчины и что их было не менее двух. Данные с кассового аппарата автозаправки показали, что в 4:02 утра кто-то купил пакет сока и пачку сигарет, но никаких записей с камер наблюдения или свидетелей этой покупки не было. Обвинители позже предположили, что убийцы Хуана окружили его, нанеся удары по ногам, чтобы он не мог убежать, а затем свалили на землю. Хуану удалось добраться до кабинета в дальней части магазина, однако нападающие прорвались за ним и продолжили наносить удары. Никакого очевидного мотива произошедшего не было. Похоже, что 26-летний Хуан, никогда не имевший проблем с законом, просто оказался не в то время не в том месте.

Буитраго вскоре начал подозревать, что напавшие на Хуана были наркоманами. К началу 1990-х Испания превратилась в главную точку входа для поставок кокаина в Европу, и Херес, который расположен в 30 минутах к северо-востоку от Кадисской бухты на южном побережье Испании, захлестнула волна связанной с наркотиками преступности. В самом Хересе и его окрестностях произошел ряд ограблений, устроенных бандой, которая «специализировалась» на автозаправках. Однако банда действовала эффективно и профессионально, в то время как грабители, убившие Хуана, были, похоже, безрассудны и беспечны. Они перевернули вверх дном магазин и не смогли вскрыть сейф автозаправки, забрав всего лишь 70 тысяч песет (480 евро) из кассового аппарата.

Буитраго потребовалось шесть недель, чтобы арестовать первых подозреваемых. Трое из обвиняемых оказались известными преступниками, за плечами у которых были ограбления и торговля наркотиками. Четвертого подозреваемого арестовали несколько месяцев спустя. Трое из четверых состояли на криминальном учете, и все четверо были известны полиции как потребители тяжелых наркотиков. Все они категорически отрицали предъявленные им обвинения.

Вскоре об арестах узнала местная пресса, и 15 февраля 1996 года было объявлено, что дело почти раскрыто. Однако для Франциско, отца убитого, и других членов его семьи это стало лишь началом кошмара, который так и не закончился.

Когда Франциско Ольгадо узнал о смерти своего старшего сына Хуана, то отреагировал так, как реагируют многие внезапно понесшие утрату родители. «Я никогда не думал, что со мной может случиться что-то подобное», — говорит он мне.

Большую часть жизни Ольгадо работал в банке. Для друзей и соседей он был уважаемым отцом обычной семьи со средним достатком — мужем Антонии Кастро и отцом троих сыновей и дочери. Однако убийство сына превратило его в другого человека.

На тот момент ему был 51 год. В месяцы после трагедии, когда испанские правоохранительные органы не могли раскрыть дело, Ольгадо все больше зацикливался на том, чтобы самому найти убийц своего сына. В последующие два десятилетия погоня за правосудием полностью подчинила себе его жизнь. Узнав об истории Франциско, испанская пресса поддержала его борьбу, назвав его «Падре Корахе», Отец Мужество. Но в то время как СМИ изображали его героем и олицетворением родительской любви, его собственная семья разваливалась на части — и в итоге отказалась от него.

Сегодня, спустя два десятилетия после смерти сына, Ольгадо выглядит младше своих 73-х, но его дрожащий голос — голос старого человека. Он по-прежнему носит только черное и живет один в муниципальной квартире, на узкой вымощенной булыжниками улочке в старой части города.

Каждое утро он просыпается в своей маленькой темной спальне в 7 часов. После завтрака отправляется в местное кафе посидеть с газетой. Оттуда он обычно едет на велосипеде на кладбище — посетить могилу сына, протереть надгробие и заменить цветы.

В один из весенних дней Ольгадо изменил свое привычное расписание, чтобы отвести меня в район Ла Констансиа. Пройдя по улицам, заполненным безликими многоэтажными зданиями, Ольгадо остановился у оживленной кольцевой развязки и указал на автозаправку. Здание, раскрашенное в привычные красно-бело-оранжевые цвета испанского нефтегиганта «Репсол», выглядело непримечательно. Однако для Ольгадо это то место, где его жизнь рассыпалась в прах. Это мемориал страданиям его семьи и его попыткам избавиться от этих страданий, которые, в свою очередь, привели лишь к новой боли.

В недели после убийства поведение полиции, которая пообещала семье скорейшее раскрытие дела, все больше сердило Ольгадо и его близких, не получавших никаких ответов. 21 декабря 1995 года, за три недели до того как Буитраго произвел первые аресты, родители Хуана собрали 3 тысячи человек со всего города, чтобы пройти «маршем за правосудие» по историческим кварталам Хереса. Друзья семьи, местные политики и просто примкнувшие к демонстрации люди прошествовали по узким извивающимся улочкам старого города, в то время как соседи выкрикивали из окон слова поддержки. На следующий день местная газета «Эль Диарио де Херес» вышла с передовицей под заголовком «Оплакивая Хуана».

Следствие тянулось всю весну и лето 1996 года, а перспектива рассмотрения дела в суде казалась все более далекой. Так что семья Ольгадо усилила свою кампанию. Родители убитого парня регулярно протестовали перед муниципальным судом рядом с большим плакатом с критикой Буитраго, решившего отпустить обвиняемых под залог. Двадцать второго числа каждого месяца супруги Ольгадо проводили митинг на главной площади города, требуя правосудия за смерть сына.

С самого начала официальное расследование убийства Хуана пошло не так. Решающие улики вроде окровавленного пакета с соком были утеряны, и стало известно, что ряд свидетельских показаний даны под давлением. Местная газета начала критиковать полицию и Буитраго лично.

Освещение дела в прессе лишь усилило скепсис, испытываемый Ольгадо по отношению к властям. В одно из посещений могилы Хуана он дал обещание сыну, которого потерял. «Я сказал ему, что проконтролирую его дело до самого конца, независимо от того, что мне придется для этого сделать, какими бы ни были последствия», — вспоминает он. Ольгадо решил, что если полиция не в состоянии раскрыть дело, он сделает это сам.

К началу 1997 года, спустя два года после убийства, Ольгадо уже жил двойной жизнью. Каждый будний день в 6 утра он садился в автобус и ехал на работу в Севилью, расположенную в 60 милях от Хереса. В автобусе он спал, а приехав в банк, работал там до раннего вечера, а затем возвращался домой, чтобы переодеться. После этого, несколько дней в неделю, он отправлялся бродить по улице Ромпечапинес, превратившейся за последние годы в наркоманский район. Ольгадо отчаянно пытался нарыть хоть какую-то информацию, связанную с убийством сына.

По словам Франциско, его первые «экспедиции» происходили «экспромтом, очень спонтанно». Однако постепенно он стал действовать более организованно, следуя наводкам: их он находил в местной прессе или получал от полицейских, с которыми приятельствовал. В притонах улицы Ромпечапинес Ольгадо вел долгие разговоры с одурманенными наркоманами, которых вовлекал в беседу с помощью сигарет или таблеток прописанного ему после смерти Хуана транквилизатора «Транксилиум» (лекарство помогало Франциско справляться с хронической тревожностью). Пока его собеседники ловили кайф, Ольгадо курил сигареты и записывал все происходящее на диктофон «Саньо», который он носил с собой в пластиковом пакете.

По выходным, вместо того чтобы проводить время с семьей, Ольгадо садился переслушивать записи. Чаще всего услышанное разочаровывало его: ни о чем не говорящие имена, причудливые истории и тупики.

Ольгадо считал, что его частному расследованию мешает не отсутствие детективного опыта, а известность. Лицо Франциско часто можно было встретить на страницах местной газеты «Эль Диарио де Херес», многократно прославлявшей его «мужество перед лицом трагедии». Он пытался использовать фальшивые имена во время своих вечерних вылазок, но зачастую бывал узнан.

В конце марта 1998 года Ольгадо присоединился к очереди в метадоновую клинику в районе Асуньсьон. На Франциско были кожаная куртка, мешковатые джинсы, джинсовая рубашка и большие солнечные очки в черепаховой оправе. Он также использовал парик, зачесав набок темно-каштановые волосы. На его голове этот парик выглядел как насадка на фигурку из «Лего». Представляясь Пепе, Ольгадо начинал свои разговоры с наркоманами с обещания награды в 50 тысяч песет за находку придуманной им собаки по кличке Руфо, которая якобы потерялась.

Ольгадо решил, что вместо разговоров со случайными людьми он сконцентрирует свои усилия на четырех подозреваемых, которым предъявили обвинение в убийстве, но суд над которыми был назначен лишь на следующий год. Он считал, что полицейские правильно определили подозреваемых, но не верил, что правоохранительные органы найдут улики, необходимые для признания вины.

Ольгадо знал, что не сможет следить за всеми четырьмя обвиняемыми одновременно. Двое из них периодически сидели в тюрьме за другие преступления, а еще одного оказалось невозможно найти. Благодаря местным газетам Ольгадо узнал, что после убийства четвертый подозреваемый, Педро Асенсьо, по условиям своего освобождения под залог остался в Хересе. Асенсьо, которому было 35, давно употреблял героин и имел приводы за мелкие кражи. Знавшие его люди рассказали Ольгадо, что тот может быть непредсказуем и агрессивен.

Ольгадо нашел Асенсьо в метадоновой клинике — стоящим в очереди с трясущимися от синдрома отмены руками. Пожилой мужчина предложил тому, кто помоложе, таблетку «Транксилиума» и сигарету. Они заговорили.

В течение всей весны Ольгадо не раз и не два встречался с Асенсьо, всегда под видом Пепе. Он предлагал Асенсьо подвезти того к друзьям, на встречу с дилером или повидаться с дочерью, которая жила с его бывшей женой за городом. Обычно крайне подозрительный Асенсьо был очарован Ольгадо.

Спустя почти два месяца Асенсьо рассказал Ольгадо, что подозревает двух других обвиняемых, Доминго Гомеса и Франциско Эскаланте, в убийстве на автозаправке. Асенсьо заявил, что видел, как через несколько дней после убийства Гомес передал Эскаланте мешок с окровавленной одеждой, которую нужно было выбросить. «Когда Эскаланте увидел пакет, он испугался и начал кричать на Гомеса, чтобы тот избавился от него», — заявил Асенсьо на сделанной Ольгадо записи. Он также сказал «Пепе», что сам не принимал в преступлении никакого участия. (Гомес и Эскаланте также всегда утверждали, что полностью невиновны.)

К середине 1998 года Пепе и Асенсьо встречались два-три раза в неделю. К этому времени Ольгадо бросил работу в банке, так как больше не мог совмещать ее и расследование убийства сына. Антидепрессанты кое-как помогали ему держать свою тревожность под контролем, но отношения с семьей портились на глазах. Его брак нельзя было назвать крепким и до смерти Хуана, но теперь, под грузом горя, ситуация стремительно ухудшалась в то время, как чувства Антонии по поводу ночных вылазок мужа менялись день ото дня. Иногда она поощряла его, а иногда не могла понять, зачем он прибегает к столь крайним мерам. «Меня беспокоили его вылазки, — рассказывает Антония. — Я тоже хотела правосудия для нашего сына, но Франциско всегда нужно было все усложнять, и он всегда все делал по-своему».

Их сын Пако, который иногда сопровождал Ольгадо в его розысках до того, как отец стал работать под прикрытием, соглашался с матерью. Он считал, что эти усилия слишком опасны и, скорее всего, бесполезны.

Несмотря на всевозможные ошибки, допущенные следователями после смерти Хуана, со временем им удалось собрать достаточно улик, чтобы привлечь к суду четырех первоначальных подозреваемых, которые были арестованы спустя шесть недель после убийства. Среди них был и Асенсьо.

Ольгадо вместе со своим адвокатом Хуаном Педро Косано потратил дни перед началом суда, чтобы разобраться с 12 кассетами, которые он записал за восемь месяцев под маской Пепе. Ольгадо знал, что подобная конспирация может вызвать правовые вопросы, но этот риск был необходим, чтобы вытащить из Асенсьо хоть какую-то информацию. «Мы решили придержать кассеты, чтобы устроить „сюрприз“, — рассказал мне Косано. — Мы знали, что это будет тяжелое разбирательство, и нам нужны были все козыри, которые только можно было себе представить».

В понедельник, 11 января 1999 года, четверо обвиняемых в наручниках впервые предстали перед судом в Кадисе. Вызванный для дачи показаний Асенсьо отрицал участие в преступлении или какую-либо связь с Хуаном Ольгадо. После того как Асенсьо отбил еще несколько вопросов, Косано спросил его: «А вы знали, что человек по имени Пепе был на самом деле отцом Хуана Ольгадо?»

Покрасневший Асенсьо заявил, что этого он не знал. Однако Косано еще не закончил: он сообщил, что его клиент записал несколько часов разговоров с подсудимым. По залу пронеслась волна изумленного шепота.

Судьи заявили, что им понадобится время, чтобы решить, допустимо ли использование аудиоулик, собранных Ольгадо. Суд продолжился, и важность кассет стала особенно очевидной. У обвинения не было физических улик вроде отпечатков пальцев или следов крови, чтобы связать обвиняемых с убийством. Ряд ключевых свидетелей, включая проститутку, заявлявшую, что видела окровавленных подозреваемых в ночь убийства, перед судом отказались от данных ранее показаний.

На четвертый день судьи объявили о своем решении по поводу записей: кассеты не могли быть приняты в качестве улик, так как не имели «правовых гарантий аутентичности или целостности». Обвинение выглядело все более сфабрикованным.

В воскресенье, 17 января, национальная газета «Эль Мундо» выпустила посвященную Ольгадо статью под заголовком «Отец Мужество». В материале, написанном местным журналистом Пепе Контрерасом, превозносились добродетели отца, рискнувшего собственной жизнью, чтобы обеспечить правосудие после смерти сына. Журналист, встречавшийся с Ольгадо, посвятил свой материал «хладнокровию» банковского клерка перед лицом опасности и «ярости», которая помогала ему из раза в раз встречаться с Асенсьо. На следующее утро члены семьи Ольгадо проснулись знаменитостями.

Как раз в это время Антония пережила тяжелую болезнь, от которой пыталась оправиться. Внезапно ее муж превратился в национального героя, а дом был окружен представителями прессы, надеющимися переброситься словечком с Отцом Мужеством. Крупнейшие газеты и телеканалы Испании хотели услышать его историю. Зарубежные СМИ тоже не отставали. Ольгадо чувствовал себя перед микрофоном как рыба в воде и никогда не отказывался рассказать о подробностях своего героизма.

На следующей неделе обвинение и защита закончили изложение своих версий, и судьи отправились на обсуждение приговора. 9 февраля, пока Ольгадо общался с португальскими журналистами, которые начали снимать документальный фильм об этом деле, судьи объявили свой вердикт: все обвиняемые были оправданы.

Идеализированный образ семьи Ольгадо, преподносимый в СМИ, скрывал тот факт, что семья разваливалась. Пако рассказал мне, что им с братом и сестрой иногда казалось, что их отца снедает чувство вины за эмоциональное отсутствие в годы, предшествовавшие смерти Хуана. «Он никогда не был особо любящим ни с кем из нас до того, как умер брат», — говорит Пако. Теперь Франциско снова отсутствовал, сначала уйдя с головой в свое расследование, а потом посвятив себя общению с журналистами. Он практически не заметил того, что в начале 1998 года его сын Пако переехал в Германию, чтобы работать там в казино. Он также не замечал, как его оставшиеся дети пытаются справиться с убийством своего брата.

В начале 2000-го разрыв между Франциско и его семьей стал непреодолимым, когда он продал права на книгу и телефильм, основанные на деле Хуана. В то время как Ольгадо был в Мадриде, чтобы договориться о контракте с национальным телеканалом Antena 3, Антония в больнице проходила лечение эмболии в легком. Она была против съемок фильма, но теперь, будучи прикованной к постели, оказалась бессильна остановить происходящее. Ольгадо заявил свои родным, что пошел на сделку лишь потому, что телеканал собирался снимать фильм, даже не получив его согласия, но семья не поверила ему. Когда Франциско привез домой около 6 миллионов песет (36 тысяч евро), полученных за права на фильм, Антония обвинила его в эксплуатации страданий семьи. «Он обесчестил смерть своего собственного сына», — говорит она.

Фильм под названием «Отец Мужество» впервые показали в марте 2002 года. Семья Ольгадо была изображена в картине как ведомая в своих страданиях мужественным и смиренным патриархом, который не побоялся якшаться с отвратительными персонажами из преступного мира Испании, чтобы отыскать убийц своего сына.

Антония не смогла заставить себя посмотреть фильм, но она видела его последствия. По всему Хересу люди сплетничали за кофе о ее жизни и страданиях. «Я была в ярости, что наше горе было использовано для развлечения людей», — отмечает она.

В 2000 году Верховный суд Испании принял апелляцию Ольгадо и разрешил пересмотр дела. В октябре и ноябре 2003-го кассеты Ольгадо были прослушаны в полном зале того же суда, где почти пять лет назад оправдали предполагаемых убийц его сына. На скамье подсудимых сидели все те же четверо подозреваемых, но теперь места для публики были заполнены не только репортерами газет их городка, но и журналистами из «Эль Паис» и «Эль Мундо» и телеоператорами всех ведущих испанских каналов. Франциско Ольгадо стоял у задней стены зала, широко расправив плечи. «Я был уверен, что в этот раз судьба будет на нашей стороне», — делится он со мной.

Однако записи на кассетах состояли из пьяных разговоров в барах и малоразличимого бормотания с заднего сиденья машины. Несмотря на все что Ольгадо сделал, чтобы подружиться с Асенсьо и получить от него информацию, молодой мужчина все же не признался в совершении преступления. Обвинение так и не смогло собрать из записей правдоподобную историю, и 3 декабря четверо подозреваемых были вновь оправданы.

Оказавшись в забвении и практически без надежд добиться правосудия для убийц их сына, семья Ольгадо быстро развалилась. Франциско и Антония развелись в 2004 году, но продолжили критиковать друг друга на глазах у публики. Антония заявила журналистам, что ее муж никогда не любил Хуана и вообще был плохим отцом. Все трое детей приняли сторону матери и постепенно перестали общаться с Франциско.

После развода Антония и Франциско начали действовать отдельно друг от друга. Когда в 2006 году Верховный суд отверг вторую апелляцию о повторном судебном разбирательстве с теми же обвиняемыми, Антония провела серию голодовок перед автозаправкой, где произошло убийство, в то время как Франциско краской писал свои призывы на стенах правительственных зданий и полицейских участков. Оба родителя продолжили регулярно посещать участок, чтобы получить новую информацию о деле, и оба поддерживали другие семьи, потерявшие своих детей в результате насилия.

В отсутствие новых улик или грядущего суда общественность и СМИ потеряли интерес к семье Ольгадо. Это сделало жизнь Франциско совершенно пустой и одинокой: даже когда у него не было семьи, у него всегда была любовь публики, но теперь и публике не было до него дела. «Я осознал, что у людей своя жизнь», — говорит он. По словам Пако, канонизация превратила его отца в человека, зависимого от своего безгрешного образа. Когда СМИ потеряли к нему интерес, Франциско почувствовал, что должен стараться еще больше, чтобы вновь привлечь их внимание и оправдать свое имя «Отец Мужество».

23 сентября 2008 года Ольгадо вышел на рельсы на центральной железнодорожной станции Хереса. Расположившись перед остановившимся по пути в Барселону поездом, Ольгадо вытащил большой белый плакат, на котором было написано: «Хуан Ольгадо, 22 ноября 1995 года, 13 лет без Хуана, 13 лет без правосудия. Полиция и судьи: бесполезны. Почему?» После этого он просидел на рельсах 40 минут в компании нескольких местных сочувствующих, пока не приехали полицейские и не забрали его.

Менее чем месяц спустя, 11 января 2009 года, через 30 минут после начала футбольного матча между командами Хереса и Тенерифе, Ольгадо перебрался через ограждение и выбежал на поле. В руках у него были белая гвоздика и тот же плакат. Перед 7 тысячами болельщиков и камерами национальных телеканалов двое игроков, по одному от каждой команды, под аплодисменты проводили Франциско с игрового поля.

В мае 2009-го полиция закрыла дело об убийстве Хуана, сославшись на отсутствие новых улик. Местные газеты написали об этом так, словно это был конец истории. Но для Антонии и Франциско у этой истории нет конца, пока убийцы не окажутся за решеткой.

В октябре 2015 года Ольгадо прибыл в Мадрид пешком. Он слегка хромал и был одет в белую футболку с портретом убитого сына. Он прошел 600 километров от Хереса, чтобы добиться встречи с действующим министром юстиции Рафаэлем Каталой.

Предыдущие шесть лет были очень непростыми. Никаких новых улик не появилось. Ольгадо продолжал протестовать, требуя правосудия для своего сына, но добиться хоть каких-то результатов было сложно. Приближался срок исковой давности по делу его сына, составляющий для убийств 20 лет, и Ольгадо знал, что необходимо что-то особенное.

Франциско мог отправиться в Мадрид самолетом, но он хотел, чтобы его усилия привлекли к себе внимание, в том числе СМИ, поэтому в начале 2015 года он придумал «марш за правосудие». Однако вместо того чтобы устроить марш только во имя Хуана, Франциско хотел, чтобы это стало протестом всех семей, оказавшихся в забвении и по-прежнему не знающих, кто убил их родных.

Адвокат Ольгадо Хосе Мигель Айлон, заменивший Косано в ходе второго судебного разбирательства, помог Франциско связаться с другими родителями, которые оказались в похожей ситуации, — людьми, которых он мог встретить по дороге в Мадрид. Двое добровольцев запустили для проекта Ольгадо страницу в фейсбуке и связались с другими добровольцами в муниципалитетах по дороге, чтобы в каждом месте, где бы останавливался Франциско, его было кому встретить.

28 сентября Ольгадо начал свой путь на север от кольцевой развязки рядом с автозаправкой, где погиб Хуан. По дороге к столице на его пути лежали Севилья, Кордова и Толедо. По пути его периодически сопровождали доброжелатели, местные политики из городов, через которые он проходил, и фотографы из изданий «Ла Воз дель Сур», «Эль Паис» и «Интервью». Около 30 тысяч человек следили за его перемещениями по сообщениям на странице в фейсбуке. Она называлась Support Father Courage, информация на ней ежедневно обновлялась. «Все это было типично для Франциско, преувеличено и раздуто, — заявляет в разговоре со мной Антония. — Все слишком крутится вокруг него».

В середине октября Ольгадо встретился в Мадриде со своим адвокатом и министром юстиции Рафаэлем Каталой. Катала с симпатией отнесся к мольбам пожилого мужчины и сказал ему, что, хотя дело не может быть открытым вечно, он обещает, что оно будет пересмотрено. За пять дней до истечения срока давности расследование передали из национальной полиции в Гражданскую гвардию, старейшее правоохранительное формирование Испании.

Не прошло и недели, как в деле случился видимый прорыв. Отпечаток пальца на окровавленном пакете с соком с места преступления, который ранее был отвергнут в качестве улики, так как не отвечал критериям проверки того времени, оказался принадлежавшим Агустину Моралесу, хорошо известному полиции наркоману и рецидивисту. В момент убийства он проживал неподалеку от заправки. Однако затем стало известно, что Моралес умер в тюрьме в 2006 году.

Последняя попытка была сделана в июне 2016-го, когда суд распорядился повторно проанализировать оставшиеся 22 отпечатка пальцев, а также образцы ДНК с одежды Хуана и проверить их на совпадение с базой данных Интерпола. В рамках того же предписания судья также запросил, чтобы одежда Хуана Ольгадо прошла проверку на следы крови и ДНК и чтобы эксперты повторно проверили отдельный след ДНК, найденный на осколке на месте преступления.

Родители Хуана понимали, что это был последний шанс на успех в деле об убийстве их сына. Но если они и испытывали какой-то оптимизм, то он был приправлен 20 годами страданий и разочарований.

К концу 2016 года семья узнала, что ни один из последних судебных запросов не привел к каким-либо успехам. Из 22 оставшихся отпечатков 11 были слишком смазаны для анализа, а по остальным не нашлось никакого соответствия в базе данных Интерпола. Более того, суд обнаружил, что одежду Хуана уничтожили еще 10 лет назад согласно постановлению суда и что никаких совпадений по ДНК не было. Местные СМИ вновь объявили о том, что дело об убийстве на автозаправке закрыто.

Весенним вечером я встретился с Ольгадо у могилы его сына. Франциско был насуплен. Весеннее солнце пробивалось сквозь облака, освещая отполированное мраморное надгробие. Здоровье Ольгадо было подорвано, но он заявил мне, что, если понадобится, он пройдет от Хереса до Европейского суда по правам человека в Страсбурге. «Должен быть другой способ, — уверен он, — и я найду его».

«Все дело в правосудии для моего сына, и я не остановлюсь, пока не добьюсь его», — добавляет Ольгадо.

Друг Ольгадо Бози Эрнандес делится со мной своим беспокойством: «Я говорил ему, что после всего, что он сделал, он заслуживает покоя». Однако оставить занятие, которое столько лет определяло смысл его жизни, может оказаться невозможным. Ольгадо так много раз рассказывал свою историю и читал о ней так много статей, что история не просто стала частью него — вероятно, это все, что от него осталось. «Я вспоминаю свою старую, нормальную жизнь так, будто это происходило с кем-то другим», — говорит Ольгадо. Он считает, что старый Франциско умер вместе с Хуаном. «Он так долго прожил с историей Хуана, что я не уверен, что он знает, как жить без нее», — делится со мной его бывший адвокат Косано.

Когда вечернее солнце село за горизонт, Ольгадо еще раз почистил надгробие Хуана и поправил на углу символику футбольного клуба «Барселона», любимой команды сына. Франциско поцеловал могилу, перекрестился и отправился к воротам кладбища. Там он попрощался с охранником, забрал свой велосипед и отправился домой.

Дома он приготовил в своей крошечной кухне скромный ужин. В 11 вечера лег спать. В одиночестве он думал о смерти — не своей, а своего сына. Как и почти каждую ночь, он представил себе боль, которую испытывал его мальчик, его последние мысли и последнее, что он видел перед смертью. Будет ли конец у истории, забравшей 21 год жизни, Франциско так и не знает.