Молитва погромче: Проект о суфиях Кавказа

Слова «суфизм» в Коране нет, но считается, что основы этой духовной практики были заложены еще при жизни Мухаммеда. Суфии полагают, что пророк вел аскетический образ жизни и его последователям нужно делать так же.

Суфии стремятся воспитать человека, свободного от мирской суеты, и используют для этого песнопения, музыку и танцы. Несмотря на то, что исламские фундаменталисты отвергают суфизм, считая, что он противоречит Корану, эта духовная практика очень популярна среди мусульман всего мира.

Владимир Севриновский решил исследовать зикры — обращения к богу молитвой, которую суфии повторяют несколько раз. За материалом отправился в братства кадирийцев, читающих зикры особенно громко и энергично.

— Мое знакомство с Кавказом было очень специфическим: в Ставропольском крае меня чуть не заколол шилом пьяный казак. И все же это было отличное первое путешествие. Возвращался оттуда я в плацкарте с двумя чеченками — они совершали намаз прямо на полках и на станциях боялись выйти из поезда, чтобы подышать свежим воздухом. Одна из них пригласила меня в гости в Чечню.

Это был 2004 год, недавно закончилась Вторая чеченская война, несколько месяцев назад убили Ахмата Кадырова — я был уверен, что никогда не воспользуюсь этим приглашением. Вернулся на Кавказ я спустя много лет, когда решил посетить все регионы России.

Первый раз мы с подругой отправились в Чечню автостопом. Помню, в Ингушетии мы застопили роскошный автомобиль, из которого вышел модно одетый чеченец. Он внезапно открыл багажник и сказал: «Полезайте!» Выдержал паузу и улыбнулся: «Шучу я. Сезон сбора черемши кончился, рабы больше не нужны. Поехали так». К местному юмору я еще долго привыкал.

Мое отношение к Грозному менялось несколько раз. Сначала был туристический восторг от возрожденного после войны города: небоскребы, плакаты с благодарностями Рамзану Кадырову, бородачи, гуляющие по улицам с пистолетами на поясе. Казалось, я попал в экзотическую страну. Но, поработав там полтора месяца как журналист, я узнал город с другой стороны. Уехав в Назрань, я заселился в отель и проспал почти сутки — в Грозном я был в постоянном напряжении, теперь же оно меня отпустило.

Девяностые были огромной травмой для всех жителей Чечни. Многие боялись общаться с журналистом, кое-кто лгал. Из-за разного менталитета мы просто не понимали друг друга. Чтобы освоиться в Грозном, научиться понимать нюансы и обзавестись друзьями, понадобилось несколько лет. Теперь мне там комфортно.

Я начал работу над проектом два года назад, а закончил этим летом. Снимал в Грозном, Назрани, Аргуне и Моздоке, а также в селениях Майртуп, Сурхахи, Экажево, Виноградное и Дуиси.

Чеченец внезапно открыл багажник и сказал: «Полезайте!» Выдержал паузу и улыбнулся: «Шучу я. Сезон сбора черемши кончился, рабы больше не нужны».

На моих снимках зикр — обряд поминания Бога. В разных суфийских братствах он выглядит по-разному, но суть одна. Часто зикр проводят, когда умер член общины, — суфии считают, что так они помогают усопшему попасть в рай.

Суфизм — одно из ключевых явлений Северного Кавказа, без понимания которого разобраться в происходящем там невозможно. Я общался с верующими, изучал их культуру, но фотопроект начал, когда британский фотограф Кристофер Роуч, который хотел познакомиться с суфизмом, заказал у меня тур. Крис вскоре уехал, а я решил закончить начатое и снять все кадирийские (кадирия — направление в суфизме, для которого характерны массовые и громкие зикры. — Прим. ред.) зикры в регионе.

Найти аналог суфизму в православии сложно. Иногда проводят параллели между суфийскими устазами и христианскими святыми, но это неправильная аналогия — формально в исламе святых нет. Суфизм делится на тарикаты (направления), в рамках которых существуют братства, основанные разными учителями. Некоторыми братствами на Северном Кавказе управляют потомки основателей, в других есть местные руководители — тамады и распорядители обрядов — туркхи. Самые крупные братства насчитывают сотни тысяч последователей. Их влияние огромно: в Чечне суфизм — фактически официальная религия, в Ингушетии лидеры братств заседают в парламенте.

Во время зикров суфии тратят много энергии, поэтому после обряда съедают много говядины. И столь же щедро угощают. Когда снимаешь несколько дней подряд, выдержать такую диету сложно.

Самые крупные братства суфиев насчитывают сотни тысяч последователей. Их влияние в республиках огромно.

Кавказцы дружелюбно реагировали на приезжего фотографа, охотно отвечали на мои вопросы. Правда, некоторые братства оказались более закрытыми, к ним приходилось искать особый подход. Где-то помогли знакомые из других братств, а однажды понадобилось личное разрешение муфтия Чечни. К тому времени я уже набрал достаточно материала и был настроен довести дело до конца.

Контраст между открытостью одних братств и закрытостью других был поразительным. Но еще больше меня удивляло чувство юмора суфиев. Один влиятельный туркх — почтенный старейшина — рассказал мне, что они делят зикры на три вида: «шире круг», «веселые ребята» и «тяжелый рок».

Изначально я снимал в цвете, но из-за особенностей материала перешел на ч/б. Я фотографировал зикры в помещениях с разным освещением и обоями разного цвета — по отдельности цветные снимки выглядели нормально, но в серии смотрелись слишком пестро. К тому же зикры очень графичны и эмоциональны, им лучше подходит ч/б.

Один влиятельный туркх — почтенный старейшина — рассказал мне, что они делят зикры на три вида: «шире круг», «веселые ребята» и «тяжелый рок».

По моим наблюдениям, перелом в общественном восприятии Северного Кавказа случился лет пять назад, когда на смену ужастикам пришел интерес к региону. Правительства местных республик тратят большие деньги на создание положительного имиджа — правда, одновременно вредят ему модой на извинения и политическими скандалами. Несмотря на это, в регион приезжает много туристов, которые сами делают выводы. Сегодня Северный Кавказ все меньше воспринимается как гнездо террористов и все больше — как интереснейший регион с изумительной природой и разнообразной культурой.

Чеченцы очень дисциплинированные, поэтому с ними легко работать. Но сам я анархист, поэтому мне приятнее жить в Дагестане. Махачкала — мегаполис, в котором все время что-то происходит. В городе много крутых художников, фотографов, журналистов и просто славных людей. Там больше веселой творческой безалаберности. Порой она бесит: после чистоты грозненских улиц тяжело видеть горы мусора в Махачкале. Но я безумно люблю эту республику.

Осенью прошлого года, во время протестов в Ингушетии, я особенно зауважал ингушей, которые показали России пример единения общества. В огромном ночном зикре посреди Магаса участвовали и митингующие, и полицейские. Через полгода местные силовики отказались разгонять демонстрантов, и вместо них это сделала Росгвардия из других регионов.

Я написал больше сотни статей о Северном Кавказе и надеюсь, что мой труд хотя бы немного изменил отношение россиян к региону. Но я никогда не работал над «улучшением имиджа», я просто рассказывал как есть.