Почему фотографии Джока Стёрджеса — это не порнография

Да, его снова закрыли. Джока Стёрджеса, известного фотографа, «певца обнаженной натуры», не дали показать в «центре столице нашей Родины, в трех минутах от Кремля». Последний штамп я повторила из интервью с Антоном Цветковым, главой НКО «Офицеры России», специально чтобы отразить это ощущение неживой речи, отсутствия смыслов, а лишь повторения зазубренных формулировок, будто говорит механический органчик в голове градоначальника из известной повести Салтыкова-Щедрина.

Люди в форме стояли в ряд, блокируя вход на экспозицию. Зрелище напоминало кадры из рэкета 90-х. Действительно, в обход закона, постановлений и вообще какого-то вмешательства государственных органов какие-то люди из какой-то группировки подменяют собой власть, куда-то врываются, что-то штурмуют. Человек, обливающий мочой объекты искусства, был одет в «пацанскую» кожаную куртку из 90-х, и весь внешний вид его был так чужд всему, что можно именовать прекрасным, что казалось, будто воюют две поистине враждебные силы.

В комментариях на странице самой галереи братьев Люмьер граждане усердствуют с употреблением лексики типа «порочность» и «аморально». Обнаженные подростки вызывают у них ужас, страх, непонимание и слепую ярость.

В Москве (где, по разным подсчетам, проживает от 12 до 20 миллионов человек), есть место всему — в том числе цветущему пороку и разврату. Можно позвонить по телефону и вызвать на дом, в гостиницу, в машину кого угодно и для чего угодно. С другой стороны, на пляже можно обозревать сколько угодно голых копошащихся в песке детей. То есть запретным является не сам «разврат», а переход его на территорию искусства, эстетизация того, о чем говорить страшно и неудобно. А именно о том, что все мы рождаемся облаченными в телесную оболочку.

Так почему же фотографии с изображением обнаженных детских тел — это шедевр? На то существует несколько причин.

Одной из функций искусства является разговор о прекрасном. С древних времен история визуального искусства была проникнута особым вниманием к обнаженной натуре. В культуре Древней Греции и Рима скульптуры идеальных или близких к идеальным тел, не исключая детей, носили поучительный характер: они представляли пример для подражания и услаждали глаз. Фотографии Стёрджеса в этом смысле в высшей степени прекрасны. В них совершенно все: и тела, и лица, и та обстановка, в которой эти люди живут. Они словно возвышенные существа на фоне природы, которые гораздо больше отрешены от физиологии, чем, например, жирные ангелочки на классических барочных полотнах.

Эти изображения — гораздо больше, чем просто объекты. Здесь мы говорим не просто о «голых детях», а о том, как они изображены, а это не одно и то же. Это еще и камера-посредник, и стиль, и цветовая гамма, и даже структура зерна. Мастерством мы называем именно сочетание всех этих элементов: объектов и формы. И здесь мы видим отменное мастерство.

Маленький тест для людей, не посвященных в таинство фотографии. Попробуйте расслабить взгляд и полностью отрешиться от изображенных объектов. Минуту разглядывайте просто светлые и темные пятна, сочетания линий, движения композиции. Пускай эти пятна и линии заставляют взгляд путешествовать, как по географической карте, или превращаться в непосредственный эмоциональный танец. Если фото вызывает при этом ощущение магической гармонии, значит, речь идет о хорошей фотографии.

Пожалуй, главная отличительная черта работ Стёрджеса — в том, что у зрителя с открытыми глазами и умом они призваны расширять границы познания о мире. Они способны вызывать общественную дискуссию, и именно в этом их главный смысл. То, что выставку с такими фотографиями закрывают, значит только то, что у общества есть непроработанная болезненная тема. И, беря на себя удар морально-этических вояк, эти работы решают важную общественную задачу — определить значимость этой темы для современного мира.

Слово «педофилия» оказалось фаворитом медийных заголовков всего несколько десятков лет назад. До этого детей в сексуальном ключе рассматривали только откровенные психи. Теперь при виде голых детей об этом думают практически все — появляется смутный всесторонний страх. При этом общественная мысль идет в совершенно противоположном направлении. Создавая подсознательный истерический страх перед любой детской телесностью, мы разрушаем сам феномен детства, где нагота не отягощена половой функцией, но является представителем всего того непосредственного, легкого, естественного, что связано с детством.

Получается, эти фотографии, призванные говорить о прекрасном, вскрывают затхлые гнойники общества, отражая все уродливые страхи, живущие в нас самих.

Острота фотографий Стёрджеса, как ни странно, делает искусство в целом более доступным для массового зрителя. Из-за искусственного противостояния, нагнетенного противниками прекрасного, был создан прекрасный инфоповод, который заставил множество людей погуглить имя известного фотографа и наконец-то узнать что-то о фотографии. Тех людей, которые никогда не дошли бы до галереи, лежащей в «самом сердце столицы нашей Родины, в трех минутах от Кремля».

«Какую биографию делают нашему рыжему!» — сказала когда-то Ахматова об аресте Бродского. И была права.