Дороже Уорхола: Как Баския побил три аукционных рекорда

Похоже, в этом году художник Жан-Мишель Баския стал самым продаваемым мертвым художником: за его огромную картину с черепом японский коллекционер заплатил $110,5 миллиона.

«Моя племянница тоже такие картинки рисует!» — можно часто услышать профанные восклицания зрителей на выставках современного искусства. Однако за кажущимися примитивизмом, небрежностью, случайностью кроются гений и уникальность художника. И платят миллионеры не столько за саму картину как объект, сколько за ее аутентичность: за имя художника на ней, а следовательно — за всю его жизнь, а еще больше — за его смерть.

Баския действительно был классической жертвой концепта «live fast, die young». Он погиб в 27 — в возрасте, обозначенном черной меткой в среде музыкантов, художников, поэтов. В этом знаковом возрасте ушли Дженис Джоплин, Джимми Хендрикс, Курт Кобейн, Джим Моррисон. Если пережил 27, дальше можно жить спокойно. Но Баския не пережил.

Сумма его достижений вряд ли может уложиться в его возраст: он успел побыть бездомным граффити-художником, основателем авангардного рок-бэнда, киноактером и, наконец, художником-миллионером, которого пестовал Ларри Гагосян и который несколько лет работал над совместным проектом с Энди Уорхолом.

Баския воплотил красивую мечту человечества о гениальности. Маленький черный принц, которого мама водила по художественным музеям и отдала в арт-школу. Протест был у него в крови: в 18 он убежал из дома отца и стал писать на стенах парадоксальные высказывания вроде «заплати за суп, построй крепость, устрой в ней пожар».

У него было отчетливое чувство стиля и вкуса. Он знал, как оказаться в правильных местах, с правильными людьми. Все хотели с ним дружить. Он не умел пользоваться деньгами и сорил ими. Дописывал картину, вернувшись с вечеринки в костюме от «Армани». Если к нему относились свысока, он разворачивался и уходил. Он мог вылить из окна суп или лапшу на голову неудачливого посетителя, который раскритиковал его картину. При виде его работ публика ныла от восторга, а он позволял себе ходить по своим картинам, так что критики писали, что можно датировать работы по марке обуви, которую он в то время носил.

Он был первым значимым черным художником в истории. А это как первый черный президент, только гораздо производительнее. Он ненавидел расизм. Когда его называли «черным Пикассо», он только молча улыбался в ответ. «Если бы я был белым, вы бы не говорили, что я заперт в подвале, а называли бы меня „художником в резиденции“», — говорил он. Действительно, одна из его первых творческих лабораторий, предоставленных галеристкой, которая в него поверила, располагалась на подвальном этаже. Он принес улицу в свои работы даже позже, когда уже писал на настоящих холстах, а не на найденных на помойке оконных рамах и дверцах от холодильников. Он был неудержим.

Умереть вовремя — очень важно для художника, к этому единогласно подводит практика арт-рынка. Поспешить сделать все, что возможно сделать, за максимально короткий срок, а отдышаться уже на том свете. Баския произвел фурор, но сам не удержался на плаву. Это как плыть на гребне двадцатиметровой волны, а потом захлебнуться апельсиновым соком из соломинки.

Он изначально не был создан для этого мира, хотя и оказался в его центре. Вечеринки, наркотики — почти круглосуточно. Некоторые удивлялись, как он успевал еще и рисовать. Поэтому он хотел уехать. Сначала студия в «Венеции» в Калифорнии. Потом — чтобы «очиститься» от наркотиков — Гаити.

Но его передозировка — это больше, чем случайность. Такие мотыльки сгорают очень быстро. А миру нужны великолепные истории про молодых гениев. Был бы Баския так популярен, доживи он до восьмидесяти?

Почти неразборчивые каракули-письмена, магические знаки, набор культурных кодов — откуда он напитался таким количеством информации? Баския действительно поглощал все с неимоверной жадностью: книги, музыку, даже телевидение. И у него была удивительная способность трансформировать все входящее в финальный продукт.

Очень важными в его творчестве были сочетания изображений с текстом. На его картинах текст часто замалеван или настолько загадочен, что становится скорее символом, чем прямым посланием.
— Что вы хотели этим сказать? — спрашивает у Баския журналист.
— Чем именно?
— Своей работой.
— А если бы вы спросили Майлса Дейвиса, что он хотел сказать звуком своего инструмента?
— Ну, что, например, значит вот этот элемент картины?
— Здесь написано «личи».

У Баския очень много высказываний о социальной несправедливости, контрасте богатства и бедности. Он говорит о черных американцах, возвращаясь к истории рабства. Или доводит до абсурда такое сочетание, как «черный коп». Наверное, поэтому его работы так высоко ценятся коллекционерами: таким образом они могут компенсировать подсознательный стыд за свое сверхбогатство. Потому что на другом конце, по логике, обязательно есть сверхбедность, которую им из окон своих дворцов не видно. Так пусть картины Баския будут этим искусственным окном. Покупка картин — это вера в гения, в симпатичного чернокожего мальчугана, выбравшегося в сверхзвезды. Это компенсация за то, что все обладатели этих картин — представители белокожей расы.

Чтобы бороться с плагиатом, был создан даже целый комитет подлинности работ Баския, который за $100 предоставлял соответствующий сертификат. Один художник сел в тюрьму за то, что попытался загнать галеристам собственноручно произведенные фальшивки. Ирония в том, что вторым Баския стать невозможно, но именно странная и кривая логика арт-мира толкает художников на преступления: выдать свое (произведение живого художника) за чужое (произведение художника мертвого), потому что второе стоит гораздо дороже.

Покупатель картины Баския из последних новостей настолько же не случаен, насколько не случаен автор картины. Он — миллионер-японец, но выходец из такой же среды американских рок-звезд. Организовал онлайн-магазин, чтобы просто продавать собственные пластинки, и дело начало расти как на дрожжах. Ему 41, и, возможно, такими покупками он тоже пытается очистить совесть: что он уже слишком стар и богат, чтобы умереть молодым, как Баския.