В постели с Трейси Эмин

Трейси Эмин обладает неким угрожающим, пиратским шармом. В глазах хитрость, кураж и пронизывающая сила — темная и опасная. Можно подумать, что Трейси истерична, но скорее она радикально эмоциональна. В тринадцать лет ее изнасиловали.

Ей не нужны наркотики и алкоголь, чтобы стимулировать воображение, — наоборот, ими она притормаживает свою энергию. Если бы в 1997 году она пришла трезвой на телевизионное шоу, посвященное обсуждению премии Тернера, то еще неизвестно, чем бы оно закончилось. А так Эмин просто плюнула на разговоры об искусстве и ушла.

Женский опыт вместо живописи

Трейси начинала как живописец — подражала Шиле, Мунку. Отчасти на нее влиял бойфренд, чокнутый человек-панк-оркестр Билли Чайлдиш, который рисовал, сочинял музыку, играл на всех инструментах, был фотографом, поэтом и писателем. Билли слишком странен для широкой публики, но музыкальная элита его обожает. Он немного психологически подавлял Трейси, но в конце концов они расстались. Эмин прокричала ему: «Твоя живопись застряла, ты застрял! Застрял! Застрял! Застрял! (Your paintings are stuck, you are stuck! Stuck! Stuck! Stuck!)» Так к движению Чайлдиша против концептуализма за традиционную живопись приклеилось название «стакизм».

Ее головокружительная художественная карьера началась с трагедии. Художница забеременела. Она собиралась сделать аборт, но не успела: случился выкидыш. В состоянии глубокой депрессии, «эмоционального суицида», она уничтожила все свои картины.

Впоследствии это позволило Эмин выступить с весьма оригинальным проектом «Моя главная ретроспектива». Она выставила фотографии уже несуществующих картин и рисунков, представила публике кучу личных, даже интимных вещей, связанных с разными периодами ее жизни. Особое любопытство вызвала смятая пачка сигарет, которую сжал ее отец в момент, когда насмерть разбился в автомобильной катастрофе.

Это был первый опыт представления личной жизни как художественной практики. Он оказался удачным. Критики активно поддержали художницу, особенно женщины. Им казалось, что Трейси совершила прорыв в гендерном отношении: что наконец женский интимный опыт превратился из чего-то закрытого в общественное, доступное и значимое.

Женский интимный опыт превратился из чего-то закрытого в общественное, доступное и значимое.

Эмин понесло. Некоторое время она живет в хижине на пляже с художником Карлом Фридманом и тут же делает из этой хижины инсталляцию под названием «Последнее, что я сказала тебе, — это не оставляй меня здесь». Немного плаксиво, но откровенность и искренность, с которыми художница преподносит свои чувства, подкупают.

Следующий проект Трейси Эмин назывался «Все, с кем я спала в 1965—1995». В понятие «спала» она включила не только сексуальных партнеров и партнерш, но и близких родственников, неродившихся детей. Не имеет значения, был ли это секс или просто сон в обнимку: это люди, которых она любила, которым доверяла, была с ними близка, — они оставили в ее сердце глубокий след. Их именами художница украсила стены внутри палатки. Надписи, правда, напоминают те, что оставляют туристы — вроде «здесь был Джон».

Кровать депрессии

Апогеем демонстрации публике личных проблем стала инсталляция «Моя кровать». Собственно, это кровать Трейси с неприятными желтоватыми разводами на мятых простынях, использованными презервативами, пустыми пачками сигарет, заношенными трусами с пятнами менструальной крови, пустыми бутылками из-под русской водки, противозачаточными таблетками. В этой кровати, как утверждает художница, она провела несколько тяжелых дней во время приступа депрессии. Постель рассказывает, как бедная женщина безудержно пила, занималась сексом с кем попало, мочилась под себя и забывалась тяжелым сном.

Произведение вызывало у зрителей чувство омерзения и тошноты, кто-то говорил о брезгливости, кто-то ехидно посмеивался. Однако в 1999 году Трейси присудили премию Тернера, а миллиардер Чарльз Саатчи купил «Мою кровать» за 150 тысяч фунтов — с тем, чтобы через некоторое время продать ее на аукционе уже за 2,5 миллиона. Билли Чайлдиш иронично заявил, что у него в кладовке хранится точно такая же кровать Эмин и он готов ее продать любому за 20 тысяч фунтов.

Критики же были в восторге. Лиз Хоггард писала, что работа Эмин была шокирующей и, следовательно, невероятно важной, потому что «она сломала так много табу в плане трактовки женской телесности, сексуальности, стыда». Работа исследует общий опыт депрессии через очень интимную призму, она как экспонат выставляет свое одиночество и тоску. Когда кровать показывали ​​в галерее Тейт во второй раз, в 2015-м, Эмин с грустью констатировала: «Еще в 90-е годы все было очень круто и шокировало публику, а теперь, я надеюсь, 15 лет спустя люди наконец увидят в этом произведении портрет молодой одинокой женщины и то, как время поражает всех нас».

«Моя кровать» рисует важное различие между демонстрацией и представлением. Этот объект — не изображение предмета, как его представляет живопись или скульптура. Это сам объект, который в то же время является искусством. Если у Дюшана писсуар был назван «Фонтаном» и как бы поменял свою суть, у Эмин кровать осталась кроватью, и вся грязь была ее грязью и демонстрировалась как ее грязь и мусор. Скомканные испачканные простыни валяются на кровати как поверженные знамена Трейси Эмин, проигравшей битву за счастье.

Скомканные испачканные простыни валяются на кровати как поверженные знамена Трейси Эмин, проигравшей битву за счастье.

Тот, кто не бросит

В светящемся проекте «Неон» Трейси вновь заговорила про секс и любовь, которой нет. Светящиеся надписи и контурные изображения напоминали рекламу магазинов и публичных домов. Тексты гласили: «Легален ли анальный секс?», «Ты забыл поцеловать мою душу», «Ты любил меня, как дальнюю звезду».

В конце концов уставшая от постоянного напряжения, выставок, поездок и бесконечных разговоров Трейси решает выйти замуж за камень. «На холме с видом на море есть очень красивый камень, и он никуда не собирается. Он останется там и будет всегда меня ждать», — заявила Трейси Эмин. Камень, по ее словам, «красив, это палеолит, он монументален, он полон достоинства, он никогда меня не подведет. Он никуда не денется: это метафора того, как я предпочитаю жить. Я предпочитаю быть одинокой, делать все, что хочу и как я хочу это делать… Если мне очень плохо, я не уверена, я думаю об этом камне, и это заставляет меня чувствовать себя лучше».

Свадьбу сыграли летом 2015 года в садике рядом с домом Трейси на юге Франции. Вместо подвенечного платья художница надела погребальный саван своего отца.

Вместо подвенечного платья художница надела погребальный саван своего отца.

Многие обвиняли Эмин в нарциссизме, но она не соглашалась с такой оценкой: Трейси просто демонстрировала свою интимную жизнь как искусство. Художница создала множество произведений, но на самом деле это была одна работа под названием «До чего же я одинока!», создание которой растянулось на десятилетия.

«Я пыталась заинтересовать зрителей и особенно зрительниц откровенными нежностью и слабостью, а после — неожиданностью действий», — признается Эмин. И это ей удалось. Сейчас Трейси одна из самых влиятельных художников в мире современного искусства.