Почему это шедевр

Вкус свободы и дух застоя: «Либертуха» Анатоля Степаненко

Анатоль Степаненко оказался в историческом зазоре между шестидесятниками и художниками лихих 90-х — и потому остался без внимания. Таня Жмурко уверена, что зря. Она рассказывает о художнике, который одним из первых на украинской арт-сцене начал активно прибегать к фотографии, инсталляции и перформансам.

Об Анатоле Степаненко можно сказать, что он существует в зазоре «между». Не будучи формально привязанным ни к поколению шестидесятников, ни к независимым художникам 90-м, он незаслуженно затерялся в шумихе популярных проектов и выставок последних лет. Несмотря на это, искусство Степаненко острее и чувственнее выражает сложную эпоху застоя, вязкости, хрупкости конца 70-х — начала 80-х: подчеркнуто беспросветных и бесконечных дней и ночей поздней совдепии с присущими ей постчернобыльским флером, потерянностью и ощущением бессмысленности происходящего.

В творческом арсенале Степаненко — живопись, графика, фотография, пространственные инсталляции, а также кураторские проекты и полнометражные фильмы. В нем удивительным образом сосуществуют несколько ипостасей, порой взаимоисключающих. Это и полубезумный художник-ботаник, выращивающий в своей мастерской странные биоморфные объекты, и методичный художник-коллекционер, собирающий на улице всевозможные предметы — перья птиц, сухие листья, газетные вырезки, старые банкноты, случайные фотографии, — чтобы аккуратно поместить все это в свои инсталляции.

Его творчество стоит у истоков украинского современного искусства. Как вспоминает Влодко Кауфман, Степаненко реализовывал свои проекты, когда само слово «перформанс» «еще не вошло в украинскую лексику и никому ни о чем не говорило». К таким перформансам можно отнести выбрасывание проигрывающего советский гимн радио из окна общежития во Львове или стояние на одной ноге с цветком в зубах — хотя тогда это было скорее протестом против однообразных будней, нежели осознанными художественными жестами.

Анатоль Степаненко, 2011 год. Фотография Анны Войтенко

«Либертуха» студенчества

Учеба и формирование Степаненко выпало на конец 60-х, когда в воздухе еще не рассеялся флер хрущевской оттепели, а вместе с ним обещанная и по-прежнему недостижимая свобода. В 1967 году художник окончил Киевский художественно-промышленный техникум, находящийся на территории Киево-Печерской лавры. По воспоминаниям художника, «учеба проходила в атмосфере полной свободы, заряда от которой хватило на всю жизнь». Сам Степаненко называл ее «либертуха» и тщетно искал в совсем другом, изменившемся времени.

После учебы была служба на флоте, дававшаяся художнику особенно тяжело и казавшаяся полной абсурда и бессмыслицы. Именно там Степаненко начал писать свой дневник, придумав для него особый шрифт — «тайнопись». Похожие на иероглифы каллиграфические символы со временем станут неотъемлемой частью творчества художника: он будет наносить их на обнаженные человеческие тела, самодельную бумагу, живописное полотно.

Продолжая свои вынужденно прерванные творческие поиски, Степаненко становится студентом Львовского института декоративно-прикладного искусства, а окончив его, направляется в Москву, где учится на Высших режиссерских и сценарных курсах в мастерской Андрея Тарковского. Как режиссер в конце 1980-х на киевской киностудии Александра Довженко снимает несколько фильмов, среди которых «Полная луна» по мотивам романа Валерия Шевчука «Панна Сотникова» и «Часовщик и курица» по мотивам пьесы Ивана Кочерги.

Режиссерский опыт оказал большое влияние на творчество художника, отразившись впоследствии в пространственных инсталляциях, сделанных для определенного места, — это было бесспорным ноу-хау для украинского искусства того времени. Однако художник вспоминает, что без возможности продолжать заниматься режиссурой он чувствовал себя «как с отрезанными конечностями».

Художник вспоминает, что без возможности продолжать заниматься режиссурой он чувствовал себя «как с отрезанными конечностями».

позже реорганизованный в Киевский государственный институт декоративно-прикладного искусства и дизайна имени Михаила Бойчука

сегодня — Львовская национальная академия искусств

«Дерево». Site-specific installation. Акция «Киево-Могилянская академия», 1993 год

Сумерки и руины

Параллельно с кино Степаненко увлекается фотографией. Активно экспериментируя с формой и цветом, художник накладывает несколько экспозиций на один слайд, получая неожиданный эффект. Из его ранних работ особо запоминаются серии «Глубокая синь» и «Юлия в печали», объединенные схожей идеей. Используя эстетику нуара, с доминирующими синим и лиловым цветами, художник тонко улавливает атмосферу томного, тоскливого, вязкого времени конца 80-х.

Изломанные ракурсы, распадающиеся при детальном рассмотрении силуэты и фрагменты улиц пропитаны мрачноватой меланхолией. Обычные советские будни, случайно пойманные на пленку, в объективе Степаненко преображаются, приобретая странную поэтику. Его работы вовсе не о социальных нормах и житейских иллюзиях (хотя они тут однозначно присутствуют) — но о странном безвременье, застревании, отсутствии четких координат, которые позволили бы определить время и место. Это истории о городе и человеке, заблудившемся в его лабиринтах.

Обычные советские будни, случайно пойманные на пленку, в объективе Степаненко преображаются, приобретая странную поэтику.

«Юлия в печали». Фотосерия, 1985 год
«Юлия в печали». Фотосерия, 1985 год
«Глубокая синь». Фотосерия, конец 1980-х годов
«Глубокая синь». Фотосерия, конец 1980-х годов

В начале 90-х Анатоль Степаненко активно пробует себя в роли куратора, отыскивая нетипичные и непригодные на первый взгляд для выставок помещения. В частности, он преобразовывает в выставочное пространство заброшенное помещение киевской крепости Косой капонир, служившее в советские времена то политической тюрьмой, то Музеем революции. А в помещении Староакадемического корпуса, бывшего монастыря XVIII века, он организует нашумевшую трехдневную акцию «Киево-Могилянская академия». Впоследствии это здание превратится в известную киевскую галерею «Центр современного искусства Сороса».

Поиски и освоение альтернативных пространств для презентации искусства были оправданы настроениями 90-х. Так выражалось желание отойти от новомодных «стерильных» галерей, появлявшихся по примеру европейских, а также от государственных выставочных залов с присущим им формально-идеологическим налетом. А вот архитектурные руины, в которые превратились исторические здания, как нельзя лучше характеризовали новое время с его заброшенностью, забытой историей, борьбой памятников и стиранием памяти.

К этой теме в украинском современном искусстве художники повсеместно обратятся немного позже, но Степаненко будет одним из первых, кто начал уделять внимание этим непростым историческим переплетениям и развивать в Украине энвайронментальное искусство.

Без названия. Site-specific installation. Акция Киево-Могилянская академия. 1993
Без названия. Site-specific installation. Акция «Киево-Могилянская академия», 1993 год

Чернобыльские гены

В середине 90-х Степаненко начинает, наверное, одну из самых необычных своих серий «Аккадские песиголовцы». Это органические скульптуры, выращенные из пчелиных сот методом биосинтеза.Полуживотные-полубоги, химеры Степаненко похожи на морды собак с гигантскими ушами. Их зооморфная форма и имена отсылают к шумеро-аккадской мифологии, когда богов изображали в виде животных, наделяя их диковинными чертами и могущественной силой.

Выращенные в обычной мастерской, монстры Степаненко напоминают об экспериментах генной инженерии, особо популярных в 90-е (достаточно вспомнить нашумевшую историю овечки Долли и ряд других скандальных экспериментов, которыми полнилось информационное пространство того времени). В то же время «Песиголовцы» вызывают ассоциации с чернобыльскими химерами, ставшими неотъемлемой частью коллективного бессознательного постсоветского общества.

«Аккадские песиголовцы». Интерактивный биоморфный скульптурный объект. Воск, соты. Серия, 1996—2006 годы

Творчество Анатоля Степаненко, бесспорно, имело большое влияние на современное украинское искусство, определив многие направления и темы для будущего. Но, возможно, оно оказалось слишком хрупким и чутким для новых реалий.

Со временем «либертуха», к которой так упорно стремился художник, сменилась общим смятением. В новой, постсоветской реальности работали уже совсем другие правила, развеяв последние надежды на ее поимку.

В статье использованы фотографии, предоставленные автором, и материалы Исследовательской платформы PinchukArtCentre

Из серии Transmutacia_N. Черно-белая печать на фототкани. 1987 год
Из серии Transmutacia_N. Черно-белая печать на фототкани. 1987 год

Новое и лучшее

36 917

8 432

10 223
10 483

Больше материалов