Андрей Сагайдаковский: Инструкция к прочтению

Андрей Сагайдаковский — яркий украинский художник, начавший работать в 1980-е. Он был учеником двух легендарных львовских художников — Карла Зверинского и Романа Сельського: у одного Сагайдаковский взял цвет, а у другого — композицию.

Родился он в 1957 году в семье архитектора и учительницы немецкого языка. Отец, по словам Сагайдаковского, «пачкал акварели», мама также «пачкала», только любительски. Художник рос в хулиганском районе Львова, где дети кидали друг в друга камнями. Сам он тоже кидал, пока семья не переехала в другой район. В юности Андрей «хипповал»: носил длинные волосы, штаны клеш, а на портфеле сделал надписи с изображением Rolling Stones и The Beatles.

По требованию отца Сагайдаковский окончил архитектурное отделение «Львовской политехники», отец же устроил его на первую работу в «Гипроград». Там он просидел «от звонка до звонка» целых два года, занимаясь искусством на выходных. Оттуда Сагайдаковский перешел в более свободное «Бюро естетики» в «Политехнике», а во второй половине 80-х — в сквот в Фурманном переулке в Москве.

С 1980-х художник принимал участие в выставках: его работы были показаны в Киеве, Москве, Париже, Риме, Варшаве, Токио. Когда картины не продавались и нужно было заработать деньги — рисовал иконы (как признается сам — любительски).

Поиск баланса

Сагайдаковский создает работы, в которых будничная жизнь становится чем-то метафизическим, метафорой политических изменений и социальных отношений. Одна из самых известных работ львовского художника, «Без названия», для неподготовленного зрителя выглядит как груда ненужных вещей, собранных в одном пространстве. Центральную часть работы занимает стул, из которого торчит кусок бревна. Стул вот-вот рухнет — и кажется, следом по принципу домино полетит к чертям все остальное.

Впервые показанная в 1989-м, эта инсталляция была представлена в 1993 году в Варшаве и в 2011 году — в Днепре. Каждый раз она трансформировалась и обрастала новыми деталями. Например, в Днепре художник нарисовал вокруг инсталляции круг, чтобы зрители не подходили проверять, устойчив стул или нет.

В Варшаве работа была размещена в отдельной комнате и, как вспоминает львовский исследователь Богдан Шумилович, точно воспроизводила атмосферу мастерской художника: всюду лежали старые немецкие и польские книги, играл граммофон. Стены комнаты были окрашены красным виноградным соком, и спустя время на стене стала образовываться плесень. Пол был залит сахарной водой, так что, проходя по комнате, человек прилипал к нему. «Нестабильный стул» снова оказался по центру, но в этот раз рядом с ним на стене висел прибитый металлическим штырем стол, а на другой стене — ковер. Освещала комнату едва горящая лампочка.

В фильме Андрея Боярова Didu об Андрее Сагайдаковском можно увидеть его мастерскую — она действительно выглядела именно так: нужные и ненужные вещи, книги, оконченные и неоконченные работы, стены — все это представляет собой одну тотальную инсталляцию.

Вспоминая ее, куратор варшавской выставки Ежи Онух говорил, что художник хотел «ухватить момент распада мира». Инсталляция Сагайдаковского отсылает к переходному периоду 1990-х, когда рушилась старая система и общество оказалось между прошлым и еще не сформировавшимся будущим. Ожидание, нестабильность, подвешенность решений и действий — все это было перманентным состоянием начала 90-х.

Художник хотел «ухватить момент распада мира».

Буддизм и дефлорация

Выставку «Дефлорация» художник называет значительной и самой важной. Она была организована четырьмя художниками — Андрем Сагайдаковским, Игорем Шульевым, Платоном Сильвестровым и Александром Замковским. Выставка проходила в музее Ленина еще до того, как памятник был снесен.

В разговоре с Анатолием Звижинским художник идеализирует не только выставку, но и сами работы, показанные на ней: мол, все, что было после, уже не такое точное и не такое хорошее. А эта — была этапной. И выставка действительно стала знаковой.

«В воздухе ощущался конец „совка“, а Жора Косован, у которого была галерея на улице Ивана Франко, знал директора музея Ленина, говорит нам: „Давайте, пацаны, что-то там замутим“. Ну мы взяли и замутили, все сами там монтировали. Думали, как же это назвать. Да что тут думать? „Дефлорация“ — и тут же „задефлорировали“ помещение», — рассказывает в одном из интервью художник. Дефлорация — это техническая «потеря девственности», которая может происходить не только при первом половом акте, но и от случайных ударов или во время специальной операции.

«Думали, как же это назвать. Да что тут думать? „Дефлорация“ — и тут же „задефлорировали“ помещение».

Экспозицию создавал Георгий Косован. Все участники получили по залу, кроме Сагайдаковского, — ему достались последние два.

«У Замковского были работы на газетах, где он нарисовал члены. Платонида (Сильвестров) делал инсталляции и выставил еще живописные работы. Шуля (Шульев) — живопись. Мне самому интересно было на все это посмотреть. В мастерской рисуешь, воротишь работу и не видишь ее, а здесь было интересно — как они одновременно будут плясать. Это было сделано с чистого листа, спонтанно сделано, а спонтанно — оно всегда хорошо, оно невымученное», — вспоминает художник. Каждый зал, по его словам, был отдельным миром.

«После нас музей Ленина недолго просуществовал. И мы горды, что приложили руку к его закрытию. Это была единственная такая лаконичная, компактная, чистая выставка. Без всяких наворотов. Этапная для Львова. После нее здесь ничего подобного не было», — добавляет он.

В 2015 году Станислав Силантьев провел в Киеве ретроспективу «Дефлорация: история без истории», с фотографиями и архивными документами. Сами работы Сагайдаковского включить не удалось — художник не печется о них, не знает, где они и в каких коллекциях. Такое небрежное отношение связано с его «буддистским» подходом к жизни: я живу тут и сейчас.

«Завтра будем счастливы»

Визитной карточкой Сагайдаковского стала живопись на придверных ковриках. Сам художник рассказывает, что к этому материалу он обратился тогда, когда начался кризис и покупать холсты оказалось очень дорогим удовольствием. Однажды он пришел в мастерскую, посмотрел на коврик у двери и подумал: почему нет.

Позже материал стал вести его сам, стал диктовать те или иные решения. Например, в работе «Полубог» на коврике видна небольшая дырка — прямо на теле героя. «Я б не сделал лучше, чем это сделала мышь», — комментирует автор.

Однажды он пришел в мастерскую, посмотрел на коврик у двери и подумал: почему нет.

Искусствоведы отмечают в работах Сагайдаковского «правду жизни», граничащую с тонкой иронией. Часто они очень буквальны и просты. Когда у художника начали спрашивать, что изображено на той или иной картине, он стал писать на холстах: «По воде не ходи», «Ходи ровно», «Завтра будем счастливы», «Ноги», «Без супа нет обеда», «Небо». С одной стороны, это насмешка над искусствоведами и кураторами, которые придумывают вал смыслов, не всегда соответствующих реальности. Но в буквальности и простоте работ Сагайдаковского действительно можно усмотреть множество метафор современности. Например, «Держи ноги в тепле» может быть прочитана дословно (на ней изображен ребенок в носках), а может — как метафора о том, что нужно заботиться о собственном быте.

Искусствоведы отмечают в работах Сагайдаковского «правду жизни».

Те, кого изображал художник, — простые обыватели, случайные люди, которые проходили мимо, оказались рядом. Немые, слепые, беззубые, зевающие, грызущие ногти. Часто их тело выглядит скукоженным или будто застигнутым врасплох при каком-то домашнем деле.

Как и для многих художников западного региона, для Сагайдаковского важен пейзаж: у него это природные ландшафты, панорамы леса и горизонты. В пейзаже сосредоточено все — отношение человека к миру и к себе, любовь к красоте, привычки и ритуалы, счастье проживания жизни.

«Какой это кайф, прийти в свой подвал»

Про Андрея Сагайдаковского говорят, что он немного отшельник. Это неправда: художник не сторонится людей — наоборот, к нему в мастерскую приходят многие. Но правда в том, что все свое время он проводит во Львове. Его почти невозможно увидеть за пределами города, даже на собственных выставках. Сам он признает, что хоть и жил в разных городах, только во Львове ему действительно хорошо. «Я ходил и ждал, когда тот самолет. Не мог ни о чем другом думать. Боже, какой это кайф, прийти в свой подвал, какой это кайф!»

Подвал — та самая мастерская, которую напоминала инсталляция с нестабильным стулом. Там художник работает с 1986 года и до сих пор, каждое утро до обеда. Иногда все получается быстро, и чтобы написать большую картину, он тратит всего два часа. Если не получается — откладывает на потом, может даже повернуть работу задником, чтобы или вернуться позже, или поставить на ней крест.

Для Сагайдаковского важно, чтобы полотна были «привязаны к земле, иначе они будут пустыми». Какие-то его образы навеяны историей искусства, другие растут из созидания, наблюдения или случайного знакомства. Например, из книг, купленных на раскладках возле памятника Ивану Федорову — культовой барахолке во Львове.

О своем творчестве художник говорит так: «Это единственная сфера, в которой человек чувствует себя свободным. По крайней мере, я. Для меня свобода — в квадрате холста. Это, конечно, такая спекулятивная свобода, но свобода. И в этом есть смысл. Чтобы я чувствовал себя человеком, а не двуногим существом. Здесь моя сфера, и я здесь царь и бог».

Фото: Арт-центр Павла Гудимова «Я Галерея», Art Lviv Online, Коллекция Татьяны и Бориса Гриневых.