Нет, это не вульва: История Джорджии О’Кифф

Американская художница Джорджия О’Кифф описала свой метод работы над картинами так: «как можно красивее заполнить пустое пространство». Почти буддистский подход к живописи позволил ей избежать изображения людей. Абстрактные пейзажи и гигантские, словно выведенные на авансцену цветы стали известны всему миру. Хотя путь к этой визуальной простоте и лаконичности был непростым.

Девочка, которая знала, чего хочет

О’Кифф родилась в 1887 году в штате Висконсин. Ее родители были состоятельными землевладельцами, поэтому, когда семья переехала в Вильямсбург, штат Вирджиния, Джорджия стала учиться в престижной школе для девочек Chatham Hall.

Одноклассница, вспоминая О’Кифф, отмечала: «Самое необычное в ней — абсолютная простота одежды… Эта сильная девочка знала, что ей подходит, и она не променяла бы это ни на что иное».

Первые месяцы в школе О’Кифф занималась музыкой и даже выступала на концертах. Но затем директриса Элизабет Уиллис заметила художественный талант Джорджии, и девочка стала осваивать живопись и рисунок. Будущую художницу мгновенно прозвали «королевой мастерской». Благодаря рекомендациям той же Уиллис после школы О’Кифф поступила в знаменитый Художественный институт Чикаго.

Главное внимание в институте уделялось изучению человеческой фигуры — впервые студентки могли работать с натурщиками-мужчинами. Однако атмосфера вуза, его рутина, строгое академическое преподавание не нравятся Джорджии. Вскоре она решает осваивать страну — начиная с Нью-Йорка.

Все дороги ведут в Нью-Йорк

Карьера художника в Америке практически невозможна без признания богемы Гринвич-Виллидж и денег Верхнего Ист-Сайда. Центром художественной жизни города в 1920-х годах была галерея Альфреда Стиглица «291», где широкой публике показывали самое новое, скандальное и революционное искусство — Родена, Матисса, Тулуз-Лотрека и Пикассо.

О’Кифф попала в эту галерею, даже не пытаясь: без ведома Джорджии ее абстрактные рисунки углем Стиглицу отправила подруга художницы. Фотограф немедленно включил их в групповую экспозицию. Когда О’Кифф услышала об этом, она пошла в галерею с твердым намерением вернуть свои работы. Однако рисунки остались выставленными. Через пятнадцать лет Стиглиц и О’Кифф поженились.

Публика впервые заметила О’Кифф как модель и музу Стиглица: он выставил в галерее свои снимки обнаженной художницы, озаглавленные просто «Женщина». Поток людей, желающих увидеть эти работы, не иссякал несколько месяцев; до этого еще не выставлялись фотографии столь интимные и в то же время мастерские. Однако для О’Кифф позирование было мимолетным занятием — как никогда прежде она была сконцентрирована на своем искусстве.

Для О’Кифф позирование было мимолетным занятием — как никогда прежде она была сконцентрирована на своем искусстве.

Как и Стиглица, ее интересует вертикальность, устремленность вверх, сила и богатство Нью-Йорка — и она начинает писать его небоскребы. Поселившись с мужем на тридцатом этаже отеля Shelton, она методично воспроизводит открывающиеся ей виды. Она утверждала: «Для художника непривычно работать на крыше большого отеля, в самом сердце бурлящего города, но мне кажется, что это именно то, что нужно современному мастеру для стимула. Сегодняшний город — это нечто большое, грандиозное, сложное». Во многом нью-йоркская живопись О’Кифф — это реакция на возбужденный, постоянно пульсирующий энергией город и работы мужа. Пейзажи этого времени — упражнение, поиск собственного художественного языка в рамках большого стиля ар-деко.

«Когда я решилась воплотить в живописи Нью-Йорк, мужчины утверждали, что я сошла с ума, но, не обращая на это внимания, я начала работу», — скажет Джорджия. Этот город был не покоренным художниками — пока О’Кифф не установила на тридцатом этаже свой мольберт. Она смогла изобразить этот мир — вертикальный, пронизанный током, отрицающий ночь. Город финансов и информации, власти и амбиций, трагедий и баснословных денег, мафии и рабочих.

В феврале 1926-го открылась выставка «Пятьдесят новых работ О’Кифф», где главными были пейзажи мегаполиса. Экспозиция имела грандиозный успех. «Никто больше не сомневался в моих новых работах», — заметила Джорджия. Нью-Йорк принял свою художницу.

Еще ближе

Знаменитые цветы О’Кифф революционны по своей художественной структуре. В этих работах появляется известный фотографический прием «close-up», когда все лишнее убирается, позволяя сфокусировать внимание на форме и цвете. Благодаря такому приему даже холсты небольшого размера смотрятся монументально. Эти работы О’Кифф невозможно забыть.

Именно мгновенная узнаваемость живописи, вкупе с жизнью в эпицентре американского искусства, способствовала рыночному успеху. Картина 1932 года Jimson Weed/White Flower No.1 несколько лет назад была продана за 44,4 миллиона долларов — на сегодняшний день это самая дорогая работа, созданная женщиной.

Сама О’Кифф утверждала, что она значительный художник, а не значительная художница. Почти шестьдесят лет она боролась с общепринятым мнением, что ее цветы — это стилизованное изображение вульвы. О’Кифф понимала, что если главной темой ее творчества станет серия, читаемая многими как «цветы / женские половые органы», рынок сведет все ее творчество к этой выгодной формуле. Она пыталась этому сопротивляться, но голос художницы потерялся в хоре интерпретаторов.

В пустыню

В дружеском интервью Энди Уорхол спросил художницу: «Что заставило тебя отправиться в Нью-Мексико?» О’Кифф ответила: «Мой друг отвез меня туда. Он посмотрел на меня и сказал: „Ну, ты много путешествовала по этой стране. Но не видела лучшего. Я покажу тебе самую прекрасную ее часть“. Это был Чарльз Кольер. И мы действительно поехали в Нью-Мексико».

Почти шестьдесят лет она боролась с общепринятым мнением, что ее цветы — это стилизованное изображение вульвы.

Здесь О’Кифф нашла бесконечность и величественную суровость пейзажа. Впервые она рассказала о привязанности к этим видам еще в 1924-м, в письме художнику Артуру Доуву. «Вот бы ты увидел то, что я вижу из окна: земля с розовыми и желтыми склонами на севере, полная бледная луна, которая вот-вот спустится на раннем утреннем лавандовом небе… розовые и пурпурные холмы впереди… зеленые кедры и ощущение большого пространства — это очень красивый мир».

После смерти Стиглица в 1946-м О’Кифф переселилась в Нью-Мексико навсегда. Отказавшись от сиюминутных технических новинок, которыми напичкан Нью-Йорк, она выбрала девственную вечность Нью-Мексико. Именно работы, созданные под синим небом пустыни, станут известны всему миру. Она говорила: «Здесь полработы уже сделано до тебя».

С переездом на ранчо, ставшее ей домом и мастерской, О’Кифф превратилась в фигуру вне времени. По-прежнему одетая в строгие черно-белые наряды, она сделала свою жизнь чередой простых ритуалов: рано вставала, выгуливала собак, завтракала и на старом Ford A отправлялась в пустыню, чтобы целый день рисовать. Затем ужин и еще одна прогулка — и так каждый день.

С переездом на ранчо О’Кифф превратилась в фигуру вне времени.

О’Кифф прожила долгую жизнь — 98 лет. Последние годы (за вычетом двух лет в Санта-Фе) она провела с гончаром Хуаном Гамильтоном. Он был младше художницы на 53 года и стал ее преданным помощником. «Она любила меня, так как я никогда не ставил ее на пьедестал», — утверждает Гамильтон. Понятное желание для художницы, которая больше полувека прожила знаменитой.

Фото: Alfred Stieglitz Collection, Georgia O’Keeffe Museum